«Я – Русская». Почему корочанская писательница критиковала Толстого
«Белгородская правда» рассказывает о прозаике, публицисте, драматурге, первой в России женщине-фольклористе, творившей под именем Надежды Кохановской
Надежда Соханская-Кохановская-
Статья
-
Статья
Статная женщина в пышном платье, с густой копной волос, спокойно смотрит в объектив камеры, слегка приподняв небольшую книжицу. Спустя 150 лет с момента создания этой фотографии лишь специалисты или же продвинутые эрудиты скажут, что она и есть автор этой книги, и назовут её имя.
Путь к читателю
В середине XIX века ценители слова по уровню литературного таланта сравнивали уроженку Корочи Надежду Соханскую, известную под псевдонимом Кохановская, с Гоголем. Но, к великому сожалению, славы, протянувшейся через века, писательница не познала.
На малой родине, однако, Соханскую помнят: её имя носит Корочанская районная библиотека, которая является своего рода центром притяжения для всех, кто интересуется её творчеством.
Справедливости ради отметим, что интерес к нему в последние годы вырос. К юбилею (в марте этого года отметили 200-летие со дня её рождения) вышло два первых тома из семи избранных произведений под редакцией доктора филологических наук ведущего научного сотрудника Института русской литературы (Пушкинского дома) РАН Ольги Фетисенко.
Хочется верить, что общими усилиями новый путь к читателю у Соханской-Кохановской будет счастливее прежнего.
Тем же, кто хочет познакомиться с её книгами, советуем начать с «Автобиографии».
Это чарующее описание России XIX века со смакованием нравов, характеров, быта и отношений обедневшей дворянской семьи, к которой писательница принадлежала. Именно после таких книг влюбляешься в родную историю.
Исключение из правил
Сегодня же мы хотели поговорить о другом: почему красота и образность слога, искренность, умение сводить сюжет, передавать движение души, философски осмысливать каждое явление, которым обладала наша выдающаяся землячка Надежда Кохановская, не помогли ей на пути к славе?
Невезение это или закономерность времени?
Но сначала факт, после которого можно дальше не философствовать: нет ни одного русского писателя-женщины этого периода, что упоминается наряду с именами Толстого, Тургенева, Достоевского.
Надежда Соханская-Кохановская / Фото: В. Я. Лауфферт
Порывшись в энциклопедиях, находим Елену Ган, Евдокию Ростопчину, Елену Водовозову, других, кого в своё время ценили, много и успешно печатали, но потом забыли. Видится в этом, конечно, гендерный заговор, особенно если почитать уничижительные отзывы критиков (разумеется, мужчин) на их творчество.
Всё в нём не так: то написано слишком сладко и эмоционально, то пересушено и пресно, то не понимают писательницы суть народной жизни, то слишком в неё погружаются, то бескомпромиссны в своих убеждениях, то податливы любому влиянию.
Примерно такие отзывы получала и Надежда Кохановская, которую обвиняли в излишней народности и «христианской тенденциозности».
Ностальгия её по «правильным» старинным нравам, традиционному укладу жизни и взгляд на природу человека через призму христианства сильно контрастировали с «революционирующим» обществом.
Фото: Валерия Шатько
Ему‑то необходим был «бунт против ненормальности общественного организма», а она радела за стабильность и преемственность. Всё родное принято было ругать, а она с гордостью заявляла:
«Мой папенька – настоящий малороссиянин, черниговец, но я – Русская (это слово она писала всегда с большой буквы – прим. авт.). Родина моя та же, что и маменькина: Курская губерния, от Корочи в верстах двенадцати, хуторок Весёлый».
С восторгом описывала красоту малой родины, собирала русские песни и сказки, выпустила даже исследование «О русской песне», посвятив его глубокому анализу народной культуры.
«Люблю зиму как Русская; люблю весну и лето как праздник и роскошь любимой природы», – признавалась Кохановская.
С такой же любовью она описывала провинциальный быт «с намерением почерпнуть в нём вдохновение и житейскую мудрость». Эту её русскость признавали и одновременно ставили в упрёк: казалось, она словно не ко времени.
Фото: Валерия Шатько
Не могла смолчать
Но если над взглядами писательницы иронизировали, в литературном таланте Кохановской никто не сомневался.
«В произведениях г-жи Кохановской мы видим то самое художественное и полное слияние литературы с народною поэзией, литературного языка с языком народным, слияние, которое всегда было конечною целью исторического развития нашего языка и словесности и о котором мечтал ещё Пушкин», – отмечал Гиляров-Платонов.
