До последней пробирки. Как работает лаборатория белгородской областной больницы

Аттракцион «опасно для жизни», шутливо говорит про переезд заместитель главного врача по диагностике Лариса Никонорова. И уже серьёзно добавляет: теперь белгородская лаборатория действительно уникальна, таких в России единицы. Чтобы убедиться в этом, надеваем бахилы, специальный халат и проводим утреннюю смену вместе с врачами и лаборантами.

В рабочей зоне

Рабочая смена у сотрудников лаборатории начинается в восемь утра. Хотя за несколько часов до этого от здания отъезжают медицинские машины. Это курьеры отправляются по шести специально разработанным круговым маршрутам, чтобы забрать биоматериал из всех лечебных учреждений Белгородской области. Первая точка сбора – в 10:00, остальные по графику. Как можно быстрее, приблизительно после часа дня, курьеры должны доставить термоконтейнеры в лабораторию. До этого времени лаборанты обрабатывают тот биоматериал, который получен утром от пациентов областной больницы.

«Наша лаборатория проводит до 50 % всех исследований в Белгородской области, ‒ замечает Лариса Никонорова. – Только за один день мы обследуем около 12 тысяч пациентов. При этом на одного человека может приходиться и несколько пробирок, а это значит, что за день наши сотрудники успевают обработать до 20 тысяч пробирок. Всё это благодаря процессу автоматизации».

Прежде чем войти в так называемую грязную, или заразную зону, где проводят основные исследования, попадаем в раздевалку. Там – длинные ряды шкафчиков, зеркала, санузлы и несколько душевых. Проходим через шлюз. После смены врачи и лаборанты оставляют здесь всю свою рабочую одежду, обязательно принимают душ. Таковы санитарные правила, ведь работать приходится с опасным материалом.

И вот мы в клинико-диагностической лаборатории. Здесь прохладно и комфортно даже в плотном медицинском халате.

«В нашей лаборатории создана уникальнейшая система вентиляции, ‒ комментирует Лариса Борисовна. – Скорость движения воздуха везде одинакова, потоки нигде не смешиваются. Например, у боксов, где изучают ПЦР тесты на ковид и не только, своя вентиляция, оснащённая фильтрами. У нас под крышей для этого целый технический этаж. В каждом помещении ‒ свой микроклимат, идеально отстроены уровни температуры и влажности. Это важно, поскольку работа анализаторов зависит в том числе от температуры. Если она выше 30, приборы просто остановятся. Поэтому следим за этим чётко. И заметьте, никакого постороннего запаха. Чтобы вы понимали, до переезда, когда мы занимали неприспособленные помещения, химические ароматы были весьма ощутимы».

Умные машины

На клинико-диагностическую лабораторию приходится основная масса всех анализов. Прямо сейчас у стола для разбора контейнеров несколько сотрудников принимают пробирки и бумажные бланки. Здесь биоматериал делится на два потока. Одну часть отправляют на специальном лифте на второй этаж в баклабораторию, другая остаётся здесь.

На всех пробирках и бланках – уникальный штрихкод со всей информацией о пациенте и необходимых ему анализах.

«Мы пользуемся специальной лабораторно-информационной системой с 2012 года, ‒ говорит заведующая клинико-диагностической лабораторией областной больницы Людмила Стаценко. – Здесь всё можно узнать по этому штрихкоду. После доставки в лабораторию биоматериал проходит двойной контроль. Направительный бланк сканируется отдельно, а пробирка ‒ отдельно. Затем лаборант ставит пробирки в преаналитический сортер. Его функция – рассортировать их по назначению. Например, собрать в один штатив все пробирки на общий анализ крови, в другой ‒ на гликированный гемоглобин и так далее. Заполненные штативы затем расставляют по приборам».

Мы проходим мимо длинной машины с девятью башнями, или головами, как называют их лаборанты. Это автоматический анализатор, который выполняет общий анализ крови. В каждой такой башне её анализируют по определённым параметрам.

«В день он исследует до четырёх тысяч образцов, – улыбается Людмила Владимировна. ‒ Если результат нормальный, машина сразу выдаёт данные лечащему врачу через компьютерные каналы связи. Если есть патология, кровь проходит более углублённый анализ. По такому же принципу делается и общий анализ мочи».

