«Запаски» белгородского таксиста. Несколько страничек из писательского блокнота
-
Белгородская правда
-
Белгородская правда
Сергей Мильшин родился в 1969 году в Узбекистане. С 1992 года живёт в Белгороде. В 1987–1989 годах служил в Афганистане рядовым в мотострелковом полку и на артиллерийской заставе. Работал котельщиком и стропальщиком на промышленных предприятиях, корреспондентом областной и корпоративной газет. Окончил Белгородский государственный университет, по образованию филолог. Журналист, писатель. Публиковался в журналах «Литературный факел», «Звонница», «Воин России», «Пограничник», «Роман-журнал XXI век», «Наш современник». Автор 16 книг прозы, шесть из которых опубликованы в московских издательствах.
Бабушка из семинарии
Мне позвонили, когда я ещё подвозил предыдущего клиента. Включил громкую связь. Сквозь треск помех женский голос сообщил, что меня ждут к подъезду духовной семинарии, шлагбаум будет открыт.
— Скоро буду, – вздохнул я.
Уже был такой вызов. Тогда пожилая уставшая женщина посадила в машину сгорбленную, маленькую, почти по пояс мне бабульку. С палочкой, с пакетом каких‑то булочек, она с трудом могла забраться в салон. По дороге что‑то говорила об иконах, молитвах, о свечке, которую она уже поставила за моё здоровье. «Дороги‑то нынче небезопасные». Адрес доставки на Князя Трубецкого. Как и в этой заявке. Прошлый раз она попросила проводить до подъезда, а там и подняться на первые ступени, с площадки начинались перила. Дальше уже сама.
Похоже, снова она. Признаюсь, в какой‑то момент мелькнула мысль отказаться от заявки. Снова старческая ладонь будет сжимать мою руку, снова провожать… Нет, некрасиво. Подумаешь, провожать! А совесть, а уважение к пожилым людям? Как-никак, воспитывался в Советском Союзе, а там нравственные установки впитывались вместе с лимонадом «Буратино».
Шлагбаум, как и обещали, оказался поднят. Ещё не успел остановиться, как в дверь выглянула женская голова.
И исчезла. Несколько секунд, и дверь снова распахнулась. Ну, так и есть. Та самая бабулька.
— Помощь нужна?
— Спасибо, я сама её посажу.
На сиденье упала палочка, следом, кряхтя, забралась старушка.
— Ну, здравствуйте, молодой человек. Тут можно развернуться. А я за вас свечечку поставила. За водителя, который меня заберёт. Времена‑то неспокойные.
Выехали на дорогу.
— Вы к нам в гости не заходите, наверное, – продолжала бабушка. – А зря. У нас иконка есть, которая освобождение Белгорода застала от фашистов. Перед ней лампадка горит. Уже десять лет, не прерываясь.
Я попытался что‑то сказать, но она не слышала. Ну и ладно. Пусть сама говорит.
— Вы меня к началу дома подвезите, а то некоторые таксисты к концу подвозят. А сколько там мне платить?
— Без трёх рублей двести.
Странно, но это она услышала.
— Ну хорошо. У меня тысяча рублей, у вас сдача будет? Я что‑то забыла разменять. Знаю же, что у вас может не быть сдачи.
— Найду, не переживайте.
И снова она услышала.
— Вот и хорошо.
Я остановился в указанном месте.
— Удачно приехали. Вы мне помогите до подъезда дойти. А то там света может не быть. Тогда включите.
— Помню, уже подвозил вас…
— А? Что?
Я решил не повторять.
С трудом выбравшись из салона, она ухватила мою ладонь. Рука её была тёплая и, показалось, пахла ладаном. В другую руку я взял неизменный пакет со сдобой. Совсем махонькая старушка посеменила рядом, постукивая палочкой.
— Это Почаевская икона, – продолжила она прежний разговор. – Она хранилась в Почаевской лавре на Западной Украине. Не знаю, цела ли лавра. Если не те, ироды, так наши могли разбомбить…
— Наши монастыри не бомбят.
Она не услышала.
— Я мехмат в Бердянске окончила, – она подняла сморщенное, почти детское личико. – Первые места по бегу брала. А сейчас вон во что превратилась… О, свет включён. Вы меня до перил проводите. Дальше я уже сама.
Остановившись на первой площадке, она решительно забрала пакет.
— Справитесь?
— Конечно, тут перила. Я за них держусь…
— Ну, до свидания.
— Храни вас бог!
Всё‑таки добрые дела делать приятно. Какая‑то лёгкость на душе появляется. И даже в походке лёгкость.
— Всего хорошего, бабушка!
Я выскочил из подъезда. На улице разливалась прохлада осеннего вечера. И снова Яндекс Про. Так, следующая заявка…
Пассажир из шебекино
Он сел на переднее сиденье, уверенно, без тени сомнения. Высокий, жилистый, с крепкими руками и скулами. Не пристегнулся. Ехать было недалеко, я не стал настаивать.
Многие со мной пытаются заговорить. Вот и он тоже.
— Как вы, не боитесь в такое время работать?
— Да не особо. А что время? Ну да, стреляют. Ну так что теперь, дома сидеть? А жить на что?
— Ну да, семью кормить надо в любом случае. А вот я боюсь.
— Ну ведь едете…
— Да, друг пригласил. Надо расслабиться. А то так всё надоело!
