«Скучаю по горным вершинам». О чём тоскует белгородка, вспоминая жизнь в Киргизской ССР
«Белгородская правда» продолжает рассказывать о судьбе переселенцев, переехавших из республик Советского Союза в Белгородскую область
На картине за спиной Елены Агафоновой – пейзажи Киргизии-
Статья
-
Статья
Библиотекарь Белгородского художественного музея Елена Агафонова – потомок русских переселенцев, осваивавших пустынные просторы Туркестана – так в те годы называлась вся Средняя Азия.
Тогда ещё не было отдельных Киргизии, Узбекистана, Казахстана, Таджикистана, Туркмении – все эти страны образовались при СССР. Елена Алексеевна вспоминает, как 40 лет назад жилось в Киргизии.
Привет, шавыряне!
«Освоение целинных южных земель началось не в сталинские годы, а гораздо раньше, – рассказывает Елена Агафонова. – Моя бабушка 1909 года рождения помнила, как её, шестилетнюю, долго-долго куда‑то везли на телеге, в запряжённых быками обозах. И там, куда они приехали, оказалась голая степь, пустое место. А из имущества лишь то, что было на телегах. Поначалу жили семьями в землянках. На этом новом месте родились мои родители. Отец работал механизатором, мама в детском садике».
Малая родина Агафановой – село Степное Калининского района, недалеко от современного Бишкека (который в советские годы назывался Фрунзе – прим. авт.).
«Степное – потому что степь. А местные называли нас «Шавыр». Была такая байка: когда русские приехали, местные их приняли в штыки как чужаков. Дошло до столкновений, а у наших была такая огромная мясорубка, для большого количества мяса. Она вращалась с характерным звуком: шавыр, шавыр. И наши, вытащив её, сказали: «Это пулемёт!» Местные испугались».
И по сей день, встречаясь в Белгороде, русские переселенцы из тех мест говорят друг другу:
«Привет, шавыряне!»
Столица Киргизской ССР – город Фрунзе. Открытка времён СССР
Кош келиниздер!
Зимой в равнинной Киргизии лежит снег, а морозы достигают –30 °С. Нет сильного ветра, поэтому почти нет сугробов, и снежные просторы до горизонта выглядят ровными.
«Село было большое, в советское время это даже был колхоз-миллионер. Сколько дворов в селе, уже не помню, а детей в школе при мне было 300. Ходили в такой же школьной форме, как по всей стране: мальчики – в костюмчиках, девочки – в коричневых платьях. Однажды мама для разнообразия отправила меня на полгода к тётушке в Ярославль. Я училась в ярославской школе и убедилась: всё так же, как в Киргизии. Только в городской школе образование было сильнее, требования строже. Вернувшись домой, я стала отличницей».
Киргизских, казахских и русских детей в школе было примерно поровну. Все они говорили и учились на русском языке. Киргизский учили в старших классах, но дети недоумевали: зачем это им? Вся республика говорила по‑русски, лишь паспорта двуязычные, как и трудовые книжки (хотя в них киргизская часть была необязательной для заполнения). И ещё кладбища в селе Елены были разные: мусульманское и по соседству – русское.
«Русский для разных народов был, да и сейчас остаётся языком межнационального общения. Мои одноклассники могли дома говорить как угодно, а в школе у них просто не было выбора. Говорили они чисто, но с местным колоритом, путая род: «Он смеялась, она пошёл».
Местный язык школьники встречали лишь эпизодически. Например, на входе в школу: рядом с «Добро пожаловать!» – «Кош келиниздер!». Или знакомые каждому советскому гражданину надписи на купюрах: уч сом – 3 рубля.
Елена: «Детский сад, воспитатель – Даркуль Бартанкуловна. Её устрашающее имя мы заменяли на тётю Дашу» / Фото: архив Елены Агафоновой
Вода из горных ледников
Из тополей и карагачей, которые растут в степной Киргизии, дом не построишь. Жильё возводили из самана – кирпичей, получавшихся из спрессованной глины с соломой. В саманных домах летом прохладно, а зимой тепло.
