Пиала идёт по кругу. Какие традиции сохранили переселенцы из Таджикистана
«Белгородская правда» в проекте «Постсоветский синдром» продолжает рассказ о жизни в бывших советских республиках
-
Статья
-
Статья
В начале сентября 1991 года Верховный Совет Таджикистана провозгласил независимость государства, фактически заявив о выходе из СССР. Семья Алексея и Татьяны Мальковых к тому моменту только-только приехала из Душанбе и обживалась в селе Никольском Белгородского района.
Говорят, у нашей памяти хороший вкус: она хранит добрые и светлые моменты жизни. Сегодня, 30 лет спустя, бывшие таджикистанцы благодарны принявшей их России. И с теплотой вспоминают родину – расположенную в предгорьях Памира горную среднеазиатскую страну.
Глуши машину!
Мы сидим в саду возле дома Мальковых в посёлке Дубовое. На столе – яблоки, груши и виноград. Они выращены хозяином здесь, на белгородской земле. Между деревьями в саду видны ульи – Алексей Константинович и главный садовод, и пасечник. А когда‑то он работал на экскаваторе, прочищал арыки (оросительные каналы) в таджикских кишлаках.
«Подъезжаешь к кишлаку – обязательно местные жители останавливают, несут угощение: дескать, глуши машину, садись покушать, – вспоминает Алексей Константинович. – Особенно если у них праздник, например сын из армии вернулся. Плов несут, шурпу, чалоп…»
Про плов и шурпу мне объяснять не нужно, а вот чалоп, оказывается, что‑то вроде окрошки.
Алексей Мальков приехал в Душанбе с родителями ещё ребёнком. А Татьяна Борисовна – коренная душанбинка.
«Гостеприимный народ», – соглашается с мужем.
Она работала учителем начальных классов. Очень любила свою профессию. Школа была русско-таджикской: и в педагогическом коллективе, и в ученическом наблюдался полный интернационал: русские, узбеки, таджики, украинцы, татары, немцы, евреи…
«В моём классе треть учеников коренной национальности, – говорит Татьяна Борисовна. – Многие таджики, особенно выходцы из Ленинабадской области, стремились дать детям образование на русском языке. А вообще в Душанбе русскоязычное население составляло большинство».
Устоявшаяся жизнь
С началом осени таджикские школьники, студенты и все, кого мы сегодня называем бюджетниками, надевали фартуки с большим карманом и включались в добычу национального белого золота – хлопка. Шли между рядами хлопчатника и руками собирали из раскрывшихся коробочек мягкое волокно. Для этого организованно приезжали в кишлаки, селились в школах, клубах.
Всё то же самое, что в сельскохозяйственных советских республиках происходило со сбором картошки, свёклы и моркови: с вечерней романтикой в виде костров и песен под гитару. Только вот хлопок не в пример легче картошки, а собрать его нужно не меньше 12 кг день. Платили при этом по 60 копеек за килограмм, вспоминают Мальковы.
«Сначала проходил комбайн, а потом уже вручную собирали то, что осталось, – говорит Алексей Константинович. – Да и комбайн не везде мог проехать, поэтому ручной труд был нужен».
Устоявшаяся, привычная жизнь для Мальковых, как и для многих таких же семей, изменилась в феврале 1990-го, когда в Душанбе начались массовые беспорядки на национальной почве.
Алексею Константиновичу, наряду с другими мужчинами, пришлось строить баррикады на подходах к жилому массиву, чтобы защитить свой дом и семью от толпы агрессивно настроенных националистов.
Лично Мальковы не слышали в свой адрес угроз и нападок. Напротив, знакомые таджики убеждали их остаться в Душанбе. Но всё равно было страшно, признаётся Татьяна Борисовна. К тому же соседи, друзья – русские, украинцы, немцы, евреи – уже уезжали из Таджикистана.
Зайти за дувал
Вслед за знакомыми, перебравшимися в Белгородскую область, отправились и Мальковы, продав квартиру в центре Душанбе.
Младшей дочери – 12 лет, старшая, Лена, только-только вышла замуж и стала Кузнецовой.
«Так и приехали – Мальковы и Кузнецовы», – улыбается Алексей Константинович.
«Мне тогда было 18 лет, я не особо осознавала, что происходит, – присоединяется к разговору Елена Алексеевна, вспоминая отъезд из Таджикистана. – На первых порах казалось, что это всё временно, что мы в гостях и скоро поедем назад».
Муж Елены, Андрей Кузнецов, работал на Душанбинской ТЭЦ, добрым словом вспоминает свой многонациональный коллектив. В Таджикистан он приехал школьником – его родители строили Яванский электрохимический завод. То была Всесоюзная комсомольская стройка, одна из многих в Советском Союзе. Родители потом, в начале 1990-х, тоже уехали в Россию, в Нижегородскую область.
«Яван – маленький городок, – рассказывает Андрей Валентинович. – Полгорода – зона, полгорода – командированные со всего Союза. Зимой в Яван на центральную площадь непонятно откуда приходил бродячий таджикский цирк – с канатоходцами, медведем, акробатами. Зазывалы играли на длинных медных трубах. Это было очень интересно и необычно!»
На 16-летие родители купили ему мотоцикл. Начались поездки с друзьями на рыбалку:
«Мы никогда не боялись зайти в кишлак. Опасаться там могли только собак: кишлачные собаки – чаще всего среднеазиатские алабаи – стояли на страже и чужих не подпускали».
