«Такой завод был!» Как сахарный завод Боткиных под Шебекино шагнул из истории в бездну

Не охраняется государством

Смотрю не моргая и слушаю, как ветер позвякивает уцелевшим стёклышком в верхнем окне… Первые впечатления от этого исторического места меня быстро погружают в уныние.

Охраны нет, ворот тоже. Перед главным корпусом водоём с водой – ровесник завода. На доске едва читается запрет о рыбалке.

Входные двери поддаются не сразу. Да они в общем‑то и ни к чему: все окна высотой в пол давно выбиты. Но из уважения к возрасту здания мы с моим провожатым Владимиром Лебедевым входим культурно. Впервые он открыл эти двери в 1965 году, когда после школы пришёл сюда работать электриком. А закрыл их за собой в 2010-м – бывшим начальником электроцеха, когда завода уже не было.

«Всё электрооборудование было моё. Вот мой кабинет, – начинает рассказ Владимир Александрович, показывая в одну сторону, и продолжает: – а напротив – кабинет главного механика».

И там и там мусор, обрывки бумаги, сломанные столы и шкафы, одинокие ботинки и сапоги. На грязном столе откуда‑то коричневый кусок хозяйственного мыла. В кабинете Лебедева из бумажных куч извлекаю сметы на капремонт конденсаторной батареи, высоковольтного распредустройства и турбогенераторов. Даты на документах – 2002 и 2003 годы, а печати и подписи директора нет: видимо, расчёты были не окончательные.

Заходим в главный производственный зал – пустой трёхэтажный остов без перекрытий и частично без крыши – и останавливаемся среди груды кирпичей. Зацепившись за арматуру, под потолком висит кусок вытяжной трубы. Две двери на втором этаже уцелели, потому что туда никак не подняться, а значит, и не разбить.

Если бы мы зашли сюда лет 15 назад, то сейчас разговаривали бы у лестницы, которая в два крыла вела от входа на второй этаж.

«Там было сушильное отделение, вакуумаппараты, дальше стояли центрифуги, в которых и получался сахар, – показывает Лебедев направо от входа. – На втором этаже двери: что поновее – кабинет главного инженера, а там, где цветной витраж, – лаборатория. Такой завод был!»

Трудные для предприятия времена начались в 2006 году, а в 2010-м наступил его полный крах. Всего десять лет прошло с тех пор, а время здесь будто остановилось году этак в 1945-м.

Взлёт и падение

Даже теперь каждый житель Новой Таволжанки скажет, что село почти всем обязано семье Боткиных. Сейчас их назвали бы образцовыми инвесторами, перевыполнившими областную программу трудоустройства в селе «500/10 000».

В 1885 году Боткины выкупили у Стефана Жуковского неприбыльный завод, перестроили его и нафаршировали новейшим оборудованием. Он стал первым сахарным заводом в России, где появилось электричество. Для рабочих построили жильё, кинозал, больницу, аптеку и церковно-приходскую школу. Всего в ремонт и модернизацию Пётр Петрович Боткин вложил 60 тыс. рублей ( для сравнения, в то время 1 кг сахарного песка стоил 25 копеек, сыра –40 копеек, свиной шеи – 30 копеек; лошадь для повозки –100 рублей)

Инвестиции окупились с лихвой. Больше 200 работников предприятия выдавали около 200 тонн сахара в сутки. Сахар брал награды на всемирных выставках в Париже, Чикаго, Антверпене. Дело шло, и владельцы решили расширяться. Пришлось перенести производство со старой территории на его нынешнее место в памятном 1907-м, что и запечатлели на башне. Новый цех делал уже больше 800 тонн продукции в сутки, или 5 тыс. берковцев (1 берковец = 163,8 кг) по дореволюционным мерам.

В 1915 году Боткины продали прибыльный бизнес, а после революции 1917-го завод национализировали и он стал подчиняться напрямую Главному сахарному комитету в Москве. Сырьё сюда поставляли 11 колхозов и совхозов со всей округи.

В годы Великой Отечественной войны завод сильно пострадал, но уже в 1948-м его полностью восстановили. Эта дата выложена на второй трубе предприятия.

Местные старожилы, чьё детство пришлось на 1940–50-е, рассказывали мне, что с запуском завода в село вернулась мирная жизнь. Их любимейшим лакомством в те годы были пирожные из патоки. Завод помог людям пережить голодное и трудное время, дал работу и надежду на лучшую жизнь.

Слушая такие истории, я никак не могла понять: почему сейчас здесь ни одной целой рамы, стены или перекрытия? Почему так варварски растащили завод, который долгое время кормил местных жителей?

На третьем часу нашего блуждания по разгромленным помещениям подходим к истёртым и разломанным ступеням лестницы в пристройке – она приводит на второй этаж. Отсюда хорошо видно, как отдельные пазлы разрухи складываются в единую безнадёжную картину. Чёрная копоть на стенах. Обуглившиеся балки. И пустота. Кажется, здесь поселилась смерть.