«Про результаты можно сказать, что они честные, – добавляет Лариса Никонорова. ‒ Если бы это делали вручную, то на результат сильно бы влиял человеческий фактор. К сожалению, это так. Очень многие проводят такие исследования вручную, а это, во первых, долго, во вторых, чревато ошибками. Вот, например, если бы врач гематологического отдела смотрел мазки с клетками крови сам, он мог бы увидеть только 100 клеток. У нас с помощью гематологического сканера видно 2 000. Соответственно, точность анализа совсем другая».

Лариса Борисовна подчёркивает ещё раз: оборудование в лаборатории высококлассное, качество лабораторных тестов – самое точное. А что ещё важнее, эти тесты доступны абсолютно всем.

«Понимаете, 80 % всей диагностики в медицине и во всём мире опирается именно на данные лабораторных исследований, ‒ продолжает она. – И только 20 % на всё остальное. Поэтому врач должен иметь качественный, достоверный тест и на его основании принимать решение о лечении».

Тем временем мы минуем зону гемостаза, где аппарат проверяет кровь на свёртываемость. Дальше уже другая умная машина проводит био­химические исследования на онкомаркеры, витамины и гормоны. Сама открывает, сканирует и сортирует пробирки, сама берёт сыворотку на анализ, перемещает по транспортной линии в анализаторы. Лаборанту остаётся лишь калибровать прибор и конт­ролировать качество.

Лучшее из лучшего

Рядом ещё более замысловатая машина. Незаменимая, уникальная, единственная в области ‒ отзываются о ней сотрудники лаборатории. Она проводит мониторинг лекарственных препаратов для тех пациентов, которые перенесли трансплантацию органов. Этот же прибор делает популярный нынче анализ на антитела к ковиду.

Оборудование в лаборатории самое лучшее из существующего – французское, американское, немецкое, японское.

— Наверное, после начала спецоперации возник­ли проблемы с обслуживанием? ‒ интересуюсь я.

— Есть определённые вопросы, но мы их решаем, – отвечает Никонорова. ‒ Представители компаний, с которыми мы работаем, ещё в феврале заверили, что политика на наши отношения не повлияет. А логистические проблемы они решают оперативно. Хотя и мы в своей работе используем принцип задвоенности, никогда яйца в одну корзину не кладём. Если, например, у какой‑то фирмы возникают проблемы с поставками реагентов, у нас на этот случай заключены договоры с другими производителями. И так во всём.

Перемещаясь между отделами лаборатории, заглядываем и к единственному врачу-паразитологу в Белгородской области Елене Фирсовой. Она показывает нам грязную зону, говорит, что здесь проводят до 40–50 исследований в день на паразитов. Бывают среди них и редчайшие.

«Иногда нам хирурги присылают необычных паразитов, которых нашли во время операций, – говорит Елена Анатольевна и показывает пробирку с тонкими, как нить, червями. ‒ Это дирофилярии, новый вид. У нас в Белгородской области лет 13 как стали регистрировать. Человека заражают инфицированные комары, к которым личинки попадают от собак. Затем паразиты вырастают под кожей или около глаза. Вот окулисты нам и передают потом. С января уже два случая».

Сюда же различных паразитов на исследования направляет и онкодиспансер. И это тот случай, когда пациенты такому диагнозу только рады. Ведь уже на хирургическом столе выясняется, что за раковую опухоль врачи ошибочно приняли паразитов.

Заговорив об онкологии, заходим и в цитологический отдел, где проводят скрининг предраковых заболеваний шейки матки.

«Мы обследуем в год до 100 тысяч женщин, – рассказывает Людмила Стаценко. ‒ Всё в автоматическом режиме. Прибор обрабатывает мазки, сделанные методом жидкостной цитологии. До 300 в день. Врачу остаётся только проанализировать полученный образец при помощи сканера».

«Благодаря прибору мы стали выявлять предраковые заболевания в три раза чаще, ‒ добавляет Никонорова. – Вы представляете, сколько это спасённых женщин».

Бульон для микробов

Особая гордость больницы – бактериологическая лаборатория. Уже полгода сотрудники и лаборанты этого отдела осваивают новую автоматизированную систему, которая позволит ускорить работу в несколько раз.

«Все процессы, которые до этого делали вручную, машина полностью меняет и перестраивает, ‒ говорит Людмила Стаценко. – Принципиально у нас никогда не было автоматизированной бактериологии. Теперь интенсивность работы возросла как минимум в три раза».

