Память о прошлом. Сотрудники музея-заповедника собрали данные о судьбе военнопленного

Личная история

Очевидно, что поиски ещё далеко не закончены и работа продолжается. Не так давно были рассекречены некоторые материалы архива Управления Федеральной службы безопасности по Белгородской области. Новые данные обнародовали на сайте музея и опубликовали в районных газетах Прохоровского и Чернянского районов. В 2021 году телеканал «Мир Белогорья» подготовил передачу о Чернянском концлагере и Гусёк-Погореловской трагедии.

Вскоре в музей обратился житель посёлка Прохоровка — Николай Александрович Маслов, посмотревший передачу. Он был знаком с сестрой сожжённого в здании школы Гусёк-Погореловки в 1943 году и неоднократно слышал её рассказы о тех давних днях. Николай Александрович помог организовать встречу с ней.

Фото: waralbum.ru
Как искали виновных в массовом убийстве советских военнопленных в Гусёк-Погореловке

Вся жизнь Марии Панкратьевны Ореховой прошла в хуторе Гагарино Скороднянского района Курской области. Несколько лет жила у дочери в Прохоровке. В свои 92 года она хорошо помнила годы войны, ярко и образно рассказывала о своём старшем брате — Николае Панкратьевиче Гудкове, родившемся в 1923 году.

Большая удача в наши дни встретить очевидца событий 1943 года. Сотрудники музея очень внимательно слушали Марию Панкратьевну. Нам было сложно оставаться равнодушными во время эмоционального рассказа о тяжёлой личной трагедии. Около часа продолжалась беседа, из которой удалось узнать о том, как Николай Панкратьевич оказался в Чернянском концлагере, а позднее был сожжён в Гусёк-Погореловке.

Данная публикация о нашем прошлом, о семье наших земляков и трагедии, которую невозможно забыть. И это не сухие статистические данные или строки скупых донесений о событии. Это простая история, поведанная нам душевно и просто. В ходе беседы Мария Панкратьевна нередко сбивалась, иногда повторялась, порой на её глаза набегали слёзы и беседа прерывалась.

Мария Орехова / Фото: предоставлено пресс-службой музея-заповедника «Прохоровское поле»

Весточка домой

Начинался рассказ с письма брата, которое получили дома. В нём Николай рассказывал о том, как его часть оказалась в окружении и переправлялась через реку. Более двухсот человек на самодельном плоту доплыли до середины реки, но началась бомбардировка и плот был разбит. Многие погибли от ран и осколков, другие утонули. Выжили всего три человека. Что было дальше, известно из других писем. Николай со спасёнными товарищами продолжал участвовать в боях ещё около пяти месяцев. Находясь в окружении, сражались до последнего патрона. Позднее он оказался в плену.

Когда его и других пленных пригнали в лагерь в Чернянке, там уже было около 700 человек. Из лагеря Николай сумел передать весточку домой, что было совсем не просто. Когда военнопленные работали, часовые иногда не отгоняли местных жительниц, жалевших пленных и приносивших им еду — кто яичек принесёт, кто хлеба, кто что может. Николай был местным, ему женщины и подсказали что делать: «Скажи, дом близко, спроси, как передать родным, чтобы они знали, что ты живой, в плену, в Чернянке, может, кто бы пришёл». Задумался Николай — у него оставались дома старенькие родители, сёстры и невеста. Находящемуся в лагере военнопленному было очень важно передать весточку о себе домой, поэтому он последовал доброму совету.

Фото: Нандор Ковач
Из палачей – в герои. Что творили на Белгородчине пособники фашистов из венгерской армии

Вот как об этом вспоминает Мария Панкратьевна: «В хуторах Гагарино и Плющины у жителей забирали молоко, сливали его в большие бидоны и везли в Холодное, а потом в Скородное. Этим путём Николай и передал записку домой с молоканкой — женщиной, которая возила молоко из хутора. Какой тогда народ был! Никто не потерял ни одного письма».

Долгожданная встреча

Однажды из лагеря двое пленных сбежали домой в Старый Оскол. Об этом узнали мадьяры из охраны. Беглецы пришли к семьям с детьми, где их и нашли. Родителей повесили, беглецов и их детей расстреляли, хату сожгли. Напуганы были все жители ближайших домов, сгорело два двора, огонь, крики, страх, лай собак. Вскоре вся Чернянка узнала о произошедшем и о том, как наказали сбежавших из концлагеря.

Ещё одну записку Николай передал домой уже зимой. В ней говорилось о том, что он мог бы убежать и выжить, но боялся за жизнь близких ему людей. Писал и о том, что в воскресенье узники будут ночевать в Скороднянской церкви, куда их пригонят из Чернянки, а потом будут гнать на Прохоровку. Куда дальше — они не знали.

Фото: Государственный архив Белгородской области
Когда жизнь не была жизнью: белгородские архивы рассекретили документы о зверстве фашистов

Мария Панкратьевна, разволновавшись и вытерев набежавшую слезу, продолжила рассказ о дальнейшем развитии событий, о том, что было после получения этой записки: «Переночевали. Мама собиралась, еды приготовили, хлеба напекли. Сумку и невестина мать принесла. Думали, что и товарищам тоже надо будет дать еды, угостить. Мама старая, она шла в лапотках, по‑старушечьи, тогда так было. Отправились в сторону села Холодное, прошли они по шляху к хутору Мочаки. На встречу пошли Нюрка — невеста, родители и младшая сестра». Марию, как старшую, оставили дома присматривать за хозяйством.

Ещё в пути старенькие родители очень устали. У дороги они стали с нетерпением ждать встречу с колонной, в которой должен был идти и Николай. И вот вдали показалась колонна — дождались.

