Валерий Замулин: Когда вышла моя первая книга, меня назвали очернителем Курской битвы

— Валерий Николаевич, какой будет эта книга и как детям нужно рассказывать о Великой Отечественной войне?

— Для меня это новый опыт, потому что в детской книге должен быть совершенно другой подход к подаче информации. Нужно рассказать о Курской битве просто, кратко, объёмно, а главное доступно для ребёнка. Считаю, что начинать изучение истории Великой Отечественной войны надо с раннего возраста. В школах сейчас на это отводится всего несколько часов. И учитель хочет не хочет, а вынужден идти по программе. Поэтому задача перед нами – мной и главным редактором издательства «Пятый Рим» Григорием Пернавским – стоит очень непростая: сделать небольшую, но яркую, доступную и интересную книжку, чтобы её хотелось взять в руки и ребёнку, и взрослому.

Издательство и свои деньги вложит, но оно маленькое и самостоятельно этот проект не потянет. Вот мы и решили, как говорится, «кинуть шапку» на «Планете» (краудфандинговая платформа – прим. авт.). За первые три дня собрали больше 600 тысяч рублей, а это говорит о том, что в обществе есть интерес и запрос на такую литературу. И что она будет востребована, как предыдущие книги издательства, посвящённые Великой Отечественной войне – «Блокада» и «Победа».

Фото: Павел Колядин
Какие малоизвестные факты Прохоровского сражения помнит история

Живая история

— А как вы сами заинтересовались историей?

— Наверное, во мне это изначально было заложено. К тому же я родился на прохоровской земле – в Журавке, где шли тяжелейшие бои, начиная с 1941 года. Все посадки и особенно поля здесь были завалены военными артефактами. Земля их выталкивала из себя, а я собирал. Родители поддержали моё увлечение и разрешили в зале – главной комнате дома – устроить, по сути, военный музей. Я тогда в 4-м классе учился. 

К окончанию Журавской восьмилетней школы у меня было уже более 1 200 экспонатов. Начиная от гильз, снарядов, элементов пулемётов, касок, заканчивая траками от советских и немецких танков. Я по своему музею экскурсии проводил для желающих. Однажды произошёл удивительный случай: ко мне пришёл сосед – одинокий дедушка, который всю войну прослужил авиационным механиком.

Фото: Алексей Дацковский

Посмотрел он музей, похвалил и сказал, что передаст в него свои награды: орден Красной Звезды, «За отвагу», «За боевые заслуги», за взятие Варшавы. Для меня это было невероятным – такое доверие мальчишке.

А ещё свою роль сыграло то, что директором нашей школы был историк, ветеран войны Алексей Иванович Заболоцкий. Своими воспоминаниями об участии в ней он особо не делился, но уроки истории очень интересно вёл. Тогда я и понял, что больше всего меня интересует военная история.

— То есть к моменту окончания школы сомнений, куда поступать, у вас не было?

— Да, уже к 6-му классу я понял, что хочу быть историком. Не педагогом, не археологом, а именно историком. Хотя в то время у меня было довольно смутное представление о том, что это такое. После окончания 10-го класса Прохоровской школы я поступил в Белгородский пединститут на исторический факультет. Закончил первый курс, и меня призвали в армию. Попал на Северный флот, где прослужил два года в береговой части обеспечения.

Фото: waralbum.ru
Сроднился с танковой бронёй. Как рязанец Пётр Пискарёв под Прохоровкой воевал

Для меня армия стала большим опытом. Я там увидел низовую военную организацию государства. К тому времени у меня уже было чёткое осознание: то, что в книжках написано – теория, а в армии я увидел, как это на практике. Понимание накладывалось на рассказы ветеранов, которые я слышал в детстве, о том, как они в окопах сидели, голодали и мёрзли, какие командиры были. Ко мне тогда пришло осознание, что военную историю очень «причёсывали». 

