«Саня, Ваня…» – с ними все мы. В белгородском драмтеатре состоялась первая премьера весны

«Дедам моим, бабкам моим…»

Лето 1941-го. В далёкой уральской деревушке живут сёстры Нюра (Юлия Волкова), Саня (Вероника Васильева) и Софья (Валерия Ерошенко). У всех семьи и свои житейские заботы – простая, нелёгкая деревенская жизнь. Самая старшая и многодетная Нюра снова ждёт ребёнка, младшая Соня вместе с мужем Петром (Сергей Купчичев) растят дочь Женю (Наталья Ткаченко) и младенца Витюшу. У Сани с Иваном (Роман Рощин/Антон Блискунов) детей нет, что расстраивает женщину.

Где‑то там – «Уже Минск, всю Беларусь захапали» – идёт война. Страшная Великая Отечественная – «может, ещё и не докатится до нас… война‑то?», – которая затем пройдёт прямо или косвенно через жизнь каждой из героинь. И жизни таких же миллионов мужчин и женщин того времени тоже.

На сцене как символ – своего рода стена памяти из увеличенных подлинных фотографий родственников сотрудников театра. Взрослых – тех, кто воевал на фронте, работал в тылу, пережил оккупацию – и тех, кто застал ту войну ребёнком. 

Владимир Гуркин – драматург, которого вся страна знает по пьесе «Любовь и голуби», родился после Великой Отечественной. Пьесу «Саня, Ваня, с ними Римас», написанную спустя 60 лет после Победы, он посвятил своим дедам – Петру Рудакову, Ивану Краснощёкову, бабкам – Софье, Александре, Анне: «Великим труженицам и матерям, воинам, защитившим Родину нашу от фашизма – вечная светлая память!»

Режиссёр-постановщик спектакля Станислав Мальцев с белгородским драмтеатром работает не впервые. Это пятый спектакль, поставленный им в Белгородской драме, и второе обращение к Владимиру Гуркину. Он рассказал: авторское посвящение, которое предполагает некую реальную основу происходящих в спектакле событий, добавляло постановочной группе ответственности. 

«Здесь совсем другое существование должно было быть артистов, потому что мне хотелось приблизить их лица к зрителю, дать их рассмотреть. Поэтому у нас строится сценография на большой сцене, как на малой. Нет этого объёма сцены, он не давит, и хочется увидеть, рассмотреть, услышать каждого человека», – отмечает Мальцев. 

О любви и о памяти

— Станислав Валерьевич, недавно на встрече с белгородскими зрителями вы рассказали, что поставить «Любовь и голуби», первый ваш спектакль по Гуркину в нашем театре, вас долго уговаривали, потому что «пьеса у всей страны в голове». А как складывалась история со спектаклем «Саня, Ваня, с ними Римас»? – спрашиваем у режиссёра-постановщика.

— Это было полегче, как говорит в начале героиня Вероники Васильевой. Я с Гуркиным уже познакомился поближе. Для меня понятно и тоже близко то, что он посвятил свою последнюю пьесу родным, близким, своим корням. И, собственно говоря, когда мы с актёрами встретились в первый раз здесь, я сказал, что эта история для меня о любви и о памяти. И эти две вещи, на мой взгляд, неразделимы в человеке нормальном. 

— Это ваше первое обращение к пьесе?

— Я делал её уже достаточно давно, но дело в том, что когда тебя пьеса не отпускает, ты возвращаешься к ней через какое‑то время, не сразу. Плюс, конечно, ты понимаешь, в какой труппе ты работаешь, есть ли здесь актёры на эту пьесу. Я предложил несколько названий, но театр выбрал именно эту «Саня, Ваня, с ними Римас». Мне кажется важным говорить сегодня о том поколении, о тех корнях, которые нам сегодня дают силы, чтобы эта корневая система памяти и любви не засохла. Ведь тогда наш «сад», наши «деревья» – наши люди – будут очень прочно стоять на земле. Потому что без этого нет жизни и её продолжения.

…Иван и Пётр ждут с какой‑то неотвратимостью повесток на фронт: «Вон, из Дивьи многих позабирали. А из нашего Ромахино, да ещё васильевских… Как забыли». Вместо этого их едва не арестовывают из‑за конфликта с председателем колхоза. О планирующемся аресте их предупреждает милиционер Римас Патис (Илья Васильев), и они уходят на войну добровольцами. 