Из воспоминаний: «Родители обрадовались, что смогли найти сына, поговорить и попрощаться с ним. Часовой не прогонял, ничего не сказал, видя общение с идущим в колонне военнопленным, потому что не видел от них угрозы — только старики, девушка и ребёнок. Мама звала сына ласково: «Миколка, Миколенка», не могла насмотреться на него. Колонна медленно продолжала движение, но пленных из неё не выпускали к идущим рядом близким. Довольно долго они так шли и разговаривали. Идти по снегу не было сил, решили (у поворота на х. Мысаки) возвращаться домой. И когда родители хотели уйти, часовой их отпустил, но по какой‑то причине не разрешал уходить девушкам. Тогда невеста Нюрка заплакала, молила и просила отпустить. Сжалился над ними охранник и отпустил перепуганных людей».

Фото: Лилия Ашуркова

Страшное известие

Мария Панкратьевна вспоминает: «Пришли домой в полночь. От волнения и тяжёлого пути мама очень устала, но она была рада, что хоть поглядела на Миколку. Душа на месте. Я спросила: «Мама, какой он стал?», она ответила: «Деточки, он такой вырос большой, в плечах широкий, красивый, чернобровый».

Радость была недолгой. Утром к нам пришли две женщины, родственницы отца из Плющин. Платками увязаны, с покрасневшими от ветра лицами. Вошли в дом и спрашивают: «Вы слышали о том, что случилось? Провожали же вчера сына? Хоть молчи, мать, хоть кричи, а их вчера вечером попалили». Так и ахнули мы все. Подняли крик на всю хату. Отец собрался в дорогу в старенькой шубе и ботинках. Мороз несусветный. Мама за него переживала, всё боялась, что он и сам там останется.

«Осенний лес» на крови. Почему военные преступления не имеют срока давности

Медленно шёл, старый уже человек, пришёл в Гусёк-Погореловку поздно вечером. Увидел кучу тел. Они были навалены один на другого и все стреляные. Много погибших было возле окон, люди выпрыгивали из них, хотели спастись от огня. Вокруг школы стояла вооружённая охрана, вот как от них схорониться? Некоторые, может, и прорвались. Отец трижды обошёл всех погибших, тщательно искал по одежде, что была на Николае, когда они видели его в колонне военнопленных, — голубой бушлат, и штаны тоже голубые. Нашёл одного застреленного погибшего в похожей одежде, но сильно пострадавшего от огня, лицо чёрное, волосы сгорели. Когда вернулся домой, рассказал об этом жене. Мама сильно сокрушалась, она бы точно узнала сыночка по родимому пятнышку за ухом, родинке или любым другим приметам».

Спаслись единицы

В доме Гудковых на хуторе Гагарино позднее побывали выжившие в этой трагедии. Очень запомнился в семье сибиряк. Он много рассказывал о случившемся.

«Здравствуй, моё золотко». О чём писали солдаты с войны

Мария Панкратьевна Орехова вспоминает: «У нас двое ночевали, один из них сибиряк. Он рассказывал, что в школе, располагаясь на ночёвку, те, кто сильнее, захватывали места под стеной, чтобы их не давили в тесноте, а те, кто слабые, были в середине. Они даже не думали, что здание может быть подожжено. И вдруг всё заполыхало. Не смолкали автоматы, в окна полетели гранаты. Они попадали больше всего в тех, кто был в середине. Несколько человек успели выскочить в оконный проём и старались бежать в дыму, чтобы их не было заметно. Беглецов увидели охранники, начали гнаться за ними. Двое успели укрыться у местной жительницы. Она спрятала их на полатях в сарае».

Позднее хозяйка дома забралась на полати и спросила: «Ну, кто живой остался тут? Надо уходить». Сибиряк попросил свою спасительницу о помощи, на дворе зима, снег глубокий и сложно было бы найти дорогу. Женщина подсказала дорогу до ближайшего села. Он долго шёл по снегу, останавливался в хуторах, где добрые люди ему помогали и кормили. В Лисичках рассказали, что в Гагарино в одной семье сын сгорел, посоветовали идти туда и рассказать отцу-матери, что произошло. Так сибиряк и поступил, не остался равнодушен к чужому горю. Мама Николая выходила сибиряка, а пока лечила, всё расспрашивала о сыне. Но так они ничего и не узнали в семье о судьбе Николая. Говорят, что время лечит, но перенести смерть сына мать не смогла. Спустя год после трагедии в возрасте 76 лет она умерла.

Венгерские солдаты у горящего дома в деревне на советско-германском фронте / Фото: waralbum.ru

Помнить о случившемся

На этом рассказ о тех днях завершился. Даже на первый взгляд в нём есть хронологические неточности и факты, нуждающиеся в проверке. Для нас как историков главное значение имеет подтверждение информации из устного источника архивными материалами. На сайте Мемориал мы ввели ставшие известными данные: Гудков Николай Панкратьевич, 1923 г. р., рядовой из х. Гагарино. В документах за 1946 год в графе примечания встречаем запись «был сожжён в Курской области Прохоровского с/с с. Гуськи». В этом же документе говорится о том, что адреса части нет, был в лагере, а позже на место трагедии приходил отец Панкратий Иванович Гудков. Данные списки были составлены на рядовой и сержантский состав Скороднянского района Курской области погибших и пропавших без вести в Великой Отечественной войне. Документ был подготовлен Скороднянским райвоенкомом майором Деевым, в котором он отметил: «Документов, подтверждающих достоверность указанных данных, не сохранилось в связи с тем, что Скороднянский район в течение 1942 и 1943 годов дважды подвергался оккупации немецкими войсками».