Русский киндер. Что помнит жительница Волоконовского района о немецкой оккупации

Будто случилось вчера

Сейчас ей 86, родилась 8 февраля 1937 года. Она не ходит, а летает по дому, будто не чувствуя своего возраста. В уютной светлой квартире – идеальная чистота, на стенах – фотографии: красивая девушка с косой и серьёзные молодые парни – братья Надежды Алексеевны: Иван и Николай. А ещё много картин, написанных её старшим братом Николаем Алексеевичем Принцевским – автором герба Волоконовского района.

«В июне 1942 года, когда к нам пришли немцы, мне было пять, – рассказывает Надежда Алексеевна. – Но я помню, будто это случилось только вчера. Как они жили здесь и как хозяйничали, когда село было полностью оккупировано».

Маленькая Надя жила в селе Погромец, что в 17 км от Волоконовки, вместе с мамой и младшим братом Иваном. Отца забрали на войну сразу же, а старшего брата Николая эвакуировали в Ростовскую область.

Село находилось под горой, и часто после зимы на пригорке паслись маленькие телята. Денег селяне тогда не получали, а жить на что‑то нужно было: огород и корова – вот в основном и всё хозяйство в деревнях тогда.

«По дороге ехали два немца, – вспоминает Надежда Алексеевна. – Оба верхом на серых лошадях. Они выстрелили в одного из телят, и тот покатился с горы. Мы стоим и плачем, ведь это наш был. Немцы посмотрели на убитого телёнка, но он им чем‑то не понравился, они накинули верёвку на шею другого и повели за собой. Мама моя к немцам кинулась, просила разрешить забрать нашего телёнка. И они властным жестом, словно хозяева, позволили».

Во время сильных боёв, рассказывает Надежда Алексеевна, они часто прятались от обстрелов вместе с соседями в подвале. Старики с ножами вход стерегли, а коров в клуне (хозяйственная постройка для молотьбы и хранения хлеба) привязывали и так сидели, пока обстрелы шли.

«Я не знаю, как мы там спали: кроватей ведь не было, на голом полу, наверное, – рассказывает женщина. – Однажды вечером к нам пришёл немецкий солдат. Я была маленькая, и мне казалось, что он такой высокий, как дерево, до самого неба. Он сказал нам: «Сегодня спите спокойно – ночь будет тихой».

Фото: Государственный архив Белгородской области
«По слуху определяли, кто летит бомбить». Что вспоминали белгородцы о немецкой оккупации

Но как только стемнело, начался сильный обстрел, рядом с подвалом упала фугасная бомба: загорелась клуня с животными, соседский и Надин дома.

Тяжело и горестно вспоминать Надежде Алексеевне о том, как село горело, как в окопах прятались да в подвалах отсиживались, как питались чем придётся, как родных и соседей хоронили…

Как‑то приехали к ним два немца на «эмочке» – ГАЗ-М1 – и заставили маму доить корову. А двор большой был, просторный, и везде спорыш рос, или горец птичий. Маленькая Надя возле мамы крутилась, в этой травке играла. Немцы подошли и шоколадку кинули прямо в траву, подзывают девочку, мол, бери. Надя только за шоколадкой потянулась, а они в неё пистолетом целятся, говорят: «Бах! Бах!» – и смеются.

«Мама доит корову и плачет, – вспоминает Надежда Алексеевна. – Может, шутили, а может, взяли бы да и выстрелили…»

Надежда Алексеевна Принцевская / Фото: Алексей Дацковский

Прокатиться на танке

23 января 1943 года от фашистской оккупации была освобождена Волоконовка, а 3 февраля – и весь Волоконовский район. В освобождении принимал участие Казимир Иванович Мизерский – подполковник, командир 256-го кавалерийского полка.

«Рядом бои такие сильные шли – в Валуйках и в Волоконовке, что даже нам слышно было, – говорит Надежда Алексеевна. – А однажды слышим странный шум – мчится конница на лошадях. Через всё село, через сады и дворы проскакали – так люто гнали врага с нашей земли».

После освобождения села в их доме военные жили – человек 12. Их по всей деревне во все хаты расселили.

Фото: Государственный архив новейшей истории Белгородской области (ГАНИБО)
«А на деревьях висели платьица». Страшные преступления гитлеровцев против детства

«Чем их наша мама кормила, даже и не знаю, еды почти не было, – вспоминает Надежда Алексеевна. – Однажды в дом привели немца пленного – руки были связаны верёвкой. Наши солдатики пожалели и развязали, а мама мне велела воды ему поднести».