Я кивнул. А что тут говорить? Расслабиться в пятницу вечером – дело такое. Обыкновенное. Тем более прав он, напряжения хватает. Он молчал, и я решил продолжить разговор.
— Да, в пятницу вечером – почему бы и нет.
— А вы зря пристёгиваетесь. В нашем городе вообще лучше не пристёгиваться. Вдруг дроны…
— У нас дроны не летают, у нас ракеты летают. А от них – пристёгивайся, не пристёгивайся… Не успеешь.
— А у нас летают.
— Где у вас?
— В Шебекино.
— А, ну там – да. Но мы же не в Шебекино.
— У меня в квартиру соседа прилетело. К счастью, дома не было. Так бы погиб. А потом в мою попало. Я уже здесь жил. Написали. Выгорело всё.
— Конечно, страшно.
— Что вы знаете о «страшно»? Вы когда‑нибудь ехали за рулём весь в крови, раненый?
— Нет…
— А вот я ехал.
— Что, по машине прилетело?
— Рядом разорвалось. В руку и в шею попало. Кровь лилась…
— А куда вы ехали?
— Навстречу скорой. Боялся, не успеют.
— Слава богу, успели.
— Да, успели.
Он смотрел исподлобья, враждебно, будто мир ополчился только на него. Будто высматривал на дороге летящие дроны. Мрачно и решительно.
— Прибыли. Пожалуйста.
Лицо пассажира немного посветлело.
— Спасибо. Хорошего вам вечера.
— Не за что. И вам хорошего.
Он уверенно толкнул дверцу.
Пока ждал следующую заявку, думал о том, что я бы мог ему рассказать, как нас, восемнадцатилетних, закидывали эрэсами на заставе, охраняющей северную окраину Герата. Как подкидывает тело, когда ракета взрывается в нескольких метрах. Как на какой‑то миг вдруг становится страшно, когда под обстрелом тащишь тяжеленный снаряд для 120-миллиметровой гаубицы. Как оглушают выстрелы, когда её снаряды летят по пусковой установке душманов, выданной дымным следом. В тот момент страшно. Но он проходит, оседает пыль, поднятая разрывами. А вместе с ней оседает и страх. В восемнадцать лет сложно бояться дольше тех секунд, в которые ты можешь погибнуть. И мы снова веселы и беззаботны. Как только можно быть беззаботными в столь юном и глупом возрасте.
Я бы мог ему рассказать. Но зачем? Другое время, другие люди, другие страхи. И нам с теми, прошлыми, уже нет места в этом новом настоящем. Не поймут.
Вальяжный господин
Ну не нравится мне, когда крупные мужики садятся рядом на переднее сиденье. У меня телефон с открытым приложением внизу лежит, так в него не заглянешь, не коснувшись чужой ноги. Неприятно это. Этот сел. Напористый, наглый. Без спроса откатил сиденье на максимальное расстояние назад. Я бы мог сделать замечание, но решил не портить настроение. Себе. Мне ещё долго работать. А этот раскинул колени, да так, что ручку коробки передач прижал. Пришлось корректно подтолкнуть при переключении. Немного отвёл ногу.
Дорогие часы, навязчивый запах парфюма.
— Что, как с заявками?
Вежливость превыше всего. Даже если мне и не хочется с таким разговаривать.
— Хватает.
Он зыркнул на меня, показалось, раздражённо.
— И куда все ездят? В такое время дома надо сидеть.
— А что, там безопасней?
— Конечно, там стены кирпичные. Хоть от осколков уберегут.
— Много они уберегли на Харгоре, там, где дом рухнул…
— Ну, это не повезло просто.
— Да нет в принципе сейчас безопасных мест. Хоть дома, хоть на улице. Везде может прилететь.
— Я бы уже уехал из города. Дела не пускают.
— Многих не пускают. Да и кому мы там нужны?
— Не знаю, всё равно уеду. Вот доделаю…
Сирена накрыла город, как всегда, неожиданно и тревожно.
Мы ехали по Попова, рядом ни одного укрытия. Встали на светофоре перед улицей имени Ленина в прошлом. Пассажир забеспокоился. Несколько раз обернулся.
И тут бабахнуло над головой! Да так крепко, что, показалось, машину качнуло. И снова забахало. Будто совсем рядом. Но я же опытный, знал, не рядом это. Просто разрывы в небе слышны далеко.
Сосед мой пригнулся, да так резво! Косясь на меня испуганным глазом, крикнул:
— Гони!
— Куда? Красный же.
— Без разницы. Гони! – с каждым «бахом» он склонялся всё ниже, словно пытаясь забиться под переднюю панель машины.
— Ну, это вряд ли, – я постарался, чтобы мои слова не прозвучали вызывающе. – Если все на красный будут гнать, на улицах хаос начнётся. А хохлы только этого от нас и ждут.
— Быстрее, пожалуйста, – проблеял он.
И куда девалась былая вальяжность?
Загорелся зелёный, и мы поехали. Минуты через две я остановился у названного адреса. Уже не стреляли, и сирена затихла. Пассажир, пригнувшись, как из кипящего молока, прыжком выскочил из салона.
Так, пригнувшись, и бежал до подъезда.
Ну что ж. Каждый боится по‑своему. Раздалось треньканье следующей заявки, и я склонился над телефоном. Где меня ждут на этот раз?
Станислав Мильшин