«Помни путь, который мы прошли». Как архангельский библиотекарь воевал под Белгородом
«Белгородская правда» рассказывает о Константине Грязных, который в годы Великой Отечественной стал чекистом и посвятил защите Отечества всю жизнь
Воины 89-й гвардейской стрелковой дивизии проходят по ул. Попова в освобождённом Белгороде, июля 1943 года-
Статья
-
Статья
Символ Курской битвы – танковое сражение на Прохоровском поле. Однако у других родов войск в этой битве тоже был свой звёздный час. Наши артиллеристы в бою у села Новенькое всего за 40 минут сожгли 28 немецких танков. И вынудили отступить рвущуюся к Обояни стальную армаду.
Про этот уникальный бой белгородским журналистам рассказал в 1999 году Константин Семёнович Грязных. Он прошёл Великую Отечественную войну с первых её дней и до Победы. К сожалению, чекиста, воевавшего на передовой, уже нет среди нас. А его личное дело в архиве Управления ФСБ по Белгородской области засекречено. Но дочь Константина Семёновича – Нина – сохранила вырезки из белгородских газет, напечатавших в конце 1990-х – начале 2000-х несколько рассказанных ветераном эпизодов его боевой биографии.
Согласия никто не спрашивал
Константин Грязных родился в 1920 году в архангельской деревушке, затерявшейся среди лесов и болот. Ходил в школу за 7 км от дома. После семилетки окончил библиотечный техникум в Великом Устюге – этот город известен сейчас как родина Деда Мороза. Работал библиотекарем в Архангельске, но недолго.
В 1939 году Константина призвали в Красную армию и как имеющего среднее образование направили в Ленинградское пехотное училище. 6 июня 1941 года выпускнику Константину Грязных присвоили звание лейтенанта, а 22 июня началась война…
С июля Грязных уже в бою под Смоленском – командиром роты в составе 145-й дивизии. А в августе Константина неожиданно для него самого назначили оперуполномоченным особого отдела 28-й армии.
«Согласия моего никто не спрашивал, заявления никакого я не писал, – вспоминал Константин Семёнович. – Особые отделы комплектовали тогда за счёт офицерского состава и сержантов, имеющих образование не ниже среднего. К работе опера в смысле законодательства подготовлен был каждый офицер, окончивший военное училище. А конкретные задачи мне поставили в двухчасовом инструктаже: поддерживать моральный дух воинов, заботиться, чтобы войска обеспечены были всем необходимым».
Как чекисты подрывали боеспособность немецких войск на Курской дуге
Особист, который батальон или полк обслуживал, это не тыловик, он – на переднем крае. Без особиста в армии и пушку не списывали: надо было удостоверить, что её не бросили где‑то.
Хотя основное, конечно, безопасность, работа против паникёров, изменников, дезертиров, шпионов.
Впрочем, на переднем крае шпионам делать нечего, они в тылу действовали. А паникёры и трусы бывали, конечно.
Но за это Грязных ни одного человека не арестовал:
«Ведь война! Не каждый там сразу героем становится. Бывало, идёт в санчасть один солдат, в руку раненный, а его аж двое сопровождают, оправдываются: «В уставе же написано, что ни в коем случае не бросать раненого». Вот и объясняешь им: «Он такой и сам дойдёт, тут же ходу – с полкилометра». Поговоришь по‑человечески, и возвращаются люди на позиции. За что их расстреливать?»
Что касается изменников, то был такой случай. Только прибыл Грязных в батальон, как из одной батареи приходит солдат и говорит: «У нас в расчёте все хотят изменить родине».
«Спрашиваю: «Почему?» – «А они украинцы, у них семьи в оккупации, они хотят к семьям уйти». Иду к командиру полка, а тот: «Ты не верь, они только что танк подбили». Вместе с парторгом полка сходили в батарею, поговорили, и в дальнейшем никаких эксцессов не было, никто к немцам не перебегал. Я всегда находился в передовых частях, а что делали другие особисты, особенно в тылу, не знаю. Хотя допускаю, что какой‑нибудь оперуполномоченный мог не разобраться в ситуации, и закончилось бы всё это для красноармейцев печально».
Снаряды из тыла врага
События, о которых пойдёт речь, произошли в августе 1941 года севернее города Рославля Смоленской области. В разгар ожесточённых боёв начались перебои с поставкой на передовую снарядов.
На головной артиллерийский склад в районе разъезда Озобичи с заданием выяснить обстановку направили оперуполномоченного Константина Грязных.
А обстановка была такой: на разъезд время от времени налетают немецкие бомбардировщики; охранявшие склад солдаты попрятались кто куда; командир роты охраны растерян, не знает что предпринять. Он обрадовался прибытию чекиста Грязных и попросил его принять командование ротой.
Юный лейтенант собрал роту и приказал загрузить эшелон снарядами.
