Напутствие на всю жизнь. Вспомним своих бабушек и дедушек
-
Белгородская правда
-
Белгородская правда
«Белгородская правда» продолжает печатать воспоминания читателей о бабушках и дедушках. Сегодня – очередное письмо.
Обычная биография
У моего детства был один летний маршрут: в деревню к бабушке. Я точно не знаю, почему бабушка, родившаяся в Белоруссии, оказалась в казахстанской глухомани под названием Караегин в 80 километрах от Целинограда. Тогда, в детстве, я думала, что эта хата в деревне была всегда. И в ней всегда была и будет баба Шура – с убранными под платок седыми волосами.
Но вот я держу в руках две фотографии с одной датой на обороте: Бобруйск, 9 мая 1950 года. С первой смотрит, подбоченясь, молодая красивая девушка. На второй она трогательно держится за руки с молодым солдатиком. И понимаю, что мои бабушка и дедушка – Александра Афанасьевна Филиппович и Николай Иванович Докучаев – тоже были когда‑то молодыми. На этих снимках им нет ещё и 25 лет.
Родина бабушки – гомельская деревенька Оземля. Дедушка родом из Ивановской области. Встретились и поженились они в Бобруйске, там же родилась моя мама. А потом судьба занесла их в целинные края. Обычная биография в советской стране.
Все шестеро бабушкиных сыновей и дочерей, повзрослев, разъехались. Со временем небольшую деревенскую хату стали обживать внуки. Летом дом всегда был полон детей. Мы были вполне самостоятельными. Ведь бабушка и дедушка с раннего утра на работе в колхозе.
Фото: Личный архив автора
Доброта и любовь
Деревенское детство научило меня взбивать из сливок масло, сепарировать молоко, рвать гусятам траву, наливать воды курам и поросятам, встречать у дороги возвращающихся с пастбища коров, ходить в степь за тюльпанами и ковылём. Но главное – я раз и навсегда поняла: бабушка – это доброта и любовь. Я не могу припомнить не то чтобы строгого слова в наш адрес, но даже и строгого взгляда.
В ту пору мы, глупые, смеялись над бабушкиной привычкой ничего не выбрасывать. Не понимали тогда, что это – наследство голодного военного детства. В дальних уголках шкафа мы обнаруживали закаменевшие прошлогодние пряники и растаявшие конфеты. Объясняли бабушке, что так делать нельзя. Её вообще почему‑то все учили жить, даже внуки. Наверное, потому, что она ни с кем никогда не спорила.
А ещё мы подтрунивали над её белорусским говором: сходзить, до побачення. И шпионили за дедушкой, который нет-нет да и припрячет чекушку за печную заслонку. Дедушка не злоупотреблял. Но бабушка не терпела даже малейшего запаха спиртного.
Фото: Личный архив автора
Точка опоры
В конце августа родители забирали нас в город. Бабушка каждый раз, прощаясь, тихонько плакала и старалась украдкой положить нам в карман денежку на гостинец. Рубль в 70-е годы был солидной суммой.
На Новый год и в день рождения она присылала нам поздравительные открытки, размашистым почерком желая здоровья и самого наилучшего в жизни. И неизменно добавляла: «Берагите себя».
Эти простые слова – берегите себя – и сегодня звучат в моей памяти белорусским говором бабы Шуры.
Лишь став взрослой, я начала понимать, что воспоминания о казахстанской деревеньке, о сидящих на скамейке у хаты бабушке и дедушке – своего рода точка опоры, которая не даёт сломаться и упасть под грузом забот и напастей.
После ухода из жизни дедушки и бабушки к воспоминаниям добавилось чувство запоздалого раскаяния. Я ведь ни разу не догадалась расспросить бабу Шуру и деда Колю про их молодость, про войну и целину. Были ли они счастливы в жизни так, как в тот день в Бобруйске – 9 мая 1950 года? Знаю, что горечь раскаяния останется со мной навсегда. Как и эти две фотографии.