Баба Маня, баба Оля. Почему мне никогда не забыть руки своих бабушек

И эти же руки ласково гладили меня по голове, когда я был чем‑то расстроен. А если вдруг наступала редкая минута отдыха, ладони опускались на колени и робко лежали там, комкая подол старенького ситцевого платья. Вот и сейчас эти руки спокойно лежат на коленях, а мои бабушки – Ольга Кузьминична Ярцева и Мария Кузьминична Архипова из алексеевского села Иловка – рассказывают о своей жизни.

Трудодни на родителей

Баба Маня: «Родилась я в 1931 году. Пошла в школу и отучилась три класса. А война началась – учёба закончилась. Отец и братья ушли на фронт, мы остались с мамой. Про войну вспоминать даже страшно. Нас фашисты из дома выгнали, и мы в погребе жили. Потом наши пришли, село освободили.

Я пошла работать в 13 лет: пололи чечевицу, вязали снопы. Но платить, по закону, нам нельзя было, и трудодни записывали на родителей. А когда мне исполнилось 16 лет, стали на меня писать».

Баба Маня / Фото: Алексей Стопичев

Баба Оля: «Я 1934 года рождения. Учиться пошла уже после того, как фашистов выгнали, в 1944 м. При немцах школа не работала. Не было тогда ни книжек у нас, ни тетрадей – на листиках писали. От моих братьев мне достались ручка и чернильница, но чернил не было. Разводила сажу и ею писала. А когда красные чернила были нужны – свекольный сок. Отучилась четыре класса и стала по хозяйству работать: мама совсем плохо видела. А надо было и кушать приготовить, и скотину управить.

Вспоминается, что голодно было всегда. Варили и пекли свёклу, корешки всякие. Первый раз я хлеба вдоволь наелась только после 1946 года».

Фото: Алексей Стопичев

Без паспортов

Баба Маня: «Когда 16 лет исполнилось, мы уже вовсю работали, выходных не было. Только в 1950-х или 60-х годах в колхозе стали давать один день отдыха – воскресенье. До этого ежедневно работали. Если свадьба или похороны – отпускали на один день, и только.

Фото: zabaka.ru
«Залезла на дерево, а слезть не может». Что ценят белгородцы в своих бабушках

На работу ходили пешком. Вставали рано, потому что в восемь утра уже надо было быть на поле. Возвращались, как стемнеет. Когда молотили, вязали снопы, веяли, то на поле и спали – домой нас не отпускали. До 55-го года практически всё вручную делали. Уже потом техника появилась, но нам от этого было не легче. Пригонят молотилку, а мы туда снопы кидаем. И она без перерыва работает час, другой, третий. А у нас уже руки сводит, спины, болит всё – спасу нет! Просим смотрящего остановить хотя б на пять минут – дух перевести, а он ругается, кричит, чтобы работали. Так бабы постарше придумали такую штуку: в круг станут, сноп намочат незаметно и кидают. Молотилка и ломается. Пока чинят – мы отдыхаем».

Баба Оля: «Одевались мы кто во что горазд. Шубы сами шили из овечьих шкур. Пряли пряжу, вязали варежки, чулки. Помню, папа с войны пришёл, а мне на ёлку не в чем идти. И он мне сел лапти плести. Пока сплёл, пока надела и в школу прибежала – ёлка закончилась. Обидно было до слёз, а винить некого.

Ткали полотно сами. Когда на трудодни выдавали зерно или картошку, меняли их в городе на одежду или обувь. Хоть и самим не хватало, а раздетым тоже не походишь. И ехать куда‑то нельзя было: паспортов колхозникам не выдавали. Я один раз в Белгороде побывала, как раз когда область наша образовалась. Мы много картошки накопали, и нас, как передовиков производства, на экскурсию свозили.

Паспорт мне выдали, когда я замужем уже была и дети были, годах в 1970-х наверное».

Баба Оля / Фото: Алексей Стопичев

Одинаковые условия

Баба Маня: «В 1952 году меня от колхоза отправили в Вологодскую область на лесозаготовки. Тогда не спрашивали, хочешь или нет. Всё лето в поле проработала, а на зиму – лес валить. Мужики деревья валят, а мы ветки от стволов отрубаем. Холодно, голодно. Платили так, чтоб только с голоду не умереть. Всю зиму работали не разгибаясь, а весной опять в колхоз – на работы.

Денег нам практически не давали. Мы слышали, что в городах людям платят, они могут ездить, где захотят, потому что у них есть паспорта. А у нас не было ни денег, ни паспортов, ни выходных. Так и жили. Да и не возмущались как‑то – все в одинаковых условиях в колхозе были».

Баба Оля: «Корова в каждом дворе, почитай, была. Без неё не выжить – это ж молоко! Его в печи топили и так пили. В колхозе запрещали даже на лугах траву косить, так мы ходили в Кулигу (так называется лес возле села Иловка), рвали листья с деревьев. Солому добывали коровам, травку подбирали, выщипывали всю, где можно. И строго-настрого запрещали больше одной коровы держать. Не знаю даже почему. Наверное, чтобы кулаков не было, зажиточных. А голодные все были настолько, что, когда по улице шли, по дыму из трубы определяли, что у кого в печи стояло».

Фото: pixabay.com
Вторая роль. Как бабушки помогают своим детям и внукам

Ласковые, как и прежде

Я держу в руках трудовую книжку колхозника – главный документ моих бабушек. До 1957-го в ней нет ни одной записи. Поэтому, сколько было трудодней, что на них выдавали и в каких количествах, теперь не узнать. А сами бабушки этого не помнят. Но и с 1957 года колхозников не баловали. В трудовой книжке Ярцевой значится 348 трудодней, заработанных в 1957-м, и за год у неё было 17 выходных. Это с учётом того, что в это время родилась моя мама. На эти трудодни бабушке выдали 104 рубля (после реформы 1961 года это было бы 10 рублей 4 копейки), 278 кг пшеницы да 178 кг ржи. Одну часть меняли на необходимые вещи, другую – съедали.

Фото: Алексей Стопичев