Это сформировало желание узнать, как было по‑настоящему, стремление увидеть за праздничной открыткой реальность. Я считаю, что для историка это важнейшее качество.

— А интерес к Курской битве как и почему у вас возник?

— Это случилось на третьем курсе института, когда надо было выбирать специализацию. Интерес именно к Курской битве появился, во первых, потому что я здесь родился, жил рядом с теми, кто в ней участвовал. И я начал изучать военную историю: собрал все книжки в нашей домашней библиотеке, пошёл в районную библиотеку, потом в областную.

Фото: Алексей Дацковский

И где‑то в течение лета-осени – то есть 4–5 месяцев – штудировал монографии, мемуарную литературу и периодику по истории Великой Отечественной войны с акцентом на Курской битве. Но делал это осознанно: у меня была тетрадь, куда я заносил информацию, полезна ли книга или в ней одна «вода». 

Так я прочитал более 600 томов и когда начал баланс подводить, понял, что истории Курской битвы как таковой у нас нет. Потому что я прочёл много о ней, но ничего не понял. Не понял, когда она началась реально, потому что наши считали, что 5 июля, на западе – 4 июля. У нас была своя историография, у них своя, и они никак не сопрягались. И тогда я решил, что надо этим заниматься. 

Пришёл к преподавателю и сказал, что хочу написать диплом по Курской битве. Мне объяснили, что для диплома нужны материалы не только из книг, но и документы, которые ещё засекречены. Но чтобы не отбивать у меня желание, посоветовали сейчас сдавать экзамен. А начнут документы рассекречивать, тогда можно и с ними поработать, уже имея в кармане диплом историка.

Фото: waralbum.ru
Разведчики погоды. Как военные гидрометеорологи внесли вклад в исход Курской битвы

Архивные находки

— И вы последовали этому совету и занялись научной работой, как только для этого представилась возможность?

— Не совсем. Я окончил институт в 1992 году, вернулся в Прохоровку, женился, у меня родился сын. Остро встал вопрос о трудоустройстве. Работы не было, но неожиданно подвернулась вакансия в администрации района, где создали отдел по делам молодёжи. Мне предложили его возглавить. В этой структуре я проработал четыре года. В это же время, в 1993–1994 годах, началось строительство мемориального комплекса будущего музея-заповедника. Достроили. Нужно было его обустраивать, обслуживать и мне сказали, дескать, вот ты молодой историк – вперёд!

Так, 1 марта 1996 года я стал первым директором музея-заповедника «Прохоровское поле». Но проработал в этой должности всего полгода, так как быстро понял, что, во первых, административная работа не для меня. А во вторых, возможности реализовать внутреннюю потребность заниматься историей я не получил. Поэтому написал заявление о переводе на должность замдиректора по научной работе, где в служебных обязанностях было чётко написано: заниматься научно-исследовательской работой по профилю. А тут как раз для этого возникли условия: прошло 50 лет с момента окончания войны и документы по интересующей меня теме рассекретили.

Фото: Алексей Дацковский

— Вы, конечно, сразу ринулись в архивы?

— Составил план работы и начал заниматься подготовкой базы источников. Сначала поехал в Центральный архив Министерства обороны и с 1996 по 2004 год там по неделе-две работал. Понял, что нашёл то, к чему так стремился: увидел колоссальный объём информации, который никто до меня не видел, никто с этими документами не работал. 

Среди них были журналы боевых действий, разведсводки, распечатки телефонных разговоров Н. Ф. Ватутина с командующими армий. Бюрократия советская ещё та была, сохранилось очень много материала. Тогда я понял, что это колоссальный труд на годы. Я нашёл клад и его нужно разработать. 