Маленькая Надя принесла немцу воду, тот посмотрел на девочку и солдатам на ломаном русском говорит, что дома у него тоже четыре киндера. И вдруг из кармана достал сладкую лепёшку и отдал Наде.

А утром этого немца на санях увезли туда, где бывшие солдаты гитлеровской армии трудились на стройке. Работали пленные везде: и на колхозных полях, и у станков, и на восстановлении дорог.

«Когда наши уже вошли в село, – вспоминает Надежда Алексеевна, – у нас во дворе стояла кухня полевая. Мы рядом играли. Солдаты с нами нянчились: и в небо подбрасывали, и сахарком делились, и даже на танке катали. А мы брали у них солдатские котелки и с такой гордостью приносили им еду домашнюю! Ведь они на нас смотрели, а сами своих детей вспоминали».

Фото: Алексей Дацковский

27 лет с осколком

Алексей Петрович Принцевский, отец маленькой Нади, служил на Ленинградском фронте и был командиром взвода боепитания. В 1943 году, попав под обстрел, получил девять тяжелейших ранений.

«Папа про войну не любил особо рассказывать, – говорит женщина. – А на 70 лет Победы я искала какую‑то открытку и случайно нашла его записи».

Вот часть из них:

«Мы привезли боеприпасы в свой взвод, рассредоточили солдат… с Королёвым [боевым товарищем] побежали обедать в овраг, где стояла полевая кухня. Я шёл первый, он – метрах в 50 от меня. И вдруг прямо под ноги мне упал снаряд. Меня подбросило в воздух, ранило обе ноги и обе руки, осколки прошли насквозь через локти, и даже в затылок осколок вошёл…»

Фото: Алексей Дацковский

Королёв тогда нашёл волокушу (род бороны) и на ней отправил раненого друга в медсанбат в деревню Кресты Нижегородской области. Ранения были такие тяжёлые, что даже рубаху не надеть – закутали его, словно ребёнка, в одеяло.

Затем отправили в Москву, в госпиталь имени Бурденко. И там он пролежал с января по август 1943 года.

Алексей Петрович не мог нормально ни руками, ни ногами пошевелить, и осколок в затылке продвинулся так, что его не могли достать. Он пал духом, да и от родных вестей не было. Лёжа в госпитале, он писал другу, что ему нет больше смысла жить.

Но вдруг пришло письмо от старшего сына Николая, которого в апреле 1943 года призвали в армию. Сын писал, что Волоконовку, а затем и родной Погромец освободили, что все живы-здоровы. И, прочитав это, Алексей Петрович подозвал медсестру и сказал, что теперь будет пробовать есть сам.

Война глазами девочки, пережившей оккупацию в Яковлевском районе

«Помню, как уже дома его бинтовала, а раны сочились постоянно. И отец дал себе клятву, что, пока бьётся его сердце, он будет жить и работать ради своих родных. А с осколком в голове размером с копейку он ещё 27 лет прожил», – рассказывает Надежда Алексеевна.

Когда он вернулся домой, его избрали председателем колхоза «Заря» в Верхнеяблоново:

«Он двигался потихоньку, но вот руки плохо слушались: правой писал немного, а левая в локте сгибалась, но пальцы были мёртвыми. Тяжело ему было работать, и через год его назначили председателем сельпо, где он трудился до самой пенсии. Отец был коммунистом, депутатом сельского совета. Четыре класса образования, а люди к нему всегда за советом шли».

Рано повзрослели

В колхозе рабочий день длинный – во время посевной начинался в четыре часа утра и заканчивался поздно вечером.

«Дети работали наравне со взрослыми, – говорит Надежда Принцевская. – Родители пешком каждый день за 7–9 км на работу ходили, а мы после школы и по ночам ходили на ток – веяли зерно. Корчевали тёрн, сажали лесополосы и плодовые деревья. До сих пор возле школы в Погромце сохранились остатки этого сада. Долгоносиков на полях вручную собирали, каналы рыли, колоски пшеничные в поле собирали. Мы рано все повзрослели, я ещё в школу не ходила, а уже на хозяйстве была: воду и вязанки дров носила, сухой бурьян рвала».