Чтобы понять культуру таджикского дома, говорит Андрей Валентинович, нужно зайти за дувал, то есть за забор. Во дворе люди стараются обустроить всё лучшим образом – дорожки, много роз, виноград.
Разговор по душам
Ярких, с восточным колоритом картинок сохранилось в его памяти немало. Один базар чего стоит: такого изобилия сладостей, фруктов, овощей, как в Таджикистане, раньше не видел.
Всего и не перечислить: парварда (восточная сладость, что‑то вроде карамели), изюм, курага, метровые дыни, арбузы по 15–20 кг, нежнейшие персики, виноград – местные базары действительно впечатляли разнообразием. Идёшь через торговые ряды – со всех сторон тебе предлагают попробовать товар. Так напробуешься, что выходишь с базара сытым.
«А знаете, что такое среднеазиатский торг? – продолжает Андрей Кузнецов. – Это беседа по душам, взаимное признание качества товара. Да, говорю я продавцу, товар очень хороший, но по названной цене не возьму. Продавец-таджик в ответ сам предлагает меньшую стоимость. Взвесит тебе фруктов и ещё сверху добавит, то есть с походом отпустит в знак благодарности. И чтобы ещё к нему пришёл».
Какой же базар без чайханы! Здесь собирались люди, пили зелёный чай, ели манты и не спеша разговаривали. Первую пиалу с чаем чайханщик подавал самому старшему и уважаемому из всех, кто сидел за дастарханом (сервированным столом). Тот, сделав глоток, в свою очередь передавал её следующему гостю. Помните строчки из песни узбекского ансамбля «Ялла»: «Пиала идёт по кругу, аксакалы смотрят в мир»? Они как раз об этой национальной традиции почитания старших.
В его таджикском детстве были и негласные законы. Например, отношение к хлебу. Выбрасывать хлеб, бросать его на пол нельзя. Кощунством считалось и загрязнение воды. В жаркой засушливой республике к ней относились бережно: на поля живительная влага по арыкам поступала с гор во время таяния ледников. Клятва водой считалась высшей клятвой среди детворы.
Главное летнее развлечение – купание в арыках. А ещё – альчики (игра в кости). Лямга, бобки – правила детских забав в Таджикистане 1980-х годов объяснить непросто, но их аналоги наверняка существовали в каждом дворе Советского Союза.
Среди душанбинских студентов были молодые люди из соседнего Афганистана. Когда Советский Союз ввёл в Афган войска, многих таджикских юношей призывали туда служить. Потому что этим ребятам привычнее общий климат.
«Климат в Таджикистане жаркий, но сухой, – объясняет Алексей Константинович. – Летом жара до 40–50 градусов. Зима короткая, выпал снег – через день растаял. Мы снегу радовались. В феврале в горах уже миндаль зацветал».
Для Андрея Кузнецова перспектива попасть в Афганистан казалась вполне вероятной, но в итоге его направили служить в Ташкент. А Алексей Константинович призывался на военные сборы запасников, которые проходили у советско-афганской границы.
Салом, бача
В 1990-м ещё не было такой большой волны переселенцев из бывших союзных республик. Мальковы – Кузнецовы в России получили статус беженцев, а затем гражданство.
После среднеазиатской столичной жизни обживаться в российском селе, в домишке с печным отоплением было нелегко.
Деньги, которые Мальковы выручили от продажи душанбинской квартиры, съела денежная реформа 1991 года.
«Соседи нас хорошо приняли, помогали, – рассказывает Татьяна Борисовна. – Помидоры нам вёдрами приносили, пока мы сами учились выращивать. Корову купили, хозяйством обзавелись».
«Думаю, хорошо, что мы в деревню попали, в городе в 1990-е труднее жилось», – соглашается Алексей Константинович.
Вспоминают, как их удивил белгородский гэкающий говор и отсутствие в магазинах зелёного чая: тогда, в начале 1990-х, говорят Мальковы, его действительно невозможно было купить.
Со временем окрепли, построили дом в Дубовом. За минувшие три десятка лет семья выросла: у Елены Алексеевны и Андрея Валентиновича четверо детей.
Некоторые таджикские традиции укоренились в их жизни. Любимый зелёный чай Мальковы – Кузнецовы наливают в пиалы, обожают кинзу, по восточной традиции используют множество специй и пряностей в приготовлении блюд, главным из которых остаётся плов. Это общее для восточных народов блюдо имеет в таджикском варианте свои особенности.
«В таджикский плов кладут оранжевую морковь, а в узбекский – жёлтую», – называет одно из отличий Елена Алексеевна.
В первые после переезда годы, говорит Андрей Валентинович, часто собирались вместе со знакомыми-земляками, вспоминали Таджикистан. Да и сейчас, бывает, встречаются.
У каждого остался там памятный уголок. Для Елены Кузнецовой это двор бабушкиного дома на улице Карабаева в Душанбе. Андрею Кузнецову хотелось бы заглянуть на Зелёный и Путовской базары, услышать в свой адрес приветствие «Салом, бача». Татьяна Борисовна хранит в сердце улицы Мичурина и Кирова, которые сейчас носят другие названия.
«Хотелось бы съездить, посмотреть город, – кивает Алексей Константинович. – Но мы узнавали стоимость билетов на самолёт – очень дорого».
Может быть, оно и к лучшему. Ведь тот Советский Таджикистан, называемый ими родиной, сохранился лишь в памяти. И на фотографиях в семейном альбоме.
Нелля Калиева