Иван Аксаков, единственный, кто издал при жизни два тома произведений писательницы, признавался:
«Я вижу в вас зарю нового отношения искусства к жизни. Вы первый русский художник, ставший не в отрицательное, а положительное отношение к русской жизни».
Фото: Валерия Шатько
А вот издатель Пётр Плетнёв делится мнением с поэтом Жуковским:
«Автобиография г-жи Соханской есть лучшее, что только явилось у нас оригинального в последние пять лет. Тут исчерпаны все виды красоты и все оттенки русской жизни… Одну из этих тетрадей я препроводил для прочтения к Государыне Императрице, Её Величество разделяет моё мнение».
В 1874-м с большим успехом Надежда Степановна читала своего «Прусса» в большом зале Московского университета. Тогда же на сцене Малого театра поставили её пьесу «Кража невесты», которую публика встретила восторженно. Хотя… часто похвальбы звучали с недвусмысленными намёками, что успех её почти случаен и едва ли надолго. Сейчас такие вещи называют намеренным обесцениванием.
А потом случилось нечто, что сделало имя Кохановской почти скандальным.
Так вышло, что она, бескомпромиссная христианка, замахнулась на самого Льва Толстого: в 1884 году решилась опубликовать протест по поводу его автобиографической «Исповеди» (самиздатовский вариант её «наводнил всю Россию, действует разрушительно, и промолчать о ней нельзя, это будет грехом»).
В этих мемуарах, находясь в депрессии, писатель рассуждал о бессмысленности жизни и допускал суицид. И вообще богохульствовал, выйдя за рамки религиозной этики.
Надежда Степановна себя не сдерживала:
«Ведь это можно сказать, граф, не в басне, а в истину, что сочинитель хуже разбойника. Тот убивает тело, а вы сколько душ убили, совратили их, лишив человеконосного света веры!»
Интересно, что мало кто из современников-мужчин решился противостоять авторитету знаменитости.
Важно, что перед открытой публикацией писательница отправила тетрадь со своими рассуждениями самому графу.
Фото: Валерия Шатько
Конверт Толстой получил, но отвечать не стал. При этом Кохановскую он знал, даже восхищался её повестью «После обеда» (1858), общался с ней лично в гостях у Тютчева. Так что не отписаться с его стороны было как минимум невежливо.
Узнав о своей смертельной болезни, Надежда Степановна решилась опубликовать письмо: не могла в этой ситуации смолчать, мучила её мысль, что кто‑то ставит себя выше Бога и записки Толстого по поводу смысла жизни и добровольном уходе из неё кому‑то навредят.
Такая вот бесхитростная и открытая позиция. Могла ли позволить себе её женщина из российской глубинки в то время, когда мужчины в собраниях всерьёз решали её судьбу?
К примеру, в том же 1884 году в правительстве пытались зарубить всеобщее женское образование, едва набравшее силу, разрешив его только для знатных и богатых: не положено, мол, бабе о грамоте думать, а тем более рассуждать.
Простота сердца
«Дух гимназии помогает». Каково учиться и учить в одном из исторических зданий Корочи
О ценности жизни как высшем промысле Божьем Кохановская знала всё. Она сама – стойкий оловянный солдатик и пример того, как можно выжить благодаря силе веры и, как следствие, духа.
Поступив за казённый счёт (результат мучительных ходатайств её матери) в Харьковский институт благородных девиц, она долгие годы жила, говоря современным языком, в состоянии буллинга со стороны некоторых педагогов, а особенно начальницы института Авдотьи Литинской, которая морально уничтожала бедную девочку. Бесспорно одарённая, лучшая ученица класса, она вынуждена была сидеть на последней парте, словно двоечница, заглядывать из‑за спины в учебники, которые в первую очередь получали юные богачки, и постоянно слушать, что она дрянь, лишь прикидывающаяся тихоней.
«Я боялась ходить, боялась говорить, боялась тронуться с места… Моей детской душе было так грустно, что игры не занимали её… Если бы на одной дороге я встретила Авдотью Григорьевну, а на другой стоял медведь на задних лапах, я бы перекрестилась и пошла на медведя», – так описывала тогдашнее своё состояние Кохановская.
Противостоять унижениям и паническому страху удавалось благодаря горячим молитвам, в которых она просила у Бога… здоровья своим мучителям.
И получала высшее благословение:
«Господь даровал мне в ту пору истинно евангельскую простоту сердца, такое незлобие, которому трудно поверить. Я боялась этих людей, трепетала от их взора; но во мне не было ни тени к ним ненависти, ни зерна злобы».