«По существу, мы тогда уже были в тылу врага, – вспоминал Константин Семёнович. – Однако я знал, что впереди железнодорожный путь пролегает по болотистой местности, а немец тогда по болотам не шёл, только по дорогам. До сих пор не понимаю, как у меня хватило смелости всё это сделать – ведь боевого опыта не было, сам, по сути, мальчишка, а тут ещё сто 20 солдат оказались под командованием».
Эшелон прибыл к месту дислокации наших войск в 30 км от разъезда Озобичи. Его разгрузили, и вечером состав двинулся обратно за новым грузом снарядов:
«Всю ночь, несмотря на усталость, мы грузили ящики со снарядами в наш эшелон. Временами слышалась стрельба и взрывы бомб. С рассветом состав благополучно выехал из Озобичей и прибыл к нашим войскам. Мы разгрузили вагоны и вновь поехали на разъезд. И ещё одну ночь люди работали без сна, чтобы вывезти остатки снарядов».
Через двое суток лейтенант Грязных доложил командованию, что весь головной склад боеприпасов вывезен, потерь нет. За этот подвиг в августе 1941 года Константина Грязных наградили медалью «За отвагу». А вскоре ему присвоили воинское звание старший лейтенант.
Спасительный залп «катюши»
С октября 1941 года Константин Грязных воевал под Москвой. Его назначили оперуполномоченным 21-го гвардейского отдельного миномётного дивизиона БМ-13 артиллерии Резерва Верховного Главнокомандования. Проще говоря, дивизиона «катюш». Вот как это было:
«Зашёл по делам в штаб, а туда, в распоряжение 49-й армии, как раз прибыл командир дивизиона. У него беда – убили оперуполномоченного, он горячится: «Пока опера мне не дадите, в часть не поеду! У меня же секретное оружие!» Я и оказался под рукой у начальства: «Поезжай, временно поработаешь». Артиллерийские данные орудий каждый офицер знает, а вот про «катюши» я узнал, пока с командиром ехали с одной окраины Серпухова до другой».
Дивизион – это 12 «катюш». Их огневая эффективность огромна – один дивизион мог нанести удар, по мощности сравнимый с залпом 12 артиллерийских полков, укомплектованных 152-миллиметровыми гаубицами в количестве 48 штук.
При угрозе попадания в руки противника «катюшу» надлежало взорвать. Для этого под каждой установкой был специальный заряд:
«И у нас случались критические ситуации, но до взрывов дело ни разу не дошло. А вот своих выручали часто. Помню, немецкие танки прут на Каширу. Наш дивизион направили на помощь обороняющимся войскам. И получилось так, что перед Каширой никаких частей, кроме нашего дивизиона, не оказалось. Немецкие танки пошли в нашу сторону, начали нас обстреливать. А мы ответить не можем, потому что в то время разрешение на каждый залп из нового секретного оружия давало только вышестоящее командование. Ни командир дивизиона, ни комиссар, ни начальник штаба такого права не имели».
Советские бойцы едут на реактивном миномёте БМ-13 «Катюша» во время боёв на Курской дуге / Фото: waralbum.ru
Ситуация, по воспоминаниям Грязных, была критическая:
«Катюши» могли попасть в руки врага. И я потребовал бить по танкам. Авторитет чекистов был настолько велик, что мой приказ беспрекословно выполнили. Но до танков было слишком близко, мы бы промахнулись. Под вражеским огнём «катюши» отвели на 2 км и дали несколько залпов. А через пару часов подошёл кавалерийский корпус генерала Белова, и Кашира была спасена».
Константина Семёновича как‑то пригласили на встречу ветеранов воинских частей, сражавшихся под Каширой в ноябре 1941 года. Ехал, волновался: помнят ли? А там:
«Слушай, как ударили вы тогда, так всем фашистам пришёл капут!»
И в письмах бывшие пехотинцы благодарили:
«Спасибо вам, что я жив остался. После вашего залпа у немцев некому стало сдерживать наше наступление под Каширой».
28 танков за 40 минут
В мае 1943 года Константина Грязных назначили оперативным работником особого отдела 483-го истребительно-противотанкового артиллерийского полка.
На вооружении у полка были пушки ЗИС-3 (такую пушку можно сегодня увидеть у музея-диорамы в Белгороде). В ночь на 6 июля полк по тревоге перебросили из‑под Сум, где он стоял в обороне, в село Верхопенье. Началась Курская битва, немцы перешли в наступление и 5 июля прорвали наши позиции.
«До полутысячи танков немцы двинули, какая сила могла их сдержать? – волнуясь, вспоминал те дни Константин Семёнович. – В Верхопенье мы несколько дней охотились за ними: прорываются танки – мы перетягиваем пушки, стреляем с новых позиций. Все: и солдаты, и офицеры – таскаем пушки по ярам. Но танки не пропустили! Тут новый приказ: оборонять село Новенькое».