«Дома там строили большие, – говорит Елена. – Увидев здесь, в России, небольшие четырёхстенные коробки, разделённые перегородкой на две комнаты, я поразилась: как в них можно жить? В наших домах было по четыре-пять комнат, плюс коридор и отдельная кухня. Санузел – на улице. А чтобы мыться, обязательно в каждом дворе была баня. Раз в неделю – банный день».
Тамошней воды, рождающейся в горных ледниках, сегодня Елене очень не хватает. Еду готовили на газе из баллонов, а дома обогревали покупным углём.
Без джусая лагман – не лагман
«В сельском магазине мы покупали конфеты, печенье, лимонад, хлеб. Колбасу в детстве я совершенно не помню, потому что у всех было своё зажиточное хозяйство: коровы, свиньи, куры, кто‑то держал баранов. То есть своё мясо, своя домашняя колбаса. Запасы мяса мы хранили в погребах».
Дом, в котором в детстве жила Елена Агафонова / Фото: архив Елены Агафоновой
Елена Агафонова описывает содержимое семейного холодильника.
«Всегда было мясо, варёная курочка – я её с тех самых пор недолюбливаю, настолько её было много. Отец любил рыбалку, отчего в доме не переводилась солёная и копчёная рыба. Обязательно – яйца и сало. Мама делала вареники, пельмени, блины, из национальной кухни – манты, плов, лагман».
То, что сегодня у нас продаётся под видом лагмана, напоминает его лишь отдалённо, уверяет рассказчица. Обязательно нужна редька и джусай – трава, похожая на чеснок. Картошки, капусты в лагмане не бывает.
«В школе я ходила на волейбол, баскетбол, акробатику. С 5–6-го класса отправлялись в горные походы, жили там лагерем, переправлялись через реки. Занималась в музыкальной школе на аккордеоне. У нас в селе была прекраснейшая библиотека – может быть, благодаря ей я сейчас работаю библиотекарем. А ещё раз в месяц или чаще мама вывозила нас в райцентр: что‑то купить, погулять. И непременно съесть манты и местный шашлык. Как местные жители готовят манты! Мяса в них меньше, чем лука, но они такие сочные, вкусные».
В летнюю жару девушки всех национальностей носили обычные ситцевые платья.
«Лето здесь, даже жаркое, проходит с ветерком, его можно пережить. Там же жара +40 °С чувствуется как все 60. Кожу жжёт, думаешь – сейчас сгоришь. К счастью, рядом была прохладная речка, ещё и с каскадами».
Целина, Байконур, Медео. Какой помнят свою родину белгородские казахстанцы
Украсть по‑настоящему
Русско-киргизские браки в то время были не приняты: сказывалась разница менталитетов. Русские женились как обычно. Но киргизские свадьбы – это нечто особенное.
«Вначале мужчина должен невесту украсть, да не символически, а задолго до свадьбы, – объясняет Елена Агафонова. – Или по‑настоящему украсть, или по договорённости. Нужно пожить с ней какое‑то время как муж и жена. И даже хорошо, если она забеременеет, потому что понятно: в семье будут дети. И тогда они устраивают праздник – той».
Той – это огромное количество гостей. И почему‑то непременно ночью. Двор (никакой дом не вместит всех гостей) накрывается тентами. Стены и пол укрываются коврами, на которых все сидят по‑азиатски и пируют.
«Свадьба обеспечивала будущее благосостояние семьи. На ней дарили золото, родственники могли подарить молодым дом, где они будут жить. А сами молодожёны, если родится дочь, с первых дней начинали собирать ей приданое. Жена складывала его в сундуки: отрезы материи, бархата, парчи, то же золото».
Бараны против
В советские годы киргизам никто не запрещал открыто отмечать религиозные праздники – Курбан-байрам и другие.