В 1999 году появился первый обработанный материал – была опубликована большая статья с новейшими материалами по истории Прохоровского сражения. В ней я привёл боевой состав танковой армии Ротмистрова, её потери. А потом музей-заповедник начал издавать Книгу памяти погибших в Прохоровском сражении, и я предложил сделать её не только с именами-фамилиями павших, но и с большой вводной статьёй, перечнем частей и соединений и указанием, где они вели боевые действия и чем отличились. В итоге первую часть книги издали как обычно, а вторую – как я предложил: с большим очерком на научной основе и большой детализацией событий.

Фото: Алексей Дацковский

Эта книга стала моей первой крупной исследовательской работой. Потом я свой очерк переработал, расширил, и в 2005 году появилась моя первая самостоятельная монография – «Прохоровка: неизвестное сражение великой войны». С неё началась моя работа не только как исследователя, но и как военного историка.

— А в чём разница между ними?

— В более широком подходе. Когда я только начал работать в архивах – ещё во время подготовки очерка – понял, что мне не хватает материала. Ведь в документах была отражена только одна сторона. Нужны были документы войск Вермахта. Они находились в Германии, но немцы тогда настороженно к русским исследователям относились, могли и визу не дать.

Фото: waralbum.ru
«Помни путь, который мы прошли». Как архангельский библиотекарь воевал под Белгородом

Мне пришла идея съездить в Национальный архив США. Ведь в 1945 году немецкие войска стремились сдаться в основном союзникам, в том числе и 4-я танковая армия, которая в Курской битве играла очень важную роль. Все её документы американцы вывезли к себе. Эти материалы хранятся в их Национальном архиве, который находится под Вашингтоном. В нём можно было поработать не только с оригиналами документов, но и купить фотоплёнку, на которую были сняты эти материалы. Американцы просто на этом деньги делали, ведь для них это была чужая история, чужая война. 

Я пошёл к директору музея и попросился в командировку туда, пообещав, что мешок этих плёнок привезу. Привёз. И для себя многое смог выписать за две недели, проведённые в американском архиве. Когда начал работать над новыми книгами, все необходимые документы перевёл и начал сравнивать нашу и немецкую информацию. 

И вот этот метод работы на двух базах архивных источников и их сравнительный анализ впоследствии стал характерной особенностью моих книг. Если проведён нормальный анализ, информация должна примерно совпадать и показывать реальную картину, какой она была, ошибки командования, их причины, сильные и слабые стороны войск, успехи и неудачи. То есть в этом случае влияние субъективного фактора – исследователя – минимизируется. Я могу думать и говорить что хочу, но есть факты. И выводы свои я подтверждаю двумя базами документов – и наших, и немецких.

Фото: Алексей Дацковский

Правда о Прохоровке

— Какие открытия по Курской битве и Прохоровскому сражению вам удалось сделать благодаря своему методу сравнения?

— В своей первой книге «Прохоровка» я предложил новую периодизацию сражения. Его надо считать с 10 по 16 июля. Потому что оно общевойсковое, а не чисто танковое. И началось оно 10 июля, потому что 9-го командующий 4-й танковой армии Г. Гот поставил задачу всему танковому корпусу СС взять Прохоровку, а до этого таких задач не ставилось. Следовательно, с 10 июля советские войска занимались удержанием обороны в районе Прохоровки. 

В результате до 16 июля эсэсовцы Прохоровку и прилегающий к ней район взять не смогли, и в ночь на 17 июля начался отвод сил на исходные позиции. Операция «Цитадель» провалилась. Следовательно, закончилось и сражение за Прохоровку. Победили в нём наши войска, так как 4-я танковая армия свою задачу не решила, а армии Ротмистрова, Жадова и Крючёнкина выстояли.

Фото: Архив редакции
Как чекисты подрывали боеспособность немецких войск на Курской дуге

Кроме того, в «Прохоровке» я впервые опубликовал таблицу потерь в бронетехнике 5-й гвардейской танковой армии за 12 июля 1943 года, посчитал каждый танк по документам: где был подбит или сожжён, на какой срок попал в ремонт. И получилось, что в этот день армия Ротмистрова под Прохоровкой свою задачу не выполнила. Полностью сгорели и вышли из строя с ремонтом на неделю 362 машины, а ещё 140 требовали текущего ремонта. В живой силе армия понесла весомые потери. 