Чтобы понять, как выстроен процесс, идём в средоварку. Это чистая зона, где готовят так называемые бульоны для выращивания микроорганизмов.

«У нас есть банки с сухими субстратами, ‒ рассказывает исполняющая обязанности заведующей баклаборатории Валерия Шумакова. – Тут всё как на кухне ‒ взвешиваем смесь по рецепту, смешиваем с водой, готовим в мультиварке, разливочный модуль заполняет чашки Петри. А уже в эту питательную среду мы помещаем какой‑то биоматериал: кровь, мочу, соскоб из зева или раневой поверхности и так далее. Потом ждём от 12 до 48 часов, в зависимости от того, какой микроорганизм может вырасти. Определяем, что у нас получилось. И уже после этого делаем пробы на чувствительность к антибиотикам. Автоматизация позволяет в разы увеличить интенсивность этой работы».

Машина сама распределяет биоматериал по разным средам, отправляет чашки в термостаты и каждые 12 часов фотографирует результат. Эти снимки на компьютере контролирует врач.

В дальнем углу лаборатории высится целая башенка из чашек Петри самых разных цветов. Внутри выросли разнообразные микроорганизмы. Красиво, но опасно. Эти чашки отправят на масс-спектрометр. И умный компьютер за 15 минут идентифицирует выросшую культуру. В базе этого уникального аппарата – 8 тыс. возбудителей. Если выросший микроб патогенный или условно патогенный, уже другой аппарат определяет, какими антибиотиками его можно уничтожить, а значит, вылечить пациента. Он делает это качественно и быстро, его используют в основном для реанимационных больных, например, при сепсисе, когда дорога каждая минута.

Как на подводной лодке

Напоследок заглядываем в генетическую лабораторию. Здесь проводят не менее важную работу. Исследуя хромосомы с помощью микроскопа, их число и структуру, сотрудники этого отдела помогают рождаться на свет здоровым малышам.

«Цитогенетические исследования рекомендовано проходить всем вступающим в брак, ‒ отмечает лабораторный генетик Ольга Рашина. – Некоторые не понимают зачем, говорят, у нас в роду не было никаких отклонений. Но такие вещи могут проявляться и через одно и даже несколько поколений».

Кроме того, в генетической лаборатории обследуют всех новорождённых перинатального центра. А это около 13 тыс. детей в год. На третьи-пятые сутки после рождения медсёстры наносят на специальный бланк несколько пятнышек крови малыша. Генетики изучают её на пять врождённых заболеваний: фенилкетонурию, муковисцидоз, гипотериоз, галактоземию и адреногенитальный синдром.

«Здесь тоже не все понимают для чего, ‒ говорит генетик. – А это очень важно. Ведь, например, распространённая сегодня фенилкетонурия без лечения ведёт к глубокой умственной отсталости. Если же вовремя поставить диагноз, назначить дието­терапию, специальные лечебные смеси, малыш вырастет здоровым, полноценным членом общества».

Из генетической лаборатории снова спускаемся на цокольный этаж, чтобы посмотреть, как утилизируют биоматериалы после исследований.

«Весь отработанный биоматериал сюда спускают на лифтах, ‒ показывает Лариса Никонорова. – Затем его отправляют в автоклав, где при высокой температуре и давлении он превращается в безопасные отходы класса А. И дальше утилизируется как обычный мусор. У нас тут как на подводной лодке ‒ мы полностью автономны».

Однако кровь после обследования уничтожают не сразу, а только через семь дней. Всё это время пробирки с сывороткой хранятся в специальной комнате-холодильнике при температуре 4–6 °С.

«Это очень удобно, – комментирует Никонорова. ‒ Например, сделали анализ пациенту, что‑то нашли, надо ещё раз подтвердить это, а пробирка здесь ещё стоит, можно использовать. В нашей практике такое часто бывает».

С полной отдачей

На первом этаже замечаю на стене несколько сертификатов в рамках.

«Это, можно сказать, оценка нашей работы, – объясняет Людмила Стаценко. ‒ Вот как, по‑вашему, проверить работу аппаратов, достоверно они исследуют или нет? Мы понимаем это благодаря контролю качества. Наша лаборатория участвует в двух таких программах – одна отечественная, другая ‒ международная».