Сцена прощания Ивана и Александры глубока и пронзительна. Она и есть описание крепких, стойких силой духа и характерами мужчин и женщин того поколения. Учти, не вернёшься, позволишь страшное чё с собой… сразу в Чусовую за тобой с обрыва… следом», – предупреждает мужа героиня. Не менее эмоционально и ожидание «губистов» Саней, Соней и Женей. Без мужей и отца они вмиг осиротели и ещё не представляют, как им придётся пережить годы войны. 
Но с ними будет рядом Римас. Много воды утечёт, многое изменится в жизни, пройдёт война не для всех без потерь, настанет послевоенная жизнь. И спустя четыре года после Победы домой вернётся Иван, от которого за эти годы жена не получала писем. Вернётся как раз тогда, когда по решению Сани Римас должен остаться с ней уже навсегда. 

И дальше события потребуют выбора от героев спектакля. 

— Кто, по‑вашему, самый противоречивый из них? – задаём вопрос Мальцеву.

— Дело в том, что война, которая прошла между первым и вторым действиями, не только подорвала наш генофонд, но и надорвала очень сильно людскую психологию. И для того чтобы вернуться к нормальной жизни, чтобы снова жить и рожать детей, опять у Гуркина во главе угла – женщина. Они сохранили семьи, эту атмосферу любви, они продолжали жить и рожать детей и хотеть жить дальше. Поэтому самый противоречивый, конечно, Иван. Он пережил эту страшную войну на себе, через себя, и его противоречие – это противоречие самого времени. И, на мой взгляд, это великий подвиг – не только не погибнуть на войне, а сохранить и продолжить жизнь после войны. 

Соединить связь времён

Вероника Васильева в спектакле – Саня. Она призналась: примерить на себя роль, как будто бы имеющую под собой прототипа, было непросто.

«Мы уже сильно отличаемся от людей, живших в то время. Я застала живыми прабабушек, но я их почти не помню. И как предать этот характер настолько, чтобы он был узнаваем для тех, кто застал это поколение людей? Была такая опасность, что люди старшего поколения скажут: «Нет, это не про наших бабушек, не про ту их жизнь». И в этом смысле по крайне мере мне было боязно браться за этот материал», – рассказывает она.

По её словам, вживаясь в роли, им вместе с Валерией Ерошенко и Юлией Волковой было необходимо присвоить себе и темпераменты своих героинь – уральских женщин.

«Я и Лера с Волги, из Саратова, Юля из Ярославля, мы более открытые. И, конечно, приходилось себя усмирять, режиссёр этого просил, потому что менее эмоциональны внешне, переживают все эмоции внутри. И вот мы к этому стремились», – делится артистка.

Долго работали в процессе репетиций и над говором своих героев:

«Мы прямо занимались исследованиями, сибирский говор искали, хотелось передать его более достоверно. Но чем больше мы углублялись в этот материал в своём поиске, тем больше понимали, что говор может быть каким угодно, потому что всё это – наша деревня». 

Говоря о своей роли, она отмечает:

«Это такое посвящение, благодарность и поклон всем женщинам, которые в то время жили – воевали или просто выживали, – которые вырастили наших дедушек, бабушек, родителей, передали нам эту жизнь. Мы приходили на репетиции и приносили свои истории, своих семей, у каждого связанные с тем периодом времени. Это было очень интересным погружением в материал, которое нам очень много дало при работе».

О своей героине, оказавшейся перед выбором – с кем из двух близких мужчин остаться вместе, – Васильева рассуждает так:

«Конечно, по большому счёту ей хотелось бы, чтобы с ней остался её любимый Ваня. Но мы задавались вопросом, и, я думаю, будут и зрительницы спрашивать себя: «Можно ли простить Ивана, в состоянии ли женщина это сделать?» В какие‑то дни я думала: «Столько лет прошло, и ребёнок там, а у них детей не было – по всем больным местам для неё прошлись». А потом всё‑таки понимала, что по‑другому женщины того времени на жизнь смотрели».

Спектакль «Саня, Ваня, с ними Римас» не оставит никого из зрителей равнодушным. История трёх семей заставляет улыбаться, вытирать слёзы, переживать вместе с героями и за них. 

«Все большие авторы очень метафоричны. Но метафора их находится не на уровне умозрительном, а она как будто вплетена в ткань. То есть любой большой писатель – обязательно и поэт, и это аксиома, на мой взгляд. Гуркин, на мой взгляд, тоже оперирует метафорами, в том числе песня, которую он дал от начала и до конца, – это тоже метафора. Поэтому для нас с художником Мариной Шепорнёвой было очень важно, что всё‑таки от быта отталкивается этот материал, но в быту не зависает. Он как бы проходит через образы во времени, и поэтому мы можем на себя, на наше время опрокинуть эту ситуацию, и мы можем её продлить туда, в века, потому что это вечная история. В этом есть общая жизнь, и мы к ней приобщены уже здесь, сейчас, в нашем времени. И соединять вечно разрушаемую связь времён, как говорил Шекспир, – на мой взгляд, такая миссия искусства», – подчёркивает Станислав Мальцев.