К концу дня ситуация была очень тяжёлая. Первоначальный замысел контрудара был правильный, но с ним опоздали на два дня. А когда его проводили, то этот огромный бронированный каток армия ввела в бой под Прохоровкой в двух районах – 640 машин в разное время, а не сразу все: южнее Прохоровки, в районе Ржавца и юго-западнее Прохоровки, в районе высоты 252.2. 

У высоты наступало два корпуса – 340 танков и САУ. Если бы эта бронированная махина эшелонировано – 150, 150 и 150 танков – развернувшись, как положено, двинулась вперёд, то никакой бы корпус СС не устоял. Они бы всю его пехоту и технику уничтожили и закатали в чернозём. Но район развёртывания на утро 12 июля находился там, где танковая бригада из 53 танков не могла выстроиться в линию – местность не позволяла.

Фото: Алексей Дацковский

Ударный клин армии Ротмистрова находился в очень узком горлышке юго-западнее станции, в теснине. И гвардейцы не смогли использовать свою мощь – несколько сотен танков, сведённых в единое целое, на относительно узком участке фронта. А нам десятилетия рассказывали, что вся эта махина вперёд рванула и уничтожила всё, что было на её пути. Но на самом деле вместо «лавины боевых машин» получился «тоненький ручеёк». Танки выходили и разворачивались побатальонно (по 26) перед огневыми позициями вражеской артиллерии. 

В результате по самым скромным подсчётам за 10 часов боя в районе Звонницы – высоты 252.2 – было потеряно 4,5 тысячи личного состава и 165 танков при продвижении на 2 километра. А задача была – выйти к Яковлево и даже повернуть в направлении Белгорода, то есть углубиться в оборону корпуса СС почти на 30 км. Поэтому в своей книге я называю 12 июля самым трагическим днём в истории Прохоровского сражения и одним из самых неудачных дней Курской битвы.

Фото: Алексей Дацковский

— И у вас хватило смелости поднять этот вопрос?

— Когда вышла книга, пошли положительные отзывы, но я чувствовал, что не всем это понравилось. Прежде всего, не понравилась моя самостоятельность. Я назвал своими именами крупные проблемы Прохоровского сражения, дал ссылки, процитировал документы, но меня всё равно назвали очернителем Курской битвы. 

Мою должность в музее сократили, однако меня поддержали коллеги-историки. Руководство Юго-Западного университета, расположенного в Курске, предложило работу. Я прикрепился туда как соискатель, сдал кандидатский минимум и написал диссертацию по Курской битве. А ещё начал работу над двумя книгами – «Курский излом» и «Засекреченная Курская битва». Но работать преподавателем я был не готов, а должности научного сотрудника в университете на тот момент не было. И я ушёл в Курский госуниверситет, где эта вакансия как раз открылась, и проработал там восемь лет.

Фото: Алексей Дацковский

По принципу достоверности

— Как сейчас складывается ваша научная и писательская деятельность?

— В 2017 году я вернулся в Юго-Западный университет как ведущий научный сотрудник. Занимаюсь темой «События Великой Отечественной войны на территории Курской области». За это время я переработал и переиздал все свои прежние книги и издал несколько новых.

А в прошлом году вышла наша совместная с сыном Виктором, тоже защитившим кандидатскую диссертацию по теме Курской битвы, книга «Мифы и легенды Огненной Дуги». По сути это путеводитель по истории Курской битвы. Но знаете, очереди исследователей за мной нет, и это меня расстраивает. Но есть и то, что радует: в 2014 году появился 21-й том Российской энциклопедии, где сказано, что Прохоровское сражение было не 12, а 10–16 июля. Там есть сноска, в том числе и на мою книгу.