«Прости, не смогли уберечь». Что осталось от чернянской Некрасовки и при чём тут Сталин
История одного посёлка в Чернянском районе от «Белгородской правды»
-
Статья
-
Статья
Началась эта история со Сталина. Точнее, с посёлка Сталино (или Сталин?), который мы искали в Чернянском районе. На картах 1941 года с сайта «Память народа» точка с этим названием есть – недалеко от Долгой Яруги. Разглядел её там Максим Демиденко – наш давний знакомый из Нового Оскола и просто неравнодушный человек.
Он и предложил поколесить вместе по чернянским окрестностям в поисках утраченного посёлка, ведь на современных картах Сталино давно нет и в помине. Уже в самом начале поиски вывели нас на ближайший к нему населённый пункт – Некрасовку.
Грустная история
Грустная, но, к сожалению, ставшая обычной для всей страны история: молодёжь уезжает из малых сёл и деревень – их ведь ещё в 1960-е на государственном уровне объявили неперспективными. Жизнь там теплится благодаря старикам, которых дети не забрали в город. Вместе с ними умирает и деревня.
В Некрасовке тоже жил такой человек – Пётр Николаевич Щербаков. Летом 2019 года районная газета «Приосколье» посвятила ему, как последнему хранителю родного посёлка, душевный материал. А в декабре 2020-го районка вернулась к той публикации и сообщила печальную весть: Пётр Николаевич ушёл из жизни.
И вот морозным зимним днём мы едем в опустевшую Некрасовку. Что мы хотим там увидеть? Занесённые снегом остатки брошенных домов? Признаться, и сами не знаем. Но какое‑то необъяснимое чувство упрямо зовёт туда. К счастью, нам удалось разыскать (спасибо районной библиотеке!) некрасовцев, живущих сейчас в соседних Ездочном и Долгой Яруге.
Глава администрации Ездоченского сельского поселения Ольга Мишурова родом из Новой Масловки. В Некрасовку она ещё школьницей в 1970-е ходила в клуб.
«Когда я в 1988-м заступила на должность главы сельсовета, клуба и начальной школы там уже не было, – говорит Ольга Сергеевна. – К тому времени дворов 20 жило в посёлке. Был ФАП, магазинчик – там Таисия Ильинична, жена Петра Николаевича Щербакова, работала. Учиться ходили в Новую Масловку».
В Некрасовке в ту пору базировалась часть хозяйства колхоза «Пролетарский Октябрь» – ферма, овчарня, конюшня. В 1978 году Ольга Сергеевна как будущий агроном проходила в местной тракторной бригаде практику. Она вспоминает некоторых председателей, в разные годы руководивших колхозом: Анатолий Павлович Бойченко, Эдуард Леонидович Игнатов, Василий Фёдорович Прохоров.
Асфальтированной дороги, говорит Ольга Сергеевна, в Некрасовке не было никогда. Пётр Щербаков писал в разные инстанции, добивался, чтобы заасфальтировали 4,5 некрасовских километра. В конце концов отсыпали щебёнкой.
Название единственной местной улице присвоили в 1992-м – стала она Полевой.
Оказывается, действительно примерно в 4 км от Некрасовки жил посёлок Сталино, только Ольга Мишурова знает его уже как Светлый – переименовали, вероятно, в 1960-е. В 1990-е там практически никто уже не жил, а сейчас от Светлого и вовсе осталось лишь кладбище.
Бабушка Маша. Ездочное
Мария Меняйлова вот уже четверть века живёт с семьёй сына в Ездочном. С рождения носила фамилию Марченко. Родилась на выселках с Холок – в народе их называли Холковский бугор. Но, почитай, всю жизнь жила в Некрасовке.
К нашему приезду Мария Яковлевна надела награды – медаль «Ветеран труда», значок донора, медаль материнства. Рассказывая о себе и о Некрасовке, волнуется, стараясь в один разговор вместить долгую жизнь:
«Мне уж 85-й год пошёл. Робыла с самого детства – на свинарнику, на полевых, на свёкле. Всё знала: и мужьску, и женьску работу. Училась я у Некрасовки, учителем был Пётр Антонович Любивой. По одну сторону учились меньшие классы, а по другую – постарше».
В старших классах, вспоминает она, уроки вела жена учителя, Любовь Ильинична. Учительская семья жила прямо в школе – одноэтажном здании, отапливаемом печкой. Продолжали учёбу некрасовские дети в семилетке в Новой Масловке.
Говор бабушки Маши щедро перемежается украинскими словами. Некрасовские, поясняет мне сын Николай, – хохлы.