Всё на металлолом

«Когда я пришёл, на заводе стояло послевоенное оборудование – его из Германии привезли, и оно исправно работало, – рассказывает Владимир Александрович. – От завода я выучился сначала в техникуме, потом в институте. Примерно в 1980-е здесь началась реконструкция для увеличения мощности. Мы перерабатывали почти 3 тыс. тонн свёклы в сутки, а в несезон переходили на сахар-сырец с Кубы. Непрерывно работали в три смены круглый год! Закрывались только на 1,5–2 месяца на ремонт».

Раньше из основного корпуса можно было попасть в котельную. Теперь всё завалено. Делаем круг мимо складов времён Боткиных и прилепившихся к ним современных гаражей. Тёмные постройки в гуще сухостоя и голых кустов выглядят мрачно. Вот и котельная.

«Ой-ой-ой!!!» – восклицает Лебедев, заглянув внутрь старой котельной.

Там всё уничтожено, местами просматриваются чёрные дыры подвала. В конце зала к потолку возвышается бесформенное жёлто-коричневое пятно – не добитая вандалами кирпичная печь. Жутко. На фасаде – выщербины от немецких снарядов, которые на фоне общей разрухи почти незаметны.

«Здесь стояло несколько огромных котлов, – показывает Лебедев. – На втором этаже был турбинный зал: две рабочих турбины по 2,5 тыс. мегаватт и одна запасная. Всё на металлолом вывезли».

В 1980-е мощностей не хватало и к старой котельной из красного кирпича пристроили новую, серую, из монолита. Её так и не завершили. Кирпичная труба с надписью «1983» никому не пригодилась.

«Интереса никакого не было»

Владимир Александрович показывает на листочке всю хронологию преобразований: 1990-й – Таволжанский сахзавод стал арендным предприятием, 1992-й – реорганизован в АООТ «Новотаволжанский сахарник», 1996-й – в ОАО «Новотаволжанский сахарник», 1998-й – в ЗАО «Штерн Импекс НТ».

«Они и добили, – горько говорит он о последних «хозяевах». – Москва руководила, интереса у них здесь никакого не было, кроме как высосать всё и бросить».

«Штен Импекс НТ» зарегистрировали в 1998 году по адресу завода в Белгородской области. ЗАО учредила одноимённая московская компания. В справочнике о сахарном бизнесе России 2002 года её директором указан Анатолий Ривкинд, он же директор ООО «Колибри Фудс». Новотаволжанский сахарный завод записан и за той, и за другой компанией.

Рубеж 2000-х – тяжёлый период для всей сахарной отрасли. Площади посевов сахарной свёклы неуклонно сокращалась, цены на импортный сахар-сырец росли, а на сахар – падали. Импортёры сокращали поставки сырья, заводы закрывались. Те, кто хотел выжить, должны были вкладываться в модернизацию. Но, как известно, многомиллионные инвестиции в период неизвестности – сомнительная затея.

В 1997 году Анатолий Ривкинд получил кредит 16 млн долларов в департаменте продовольственных ресурсов правительства Москвы. В 2000-м он взял сразу везде и много: 385 млн рублей – в Сбербанке, 56 млн рублей и 2 млн долларов – в «УралСибе». И… не вернул. Об этом рассказал на сайте службе безопасности «Амулет» (учреждена Ассоциацией российских банков в 1991 году – прим. ред.) начальник управления безопасности московского филиала банка «УралСиб» И. В. Карпов.

Кстати, капвложения в новотаволжанский сахзавод в 2000 году составили 2,6 млн, в 2001-м – 1,4 млн рублей. У «Штен Импекса» была ещё «дочка» – в Ракитном, которая владела «Ракитянским сахарником». В него с 2000 года вообще ничего не инвестировали.

В 2002 году прокуратура ЦАО Москвы возбудила против Ривкинда уголовное дело по статье о мошенничестве. Однако, как пишет Карпов, Ривкинда это не остановило, и он продолжал изыскивать кредитные средства уже от имени «Колибри Фудс». Не исключено, что эти обстоятельства повлияли на решение о ликвидации новотаволжанского завода в 2003 году и сбрасывании балласта в виде обоих белгородских предприятий.

«Выдали акции и распустили»

Новотаволжанский завод перешёл к сахарному гиганту «Продимекс», одному из крупнейших импортёров сырья. Но дела шли не очень. В 2003-м завод получил от него всего 8 тыс. тонн сахара-сырца. Через два года «Продимекс» обменял предприятие у «Русагро» на аналогичное в Воронежской области. По сведениям «Коммерсанта», новотаволжанский завод на тот момент оценивался в 5 млн долларов.

«В 2006 году было собрание, помню, в начале лета. Тогда тут в сезон человек 800 работали, а постоянно – 400. Представитель сказал, что завод нерентабельный, – вспоминает Лебедев. – Все переживали, а что толку? Выдали нам акции какие‑то и распустили всех. Жене моей два года до пенсии оставалось».