«Религиозность в мусульманских семьях была заметна больше, чем в наших. Скажем, киргизы часто в разговорах подносили руки к лицу и говорили «Бисмилля!» – мы, маленькие, недоумевали, что это такое, а это оказалась хвала Аллаху».
Религиозные праздники местных таджиков трудно было не заметить из‑за принятых обычаев. «Таскать капкар» – скакать на лошади с живым бараном сзади на верёвке. Задача других всадников – перехватить верёвку и тащить его до тех пор, пока не перехватят другие. Баран на скорости бился об землю, заживо превращался в отбивную, тут же жарился и всеми поедался. Происходило всё это на том же поле, где дети играли в футбол. Подобное устраивали ко всяким праздникам, к примеру при рождении ребёнка.
«Зато местные дети переняли от русских рождественский обычай ходить по домам со сладкой кутьёй – кашей с изюмом, угощать взрослых и получать за это сладости и деньги. «Кутя» – по‑своему называли они это ритуальное угощение».
Дед Елены Тимофей Демченко (справа) со своим другом-киргизом, которого в шутку называл кумом. «Ирония в том, что киргизы – мусульмане и детей не крестят», – объясняет Агафонова / Фото: архив Елены Агафоновой
Менталитет подвёл
«Мои родители уехали в 1993 году, с первыми проявлениями признаков местного оголтелого национализма, – вспоминает рассказчица. – А я была замужем и осталась, но в 1999-м всё равно уехала».
Откуда в Киргизии возник национализм – неясно. Агрессивно: вплоть до того, что «борзые молодчики», как их называет рассказчица, не уступали место русским старикам в транспорте.
«Не знаю, кто их этим накачал. Может быть, они обижались на то, что все самые ответственные должности в Киргизии занимали русские, – пытается объяснить Елена. – По‑моему, причина этому была в менталитете местных, из‑за которого они учились в вузах специфически. За всех не буду говорить, среди них тоже встречались превосходные специалисты. Но, как правило, если у киргизского студента что‑либо не получалось, родственники говорили: не волнуйся, я барана отвезу преподавателю, будет тебе пятёрка. И про очередного такого, напрочь бестолкового выпускника мы говорили: «Вместо него бараны учились».
Фото: Олег Гончаренко
Где прошлая Киргизия?
«Когда я приехала в Белгородскую область к родителям, обосновавшимся в Краснояружском районе, первой мыслью было: «Куда я попала?» – признаётся Елена. – Это был такой откат назад… Я впервые поняла, сколько Россия давала денег на эти республики, отрывая у своих же граждан. Мне кажется, Россия только в 2000-х начала, что называется, вставать с колен, когда Киргизия всю жизнь жила на барскую ногу. В сёлах Киргизии давным-давно был асфальт. А здесь мне пришлось пойти в магазин по грязи в резиновых сапогах. Мне сказали: «Теперь будет так. Привыкай». К счастью, скоро по области пошла газификация, дороги в районах уложили в асфальт».
В селе Степном, где жили русские, сейчас живут киргизские таджики. Это киргизы, которые раньше жили в горах Таджикистана, на границе с Афганистаном. Многие из них, как сейчас выясняется, были душманами. И культура этих мест полностью изменилась, стала таджикской.
«Когда все наши поразъехались – всё сразу изменилось. Где сейчас эта Киргизия? Всё, нет её больше, – грустно констатирует Елена Агафонова. – Здесь, в Белгородской области, мне очень хорошо. Но детство не забыть. И жаль, что я не чувствую по утрам холодного воздуха с гор, не вижу заснеженных вершин Тянь-Шаня».
А на своей работе, в Белгородском художественном музее, Елена любит подходить к одной картине. Старооскольцы Валерий Голышев и Павел Шляпников в 1992 году написали полотно «Тянь-Шань. Ал-Арча».
«Всё точно так, как там было!» – свидетельствует Елена.
Олег Гончаренко