В Некрасовке Мария Марченко вышла замуж за Алексея Меняйлова, день этот помнит – 8 февраля 1956 года. Потихоньку молодые построили свой дом, отделились от родителей.
Три десятка лет Мария Меняйлова носила почту по окрестностям: от Новой Масловки, через Светлый и Красный Октябрь, до Долгой Яруги и Некрасовки: то пешком, то верхом на лошади, а если повезёт – на грузовике. Была у неё любимая кобыла – Галочка: никого, кроме хозяйки, к себе не подпускала.
План по подписке Мария Яковлевна выполняла всегда, газет и журналов в ту пору люди выписывали много: «Белгородскую правду», «Сельскую жизнь», «Красную звезду», «Крокодил», «За рулём»… Вернётся после работы домой – а возле дверей посылки стоят, односельчане оставили почтальону, чтоб назавтра увезла в почтовое отделение. В 1995-м бабушка Маша вышла на пенсию.
«Не хотели люди, чтобы я уезжала. Кажуть: ты уедешь, и Некрасовка рассыпется. Просили, чтоб вернулася, поработала ещё. Здоровье моё пошатывалось уже, отказалась я».
Мужа Мария Яковлевна похоронила 11 лет назад. В Некрасовку она, как здоровье позволяет, ездит проведать родные могилки. Хотя оно, конечно, всё чаще подводит. Хорошо, что дочки – Нина и Екатерина – работают в ездоченском ФАПе.
«И ночью им звоню, если давление сильно поднимается, а часто и скорую вызываю, – говорит Мария Яковлевна. – Спасибо, что хоть вы вспомнили за Некрасовку. Люди там жили хорошие. Часто она мне снится: как я работаю, и муж на тракторе. Домик у нас очень красивый был, досе стоит. Жалко до слёз!»
Бабушка Надя. Ездочное
«Мы с Манькой (с Марией Меняйловой – прим. авт.) одногодчики, с 1936 года, – встречает нас Надежда Бессарабова. – Моя мати померла, когда мени три недельки было. А Манькина мама меня и Маньку у ясли носила».
Надежда Васильевна, в девичестве Бабенко, тоже из холкунов – то есть родилась на том же Холковском бугру, вырастили её дед с бабушкой:
«А потом бугор стал расходиться, и мы перешли на Некрасивку».
Русско-украинский говорок переливается как ручеёк по камушкам. Она, ожидая нашего приезда, не спала ночь, вспоминала, готовилась и сейчас, волнуясь, тоже спешит рассказать всю свою жизнь. Дочь, Ольга Харитонова, слушает нашу беседу и осторожно поправляет:
«Мам, просят же за Некрасовку говорить!»
А Некрасовка – это и есть её жизнь. После местной четырёхлетки дальше учиться Надя не стала, её взяли нянькой родственники аж в Сибири. Спустя несколько лет вернулась домой, вышла замуж и «робыла» – сначала в лесничестве, потом дояркой в колхозе:
«Десять доярок на ферме, и мени от каждой по корове дали. А я ж их ни разу не доила. Одна корова чёрна два ведра молока давала. Уже коров гонят пастухи, а я нияк её не подою. Потом догоняю».
В колхозе трудился и муж, Иван Фролович. На память о той трудовой поре осталось у бабушки Нади удостоверение о награждении медалью «Ветеран труда».
«Уси награды я внукам поотдавала», – смеётся Надежда Васильевна.
Из Некрасовки Бессарабовы уехали в начале 2000-х – с хозяйством тяжело стало управляться:
«Молодых там нема, старики мрут, а яки остаются – дети забирают. Бездорожье – грейдеру нема, литом можно ехать, а осень, весна – грязюка. Тильки на лошади и на тракторе проедешь».
Им ещё повезло продать свой дом, хоть и по копеечной цене. Другие ведь, уезжая, просто оставляли жилища:
«Наша хата нова, хороша, в 1965 году строили. А так люди бросали и всё. Никто не куповал. Если б дорога была, они б куповалы. Там хороше: городы, сады. По вулице вода е, колонки».
Со слезами Надежда Васильевна и Ольга Ивановна вспоминают, как новые хозяева ломали их дом: это пришлось на тот день, когда они хоронили отца, Ивана Фроловича.
«Мы ведь с сестрой и братом выросли в Некрасовке, – говорит Ольга Ивановна. – Вспоминаем часто. Приезжаем на кладбище, сядем – словно отдыхаем. Хорошо на сердце, птичечки спевают. Брат говорит: я б сейчас взял там землю и построился бы, это моя родина, тянет туда».
