Атомный Штирлиц. Уроженец Белгорода называл себя махровым научно-техническим разведчиком

Вместе с нашим земляком в приёмной ЦК ВКП (б) оказалось более сотни будущих выпускников столичных вузов. Они прошли собеседование с какими‑то комиссиями, заполнили анкеты. Им пообещали: «Понадобитесь – вызовут». Через некоторое время вызвали, но не в ЦК, а в здание НКВД ла Лубянке. Владимиру, который учился на последнем курсе, и другим молодым людям объявили, что теперь они сотрудники госбезопасности.

Студент предполагает, а НКВД располагает

О Владимире Барковском впервые услышал от Дмитрия Воробьёва. Ветеран Службы внешней разведки, воспитанник Борисовского детского дома, с которым продолжал поддерживать связи, в том числе и шефские. Во время очередного приезда в нашу область Дмитрий Дмитриевич зашёл в «Белгородскую правду». Результатом стала публикация материала «Победа под грифом «секретно».

Фото: Павел Колядин
Какие почтовые марки выпускали в честь Белгорода и знаменитых белгородцев

Во вводной части мы написали:

«Греческие города до сих пор никак не выяснят, который из них является родиной великого Гомера. А если бы российские города спорили за право считаться родиной Штирлица, то шансы Белгорода оказаться в выигрыше были бы наиболее весомы: именно у нас появился на свет человек, не менее знаменитый, чем Максим Максимович Исаев…»

Причём это не литературный и не кинематографический персонаж, к информации о жизни и уникальной деятельности которого мы обращались потом не раз.

Владимир Барковский родился 16 октября 1913 года в Белгороде. Отец, делопроизводитель земской управы, погиб в Первую мировую войну. Маленький Володя жил с матерью, Екатериной Анатольевной. Не роскошествовали. Осваивая на каникулах разные ремёсла, мальчик наловчился мастерить табуретки, стулья, фанерные чемоданы и даже затейливые игрушки, чтобы продать и выручить деньги на пропитание.

В школе серьёзно увлёкся радиоделом, собрал один из первых в Белгороде ламповых приёмников. А когда стал студентом, в кружке при вузе освоил мотоцикл, в аэроклубе научился пилотировать самолёты и планеры. У него созрело твёрдое решение после института связать судьбу с очень престижной и романтической тогда профессией – стать военным лётчиком. Тем более что его уже приписали в качестве пилота запаса к одному из столичных полков ПВО. Но судьба в одночасье поменяла все планы и направила по совершенно неизведанной стезе – в разведку.

Фото: архив музея регионального УФСБ

Найти своё место

Молодых людей, не дожидаясь, пока они сдадут последние экзамены, на закрытых машинах доставили в подмосковную Балашиху, в Школу особого назначения (ШОН). Отсюда, с курсов разведчиков, Барковского отпустили на защиту дипломной работы. Вернувшись, доложил: вуз окончил с отличием!

Одним из лучших он окончил и ШОН, после чего получил назначение в центральный аппарат внешней разведки. Потом под видом выпускника курсов Международной организации помощи рабочим (МОПР) стажировался в МИДе.

В конце 1940 года Владимира направили в Лондонскую резидентуру, где под крышей дипломата ему предстояло специализироваться на добывании информации по линии научно-технической разведки.

Владимир Барковский во время работы в Лондоне

Вспоминая те годы, Владимир Борисович подчёркивал: 

«Оглядываясь на своё прошлое, могу сказать, что моему поколению молодёжи 1930-х годов было нетрудно вписаться в круг требований, предъявляемых к разведчику, и найти своё место в разведке. К этому нас подводил сам образ жизни молодёжи тех лет. Это были годы, по существу, промышленной революции. Вполне осязаемой была задача преодолеть отсталость страны, опираясь на собственные силы перед лицом злобных нападок и прямого экономического давления на нас со стороны стран Запада. Страна стала походить на гигантскую стройку, а самоотверженный, напряжённый труд стал нормой жизни».

Невидимая война шифров. Как 5-е управление НКГБ СССР добывало ценные сведения о противнике

Сплели сеть заново

Набираться опыта и работать в Лондоне пришлось в очень напряжённых условиях, по 16–18 часов в сутки, при частых воздушных тревогах, под разрывами немецких бомб и прилётами самолётов-снарядов Фау-1 и Фау-2, вспоминал Барковский. Приходилось считаться с настороженностью и даже недружелюбием населения. Причём английские спецслужбы вели интенсивный поиск шпионов – конечно, не только немецких. К тому же в 1939 году лондонская резидентура была упразднена по указанию Лаврентия Берии.

Но, как бы там ни было, в конце 1941 года Центр получил шифровку о том, что полноценная агентурная сеть создана. Подтверждением тому стали начавшие поступать в Москву сообщения. Особая нужда была в информации, способной укрепить боевую мощь страны. Дэну (оперативный псевдоним Барковского) удалось приобрести источники секретнейших сведений о новинках радиолокации, системе защиты кораблей от магнитных мин, разработке и производстве реактивных двигателей, специальном химическом машиностроении…

Известный журналист, писатель и историк спецслужб Николай Долгополов рассказывал на страницах «Российской газеты», что во время встреч Владимир Борисович сам называл себя махровым научно-техническим разведчиком.

Почтовые марки, посвящённые участникам создания ядерного щита России / Фото: архив музея регионального УФСБ

На вес золота

Но наиболее важной миссией нашего земляка за рубежом стала добыча информации по проблемам атомного оружия. На это зарубежные резидентуры были ориентированы ещё в 1940 году. Первыми отозвались «лондонцы».

Ветеран УФСБ России по Белгородской области Вячеслав Рябков собрал немало материалов о Барковском. Некоторые из них экспонируются в музее управления.

Вячеслав Михайлович приводит воспоминания Дмитрия Воробьёва:

«Уже в сентябре 1941 года лондонская резидентура НКВД получила сведения о том, что идея создания атомного оружия приобретает в Англии реальные очертания. От её агента, Джона Кернкросса, поступили документальные данные о том, что английское правительство серьёзно прорабатывает вопрос о создании бомбы большой разрушительной силы. Эти сведения содержались в докладе так называемого Уранового комитета, предназначенном для информации британского кабинета министров о ходе работы по атомной бомбе».

Фото: Олег Гончаренко
Под псевдонимом Ярема. Как Николай Глущенко воевал за Деникина и служил в разведке

Добытые Барковским документы оказались на вес золота. В них были сведения о технологии производства Урана-235, о конструкции заряда атомной бомбы, об исследовательских и научных центрах, намеченных для участия в проекте под кодовым названием «Тьюб эллойс» («Трубный сплав»), о тех, кто в этом проекте занят…

Вплоть до 1944 года, когда у советской разведки появились новые возможности, лондонская резидентура оставалась основным поставщиком информации по ядерному оружию.

А подводя итоги за 1945 год, Центр подсчитал, что по линии научно-технической разведки от Барковского поступило весьма ценных материалов 44 %. Ценных – 14, информационных – 13, малоценных – 0,87 %.