Не все герои носят плащи. Врач скорой помощи Ибрагим Полторжицкий о спасённых жизнях

Координирует и консультирует

Молодого врача поставили в линейную бригаду, они выезжают на общепрофильные вызовы – травмы, давление, боли в животе. Потом работал в бригаде интенсивной терапии (БИТ). В 1985 году он стал главным врачом скорой помощи, а затем ушёл в горздравотдел. И всё‑таки после нескольких лет административной работы вернулся на станцию скорой помощи, где уже больше 13 лет трудится старшим врачом смены. Он координирует работу бригад и маршрутизацию больных, консультирует докторов по телефону.

Мы встретились с ним на смене. Врачи скорой, диспетчеры и старший врач смены работают сутки через трое. В пять часов вечера на Южной подстанции скорой помощи очень оживлённо. Машины еле умещаются на маленькой парковке во дворе многоэтажек. Одна бригада быстро загружается в машину и выезжает. Медики с выезда идут заполнять документы, кто‑то, улыбаясь, перекидывается парой слов с коллегами, кто‑то серьёзен и молчалив. Водители в ожидании выезда отдыхают, растянувшись на сиденье. Жёлтую машину с надписью «Реанимация» тщательно моет уборщица.

Мы присели на скамейке в тени. Для него происходящее – привычная суета, для меня – некая приоткрытая часть чего‑то большого и важного, того, о чём потенциальные пациенты скорой могут только предполагать. Для людей с надписью на униформе «Скорая помощь» спасение жизни – повседневная работа, суровые будни. Кто‑то начисляет зарплату, кто‑то чинит дороги, кто‑то пишет статьи, кто‑то выступает в суде, а они спасают жизни. Вот так просто.

Корона и некорона

На самом деле непросто. На областной центр и Белгородский район – 22 бригады. Они должны за сутки охватить до 400 вызовов – столько поступает диспетчерам и распределяется по двум подстанциям. На Южную приходится 150–170 вызовов в сутки.

«За последние месяцы количество вызовов возросло не только из‑за коронавируса, но и из‑за перевозок, – рассказывает врач. – Маршрутизация из‑за коронавируса раскидана, так что приходится возить по всему региону. На вызовы ОРВИ и пневмонии выезжают четыре инфекционные бригады. Врачи на станции одеваются в спецодежду и едут на вызов, после костюмы и машина тщательно обрабатываются. Только после этого бригада готова к другому вызову. Время на один вызов увеличивается, людей физически не хватает. Но и невирусные вызовы никуда не делись. Людей с кишечной инфекцией везём в Яковлевскую ЦРБ, с ОРВИ – в Шебекинскую, с сосудистыми заболеваниями – в областную больницу, но и там сосудистый центр открыт не полностью. Очень много времени уходит на дорогу, очень. По 10–12 вызовов висит в течение всего дня, мы просто не успеваем».

Когда он только пришёл на скорую, было ещё тяжелее. В начале 1980-х на 300 тыс. жителей Белгорода было всего восемь машин скорой помощи. На вызов доезжали с опозданием на два-три часа. Увеличение машин и медиков до нынешнего количества произошло в 1985 году, когда Полторжицкий стал главным врачом скорой помощи.

Первый вызов и первый укол

— Я не очень боялся, поскольку всех молодых врачей ставили в смену с более опытными фельдшерами. Мы приехали к больному бронхиальной астмой. У человека удушье, нужно было уколоть эуфиллин в вену. Такие уколы всегда ставит фельдшер, а тут у больного нет вен. Она не смогла сделать укол и обратилась ко мне. Я тогда впервые в жизни попотел, пытаясь найти иголкой вену, но тоже не мог. Мы кололи больного долго, и всё‑таки я смог поставить ему укол. Это было для меня потрясением. Я тогда решил, что, пока не научусь, буду сам ставить больным все уколы. Научился. Я и сейчас могу попасть в любую вену, даже с закрытыми глазами.

Образцово-показательное спасение

— Был у меня больной Хавкин. Я был уже главным врачом на станции скорой помощи. Он пришёл на станцию, успел сказать: «Мне плохо, помогите» – и у него произошла клиническая смерть. Мы не растерялись и прямо на полу начали проводить реанимацию, завели сердце, и дальше бригада увезла его в больницу. С тех пор у него два дня рождения, всегда звонит мне, говорит: «Я жив». И я за него рад.

Бригада № 17

Первая кардиостимуляция

— Мой общий стаж по кардиологии – 15 лет. А начинал кардиологом в бригаде интенсивной терапии. На нас приходились самые тяжёлые вызовы. Мы первыми в области стали делать кардиостимуляцию в 1984–85 годах.

Электрокардиостимулятор – это приборчик, который выдаёт импульсы. Нужно в подключичную вену вставить катетер, через него к сердцу провести электрод и к нему подключить аппарат, который выдаёт импульс. Сейчас это делают в областной клинической больнице, и люди продолжают жить с кардиостимуляторами.

— Считали когда‑нибудь, сколько людей спасли?

— Если считать тех, кого вернул с того света после клинической смерти, – десятка три. Периодически они мне звонят, поздравляют с праздниками. Есть люди, которые могли уйти туда, но не уходили, потому что мы им помогли, – это сотни.

Самый сложный вызов

— Это когда понимаешь, что не можешь помочь человеку. Было разное: отёки легких, травмы, ДТП. Однажды приехали на самострел. Мужчина взял ружьё и вынес себе половину головы. Когда мы зашли, он лежал в луже крови, черепная коробка раздроблена, но он ещё был жив. Люди кричат: «Доктор, сделайте что‑нибудь!» А что тут можно сделать? Я смотрю на них и говорю: «Извините, сделать ничего невозможно». Я понимаю, что стоит его шевельнуть – и он умрёт. Так и вышло. Мы переложили его, и он умер. Трудно восстанавливаешься, когда люди уходят при тебе.

В августе 1983 года вызвали в посёлок Октябрьский, тогда Микояновка. Там были торжества по случаю 40-летнего юбилея освобождения Орла и Белгорода, на них приехал Юрий Левитан. Он оказался в хорошем подпитии, и у него остановилось сердце. Мы вместе с реаниматологом из областной больницы закрыли ему глаза…