Уже взрослой она опишет универсальный способ оставаться в ладах с собой и Богом:
«Возьмите тишины, прибавьте внутреннего мира, и пусть только немного помолится душа – и Бог здесь!»
Что же касается житейских трудностей, которые приходилось пройти писательнице, то главное, что они давали, по её убеждению, – терпение.
Несомненно, пережитое отразилось на жизни и творчестве Кохановской. Она была одной из самых милосердных, добропорядочных людей своего времени как в жизни, так и в творчестве. Но не принимала помощь и наставления, за которые её можно было бы упрекнуть.
Гены честолюбия
Эта твёрдость, как и отсутствие стяжательства, желания выскочить вперёд за чужой счёт, у Надежды Степановны была в крови.
Как бывший крепостной из села Удеревка Бирюченского уезда разрешал печатать «Мёртвые души»
«В двенадцатом году и потом, во всех войнах за границею папенька был казначеем. Сотни тысяч прошли через его руки, но благодаря Богу не зацепились в них. Когда маменька была помолвлена, кричали, что она выходит за богача; офицеры клялись, что у него, по крайней мере, 7–10 тысяч. «Это уж так, если б он и не хотел брать, так сами деньги сыпались», а когда маменька приехала, то не нашла и 70 рублей», – так любящая дочь Надежда Кохановская описала благородство и скромность своего отца, Степана Павловича, который скоропостижно умер, когда ей было три года.
Такой же бескорыстной, сверхделикатной бессребреницей была и мать писательницы, Варвара Григорьевна, урождённая Лохвицкая. Кохановская вспоминала для объяснения натуры родительницы весьма характерный случай:
«Бабка хотела ей дать в приданое свою деревню душ в 50, но маменька отказалась. Был жив дядя, у него свои дети – настоящие наследники. Это привело бы к ссорам и неудовольствиям, маменька не захотела».
В характеристиках близких людей кроется весьма важная вещь, которая не давала покоя ни критикам творчества писательницы, ни ей самой: хроническая бедность семьи Соханских. Была она результатом ни лени и легкомыслия, а какой‑то тотальной несчастливости в финансовых делах.
Отец готовился занять полковничью должность формейстера, казалось, семья вот-вот перестанет экономить, но он умер, оставив супругу с тремя малолетними детьми на руках. Все его должники от долгов открещивались, а у вдовы не было денег, чтобы заплатить за чин майорши, который давал бы соответствующую пенсию.
Много лет Варвара Григорьевна судилась за наследное имение, но осталась ни с чем. Купила домик под Харьковом, затеяла пристройку, а он сгорел.
Надежда Кохановская рассматривала своё безденежье в первую очередь как препятствие к образованию и чтению, невозможность покупать учебники, книги и бумагу.
Фото: Валерия Шатько
Но, зная людскую предрасположенность льнуть к богатым и удачливым и сторониться бедных и невезучих, думаем, что счастья ей это положение не прибавляло.
Лишь начав печататься в столичных журналах, она выправила дела. Но самым большим её богатством оказался всё‑таки не домик в харьковской степи, а её архив, статьи, книги.
Что бы там ни говорили, но интерес к творчеству писательницы возродился не случайно. Не став знаменитой в своё время, она пришла в наше, потому что созвучна мыслям россиян о Родине, отношению к вере, пониманием слов «я – русский». И дай бог, сбудутся слова Ивана Аксакова в адрес писательницы:
«Её будут снова читать, когда многих из читаемых теперь забудут».
Справка. Надежда Соханская (1823–1884) родилась в корочанском хуторе Весёлом в обедневшей дворянской семье. Самостоятельно научившись читать в раннем детстве, всё своё время посвящала книгам, которые заменяли ей начальное образование. В 11 лет поступила в Харьковский институт благородных девиц, который окончила с отличием в 1840 году. После чего жила с матерью и братьями на хуторе Макаровка Харьковской губернии до конца жизни. Начала писать под псевдонимом Кохановская, взяв фамилию предка. Первым в её талант поверил издатель Пётр Плетнёв, состоявший в долгой переписке с писательницей.
Впоследствии рецензии на её творчество оставили многие известные писатели, её труды ценили и читали в царской семье. Среди популярных произведений Кохановской – «Старина. Семейная память», «Рой-Феодосий Саввич на спокое» о жизни святителя Иоасафа Белгородского, «Кирила Петров и Настасья Дмитрова» и другие.
В память о знаменитой землячке Центральная библиотека Корочанского района носит имя Н. С. Соханской (Кохановской), где хранится несколько книг писательницы, полученных от её наследников. В Корочанском районном историко-краеведческом музее представлена посвящённая ей экспозиция.
Ольга Бондарева