Между двумя огнями: Белгород во время Гражданской войны
О чём писали наши соотечественники, наблюдая из разных уголков страны за бело-красным противоборством в нашем городе
Тяжёлый бронепоезд «Иоанн Калита» на станции Белгород, август 1919 года-
Статья
-
Статья
Страницы дневниковых записей перелистывает «Белгородская правда».
Строки жизни. Что писали о Белгороде в дневниках до и после Февральской революции
«Сидим без хлеба»
После установления советской власти в Белгороде большевики столкнулись с тем, что строить светлое будущее по большому счёту не из чего: из‑за массовых беспорядков и грабежей промышленность и хозяйство в упадке, экономика на нуле. А на их восстановление нет ни денег, ни ресурсов.
Как следствие – цены на продукты просто космические. 18 января 1918 года писатель Алексей Коноров расскажет в своём дневнике:
«Дня три назад я писал в Белгород, что мы 6 дней сидим без хлеба, керосина и спирта и недоедаем. Сегодня Груня привезла нам 4 ковриги чёрного хлеба и 2 полубелого, а также бутылку сливок, чем, конечно, очень нас порадовала. В другой корзине у неё был хлеб для сына Софронова, следователя, отец которого служит в Белгороде священником и сдаёт там квартиру. Положение молодого Софронова сейчас, вероятно, плачевно ввиду упразднения прежнего суда и введения трибунала.
…Затем Груня спросила:
– Можно купить в Харькове чай?
– Можно в нашей потребиловке (правительственных служащих).
– Что стоит?
– Продают только по ½ фунта. Цена ½ фунта – семь рублей.
– Это ещё недорого.
Характерно слышать от простой женщины, что цена за ½ фунта чая в 7 руб. – недорого».
В марте, когда немецкие войска уже заняли Украину, он посетит Белгород и возмутится ценами «уездного города»:
«До Белгорода я добрался к часу ночи. Пошёл к квартире родителей, но, так как ни в одном окне не было огонька, я решил никого не беспокоить и вернулся на вокзал, предварительно справившись в гостинице Вейнбаума, нет ли там свободных номеров и какая цена их. Свободный номер был, но цена оказалась удивительно умопомрачительною для уездного города: 10 рублей в сутки. Зал 1-го и 2-го класса на станции, куда я вернулся, был переполнен почти одними солдатами, которые спали на полу и сидя у столов, положа головы на руки».
10 апреля 1918 года большую часть территории нынешней Белгородской области заняли немцы, включив её в состав Украинской державы гетмана Скоропадского. И присоединили Белгород к Харьковской губернии.
Бараки для капиталистов
В этот период прославился своими антибольшевистскими статьями в газете «Воля народа» (от которой ведёт своё летоисчисление наша газета) писатель Михаил Пришвин. Большого шуму наделала его публикация о Ленине, которая вышла под говорящим заголовком – «Убивец». Такого, разумеется, Пришвину не простили – за политические взгляды он угодил в пересыльную тюрьму.
Спасаясь от повторного ареста, в апреле 1918 года он покинул Петроград и осел в небольшом имении под Ельцом, где занялся крестьянским трудом. Но осенью 1918 года имение реквизировали по постановлению местного сельсовета.
«А куда нас выдворять будут – говорят, в город какой‑то, неизвестно куда, и город этот называется Белгород. Другие говорят, что за городом бараки есть для капиталистов, так в барак», – написал Пришвин 30 сентября.
На тот момент ему исполнилось 45 лет. Личный дневник он вёл почти всю жизнь.
«Социальный рай»
В октябре 1918-го, как пишет москвич Никита Окунев, «германский трон зашатался»:
«В немецких газетах и в рейхстаге раздаются голоса, что Вильгельму необходимо отречься. В Австро-Венгрии ещё хуже: Венгрия и Чехия объявили свою независимость от короны… В Белгороде скопилось много австро-германских войск, и по сему случаю Чичерин протестует, о чём опубликована соответствующая нота.
Вот и курица дошла до бывшей цены государственной ренты, то есть до 70–75 руб., а война ещё не закончилась… Сахар 40 руб. фунт, мясо 15 руб., дрова 400 руб. сажень, масло коровье 40 руб., сало 35 руб., спирт 300 руб. бутылка, хлеб всё ещё 10 руб. за фунт (печёный, чёрный), колбаса 30 руб. фунт и так далее.