Прибыли на место – там тихо, спокойно, писк комариный слышен. Но командиров предупредили: завтра утром здесь ожидается наступление гитлеровцев.
Были у немца новые танки – тяжёлые «тигры», средние «пантеры», самоходные орудия «фердинанд»:
«Тигра»‑то мы уже знали, готовились к встрече с ним. Под Ленинградом наши захватили такой танк, исследовали его и все данные «тигриные» сообщили артиллеристам: куда стрелять, где у него уязвимые места. А вот «фердинанд» – полная загадка. Командование полка задумалось: поставить пушки за пехотой, так она может дрогнуть, потери будут большие. Значит, надо нам, артиллеристам, самим встречать фашистские танки».
Основные силы развернули на окраине Новенького. А батарею капитана Алексея Горькова поставили у урочища Толстое, к подножию возвышенности, чтобы у накатывающихся танков мёртвое пространство образовалось, и артиллеристы, подпустив их поближе, ударили бы прямой наводкой. Ведь с дальней дистанции «тигра» из пушки ЗИС-3 не поразишь.
«Наутро после бомбёжки с воздуха фашист именно на этом участке начал наступление: в атаку пошло до 70 танков. Ползут по склону, подставляя уязвимые места. Батарея Горькова открыла по ним шквальный огонь с близкого расстояния. Тут и другие батареи вступили. Длился бой не более 40 минут. Мы подбили 28 немецких танков. Не выдержали немцы, дрогнули, отступили. И потом на этом участке наступать уже не пытались».
В разгар боя на командный пункт полка прибыл командующий артиллерией армии. Сразу после отражения танковой атаки он поехал на батареи.
Отличившихся воинов представил к награждению орденами и медалями. Раненого капитана Горькова – к ордену Красного Знамени.
А вскоре 483-й полк был удостоен звания гвардейского и преобразован в 312-й гвардейский истребительно-противотанковый артполк.
«Разве забудешь!»
В 1943 году в начале августа 312-й гвардейский артиллерийский полк подошёл к Белгороду.
«Это было в районе цементного завода, – вспоминал Константин Семёнович. – Но не стали Везёлку форсировать, а повернули на Томаровку и, проскочив её, пошли дальше на запад. Спустились вниз у Герцовки, освободили Борисовку, Грайворон и пошли на Богодухов. В районе Ахтырки ввязались в сильнейшие бои. Есть у меня фотография комсорга полка Григория Хазанова. Он, когда дарил мне её в 1943 году, так и написал: «Помни путь, который мы прошли». Да разве всё это забудешь?»
Победу капитан Грязных встретил в Берлине. И потом ещё семь лет прослужил в Германии.
Союзники перестали быть таковыми и вели активную шпионскую деятельность на территории, освобождённой нашими войсками. Особое усердие проявляли англичане. Константин Семёнович лично разоблачил двух агентов английской разведки.
В 1946 году дали Константину Грязных краткосрочный отпуск. Поехал домой и в гостинице райцентра случайно встретил свою землячку Глафиру. Вместе учились в школе, затем – в библиотечном техникуме, но в то время не дружили. Как‑то Глаша получила от Кости письмо с фронта – удивилась, отложила да так и не ответила.
А теперь весь отпуск, каждый вечер Константин проводил в доме Глаши.
Семья Грязных / Фото: семейный архив Грязных
«Он такой стеснительный был! Из очень бедной семьи. Костин отец умер в 42 года и оставил шестерых детей, так что беднее их никого в деревне не было, – вспоминала Глафира Павловна. – Мама моя, когда узнала, что я собираюсь замуж, даже засомневалась. Но отчим твёрдо сказал: «Порядочный человек, умница, не хвастун, сам себя не возвеличивает. До него приезжали к нам фронтовики, так, судя по разговорам, без них и война бы не кончилась, а этот всё больше о других рассказывает». Костя спокойный, не пил, не курил, не хулиганил, всегда общественник, его и в техникуме уважали. В общем, справили мы свадьбу».
Супруги Грязных вырастили дочерей Людмилу и Нину.
После Германии Константин Семёнович был начальником оперативного отдела Калмыцкого комитета госбезопасности. А затем его перевели в Белгород. Здесь он служил в управлении ФСБ. На пенсию вышел в 1993 году в звании подполковника. Белгородскую область любил беззаветно, знал её историю много лучше коренных жителей.
«Я ни одного дня не учился чекистскому делу, а прослужил на этом поприще всю жизнь», – с гордостью говорил Константин Семёнович.
За службу Родине он был награждён двумя орденами Отечественной войны, тремя орденами Красной Звезды и двадцатью медалями.
В материале использованы публикации журналистов Людмилы Мартыновой, Инны Воловичёвой, Татьяны Черных, Ирины Маликовой, Андрея Юдина и Александра Ананьева.
Подготовил Виктор Филиппов