Бабушка Маша. Долгая Яруга – Некрасовка
Мария Гончарова сейчас живёт у сына в посёлке Долгая Яруга. Она самая младшая из встреченных нами некрасовских бабушек: родилась в мае 1941-го в Ворошиловградской области (сейчас Луганская). В 1942 году годовалую Машу с мамой, бабушкой и дедушкой эвакуировали в Чернянку, а оттуда – в Некрасовку. Отец, Иван Николаевич Гудков, сразу ушёл на фронт. «Воюе», – коротко вздыхает Мария Ивановна на мой вопрос о том, вернулся ли он с войны.
Биография бабушки Маши немногим отличается от других сельских биографий. Когда закончила семилетку в Новой Масловке, председатель колхоза пригрозил: мол, если пойдёшь учиться дальше – укорочу огород. Колхозу очень нужны были рабочие руки. И Маша осталась – дояркой на местной ферме. Вышла замуж, вместе с мужем Виталием Павловичем вырастила пятерых детей.
С ней мы беседуем в кабине «Нивы» – бабушка Маша твёрдо заявила, что поедет в Некрасовку с нами. От Яруги до Некрасовки – рукой подать. Дорога ведёт под горку, на легковушке здесь по снегу и распутице правда не проехать. Считанные минуты, и вот она – единственная некрасовская улица Полевая тянется тёмной полосой за разросшимися клёнами. Крайнюю часть улицы, говорит Мария Ивановна, местные прозвали Коммуной – люди там жили «одним котлом».
В каждом селе есть брошенные дома – меньше или больше. Они головная боль сельских глав. А здесь целая вереница таких хат. Какие‑то завалились совсем, другие пока хорохорятся, хотя из них проезжающий мимо люд порастаскивал всё, что можно было.
Дом Марии Ивановны – посерёдке, № 15. Его мародёры тоже не обошли стороной:
«Бачите, как выбили двери, ворота – у хату лизли. Плитку покрали».
Поднимаемся по крылечку, включаем в хате свет. Одна лампочка щёлкает и гаснет – перегорела. Остатки нехитрой утвари разбросаны по комнатам. Вот лежит лётчицкая фуражка – один из сыновей бабушки Маши служил в авиации. В уголке за занавесками висят простенькие иконки.
— Муж як у партию поступив, казав: иконы выкидать, – вспоминает хозяйка. – А я кажу: за икону отчитаюся сама, она моя.
— Мария Ивановна, не пробовали дом продавать?
— Дочка казала не надо, хай память остаётся. Кажу ей: растянут. Она – хай тянут.
На столе под иконками в коробке лежит стопка чёрно-белых фотографий. Взять бы их с собой бабушке Маше, в дом к сыну! Но на наши уговоры она упрямо отвечает:
«Куда их там пхать! В хате не повернуться».
Не хочет забирать память из родного дома. Хотя он промёрз настолько, что, кажется, внутри холоднее, чем на улице. Груба разбита – кивает хозяйка на печь. Съехала отсюда Мария Ивановна лет пять назад, после того как похоронила мужа и сестру. Сейчас её обязательно привозят в посёлок на Пасху – проведать могилки. Да и огород остался за хозяевами.
«Бачьте, як мне за 40 лет в колхозе заварили воду», – показывает бабушка Маша на колонку возле дома.
Оказывается, когда в Некрасовку провели водопровод, сельсовет попросил Марию Ивановну поставить счётчик на воду. Но её колонкой пользовались многие – специально приезжали. Как тут счётчик ставить? В итоге хозяйка, как сама говорит, «за свой язык» лишилась колонки.
Кладбищ в Некрасовке два, и ни на одно из них мы проехать не смогли. Колёса «Нивы» вязнут и пробуксовывают. Застрянем – кто нас будет вытягивать? Останавливаемся между яром, оставшимся от некрасовского пруда, и скирдой сена, дальше двигаться не рискуем. И тем более не рискуем искать в заснеженных полях Светлое-Сталино (бабушка Маша утверждает, что посёлок назывался Сталин, без «о»). Оставляем затею до весны.
Покидая Некрасовку, проезжаем мимо дома № 30 – именно здесь жил Пётр Николаевич Щербаков, который до последних дней не покидал посёлок. Возле осиротевшей хаты пока ещё можно прочесть слова, написанные когда‑то хозяином: «Прости нас, родная деревня, что тебя не смогли уберечь». День за днём неумолимое время стирает их с самодельного плаката. Как стирает Некрасовку с карты огромной страны.
P. S. Посёлок Некрасовка Чернянского района входит в число 425 населённых пунктов, где можно бесплатно взять земельный участок под ИЖС. Перечень утверждён постановлением регионального правительства № 231 от 25 июня 2018 года.
Нелля Калиева