Читающий подумает: ишь ты, какой богатый! Спиртик попивает, колбаской закусывает, курочкой балуется. Чёрта с два! Конины пожрать не на что – и она 10 руб. за фунт, а я получаю 30 руб. в день, и кормить нужно не одного себя, а троих. Питаемся больше картошкой да чаем без сахара. Вообще привыкаем к социальному раю».
Он же 19 (6) ноября отметил:
«По «Известиям» слышно, что союзники оккупируют Австрию, немцы эвакуируют Белгород и уходят из Финляндии и что в Голландии и Дании тоже начинается революция».
Из‑за вспыхнувшей в Германии революции немцы массово покидают оккупированные территории, белгородцы тоже живут в ожидании этого момента. Правда, официально Харьков признает Белгород частью России только 7 февраля 1919 года.
Публицист Владимир Амфитеатров-Кадашев так охарактеризовал этот период:
«…Прощаясь с властью, гетман меланхолически заявил в универсале, что «Бог не дал мне счастья сохранить Украину для порядка и культуры». Думаю, Бог тут ни при чём, виною – собственная дурость; опять на Бога надеялись, а сами плошали в квадрате, в кубе, в 177-й степени…»
20 декабря 1918 года Белгород освобождён. Но спокойствием в уезде и не пахнет. Впереди – ожесточённое противостояние красных и белых. Белгородский край оказался одним из первых в России втянутым в крупномасштабную братоубийственную войну.
«Вчера привезли первую почту, и сегодня появились харьковские социалистические газеты: «Южный край» и «Волна». Недобрые вести мы из них вычитали, но ясного представления о политическом положении, не зная предыдущего, всё‑таки не получилось. Большевики надвигаются и заняли Белгород, покинутый сперва немцами, потом добровольческим отрядом, а затем и петлюровцами. Это самое страшное известие», – опишет общенародное настроение 25 (12) декабря 1918 года графиня Ольга Сиверс.
Парад Марковского полка в честь прибытия генерала Деникина, Белгород, 1919 год
Забирают всё
В 1919 году наши земли станут ареной кровопролитной борьбы Красной армии с Добровольческой армией Деникина. В июле белгородцы подняли восстание против большевиков, свергли советскую власть и соединились с авангардом деникинской армии.
«За эти дни всё внимание людей, мучительно ждущих избавления, было по‑прежнему устремлено на юг, где продвижение деникинских армий продолжалось до Белгорода, Борисоглебска и Балашова; тревога у «них» большая…Много говорят о надвигающемся наступлении с запада; но ощущать его ещё до сих пор нельзя. В Москве перестали выдавать хлеб и утешают, что неизвестно, когда выдадут», – напишет 5 июля московский историк Юрий Готье.
Источники утверждают, что после ухода из Белгорода большевиков в городской кассе осталось свободных денег всего 77 рублей 50 копеек. Цены подскочили на всё во много раз. Люди не могли купить даже хлеб и дрова.
Политический деятель Александр Несвицкий так опишет отступление красных:
«Большевистские власти уезжают, забирая всё, что возможно, везут всё на вокзал (кожи, сахар, мануфактуру). В обществе взаимного кредита взяли денег и ценных бумаг более 1 ⅟2 миллиона. Сахар выдаётся по 2 фунта на человека, по цене 10 руб. за фунт.
…Носятся слухи о взятии Деникиным Белгорода и Харькова. Говорят, что Деникин дал знать советскому правительству: если оно при оставлении города возьмёт заложников, то он предпримет со своей стороны репрессивные меры по отношению рабочих, когда им будет занята Полтава. Узнав об этом, рабочие потребовали от советских властей немедленного освобождения арестованных, в противном случае они грозили не выпустить из Полтавы ни одного советского поезда».
Отряд красноармейцев
Хочется водки
Менее чем через полгода, 7 декабря, армия Деникина вынуждена будет вернуть Белгород большевикам. Этот факт зафиксирует в своём дневнике Никита Окунев:
«Взяты Пирятин и Белгород. Рост цен на всё, на всё неумолимо продолжается: молоко 130 руб. кружка, сахар 1 200 руб., одна стеариновая свечка 250 руб., керосин 240 руб. фунт, хлеб 200 руб. фунт, дрова на рынках за мешок 700 руб., сено 1 000 руб., овёс 4 000 руб. (так что «харч» лошади в день обходится 3 500 руб. – кроме содержания извозчика, экипажа и сбруи: вот тут и удивляйся недостаточности извоза!), спирт 5 000 руб. за бутылку, картошка 50 руб. фунт, пшено 250 руб., ржаная мука 9 000 руб., спички 50 руб. коробок, масло коровье 1 700 руб., подсолнечное 1 300 руб., восьмушка махорки 100 руб., валенки 8 000 руб., коровье мясо 400 руб. фунт, конина 150 руб. фунт, соль 400 руб. и только капуста, слава богу, как будто не дорога – 15 руб. фунт.