Для ликвидации имущества сформировали бригаду, в неё вошел и Лебедев. Оборудование затрещало под болгарками и сваркой, его активно распродавали другим сахарным заводам. То, что не купили, сдавали на металлолом. Через четыре года от завода остались голые корпуса.

— Когда я уходил в 2010-м, лестница ещё была, – говорит Лебедев. – Я сейчас сам, считай, первый раз увидел, что здесь.

 – И что чувствуете?

— Боль, что не отстояли.

— Почему же люди свой завод не защитили?

— Та… – машет рукой Владимир Александрович.

Говорили, будто несколько лет назад какие‑то специалисты хотели открыть новое производство, а эти корпуса снести, но им не разрешили, сказали, что фасад нужно сохранить. Они и уехали. Это похоже на правду. Только фасад и остался, внутри явно целенаправленно и долго работали отбойниками, а потом всё бросили и ушли. Почему этих «специалистов» никто не заставил вернуть как было? Наверное, потому, что это никому не надо.

Кому это надо

По моим сведениям, первая весть о том, что территорию завода хотят преобразовать, датируется 2012 годом. Тогда обещали построить здесь сеть гостиниц и культурно-развлекательных учреждений, отреставрировать главный корпус, мастерские, склады и много ещё чего. Над проектом вроде бы уже несколько лет работал НИИ культурного и природного наследия им. Д. С. Лихачёва. Его эксперт Ирина Быльченко говорила, что заводов с такой архитектурой и исторической составляющей в России больше нет. Губернатор Евгений Савченко подписал постановление о включении завода в перечень объектов культурного наследия регионального значения и поручил департаменту культуры подготовить документы для включения завода в культурное наследие России.

Прошло восемь лет. Памятником федерального значения завод так и не стал. Из НИИ Лихачёва мне ответили, что проектами реставрации никогда не занимались, а Быльченко у них давно не работает.

В 2018 году вернулся к вопросу новый глава Шебекинского городского округа Владимир Жданов. Но оказалось, что на уровне муниципалитета его не решить: реставрация дорогая, а раз здание в собственности Белгородской области, то и деньги должен выделить областной бюджет. В силах городского округа провести субботник. Это и сделали.

В 2019 году администрация округа заявила о старте конкурса на лучший проект обустройства завода. Планировали привлечь и опытных архитекторов, и студентов, обещая победителю 150 тыс. рублей. Конкурс провалился: прислали только один проект, и тот никого не вдохновил. Площадке ищут инвестора, выставив завод в аренду за 1 рубль.

В 2020 году часть депрессивной площадки перешла в собственность компании «ТелекомГрупп». Там запустили цех и делают серверные шкафы аксессуары, климатические шкафы, сейфы, шкафы для хранения оружия и прочего.

На открытие приезжал губернатор Евгений Савченко. Ради такого вокруг близлежащего пруда даже порубили густую поросль деревьев. Директор завода Артём Махонин заверил главу региона, что компания в ближайшие годы готова вдохнуть жизнь и в исторические здания.

«Мы обсудили все этапы его освоения. Думаю, что года через два – максимум три здесь появится один из ведущих технических инновационных центров в Белгородской области», – заявил Евгений Степанович.

Что же дальше?

В администрации Шебекинского округа подтвердили, что объект принадлежит Белгородской области и там действительно много земельных участков. Часть из них выкуплена в собственность. Переговоры с «ТелекомГрупп» проводились, инвестор проявил заинтересованность, но окончательного решения не принял, поскольку ещё не считал стоимость восстановительных работ. Возможно, дело не только в деньгах.

Ещё в 2018 году кандидат технических наук, доцент кафедры строительства и городского хозяйства БГТУ им. В. Г. Шухова Павел Сапожников говорил нашим коллегам, что, прежде чем искать инвестора, надо определиться со статусом территории:

«Пока мы не поймём, что это за площадка по документам и по потенциалу, кому‑то её предлагать – просто маниловщина».

В базе «Росреестр. нэт» по этому адресу зарегистрировано 30 земельных участков от 210 до 1,4 млн кв. м и одно здание площадью 160 кв. м. По многим объектам нет сведений о владельце, категории земель, кадастровой стоимости. А раз не учтено – значит, не существует?

Завод Боткиных помнит немало проектов и планов. Что ж, дождёмся 2023 года и посмотрим, продвинутся ли начинания нынешних инвесторов.

А пока, расставаясь с бывшим начальником электроцеха некогда славного сахарного предприятия Владимиром Лебедевым, спрашиваю у него:

— Как думаете, можно восстановить здание?

— Всё можно. Были бы деньги и желание. Вот взяли ребята площадь, там, где был склад сырца. Хорошо, если захотят остальное ремонтировать, а так – кто сюда будет вкладывать?

— А вы что хотели бы здесь видеть?

— Завод сахарный. Все наши жалеют завод.