Хочется выпить водки, закусить сёмгой, но приходится питаться чаем, картошкой, чёрным хлебом, капустой и пшённой кашей, и благодарим Создателя за такое питание, а насчёт водки и сёмги это я только пошутил. Говорят, что есть люди, зарабатывающие теперь полмиллиона рублей в месяц, так те вот и пьют водку, а я пока что получаю в месяц такое жалованье, которого хватит лишь на покупку одного валяного сапога…»
Деникинцы вынуждены спасаться, чтобы избежать расстрела. Участник добровольческой армии Георгий Орлов 11 декабря записал:
«По сводке нами оставлены Грайворон, Белгород, Волчанск, Богодухов, Меркик, последняя станция на линии Харьков – Полтава, т. е. на юго-западе – западе от Харькова. Говорят, что все последние дни в Харькове среди населения царила здоровая паника. За возможность достать билет на юг платили десятки тысяч рублей. Рассказывают, что какой‑то спекулянт заплатил даже 400 000 рублей за спальное место. Печально то, что на этих билетах спекулировали главным образом харьковские офицеры. Воображаю, как разбогатели там офицеры контрразведки. Какая мерзость, низость и пакость. С тёплой одеждой на фронте совсем скверно. Говорят, что чуть ли не 75 % выбывших из строя прибывают с отмороженными конечностями…»
Ужасный ров
После Гражданской войны промышленность Белгорода потихоньку начала возрождаться. Уже к 1926 году она достигла довоенного уровня. В 30-х годах возводится котлостроительный завод, расширяется сеть учебных и медицинских учреждений, увеличиваются темпы строительства жилья, повышается качество транспортной связи.
«Вот и Белгород, где мы выходим погулять. Немного пахнет югом и весною, но дует холодный ветер. Сколько раз проездом через Белгород мы ели здесь знаменитые белгородские щи, которыми славился этот вокзал», – опишет своё путешествие 7 марта 1927 года композитор Cергей Прокофьев.
Но страшные отголоски тех событий красной нитью проходят в личных записях людей вплоть до Великой Отечественной войны. В 1935 году в заболоченной пойме Северского Донца начали строить электростанцию, и людям впервые показали фильм «Чапаев».
Но поэтесса Варвара Малахиева-Мирович вспомнит на страницах своего дневника отнюдь не это:
«2-й час ночи. Гостиная Аллы. Так вот отчего у Бориса (Ольгин брат) такая залежь скорби и оттенок безумия в улыбающихся глазах. Он порассказал сегодня о походе от Воронежа до Пензы, когда за красными гнался Мамантов. Ему было тогда 18–19 лет, но он был уже комиссаром и стоял почти ежедневно лицом к лицу со смертью и со всеми ужасами Гражданской войны.
Рассказывал о взрыве мостов, о прокладке каких‑то воздушных сооружений на месте их, по которым по одному прогоняли вагоны. О том, как стонали, бредили и выли на дороге умирающие сыпнотифозные («на них наступали…»). О том, как он случайно наткнулся на близкого знакомого среди таких полутрупов и тащил его на себе до станции. Об ужасном рве в Белгороде, полном расстрелянными заложниками и пленными. О том, как такими заложниками был наполнен целый товарный поезд, потом облит керосином и подожжён (кажется, это сделал генерал Маевский).
И когда повышена температура, вспоминается всё это, но прежде всего – убитая молодая женщина – ветер откинул в сторону волосы и платье. На груди одно небольшое пятнышко – след пули. А когда после всей этой фантасмагории приехал домой в надежде отдохнуть в семье (крепко сплочённой, с очень любимой матерью в центре), в квартире его встретили вопросом: вам кого? И рассказали, что тут живут уже другие, что мать умерла, братья и сестра неизвестно где. Потом встретил брата и едва узнал его – так опух и пожелтел от голода. Так было. И когда рассказывал о возвращении домой, о смерти матери, засмеялся странным смущённым смехом, а в глазах сияли скорбь и слёзы».
Анна Морозова