Долг, который ты выполняешь. Почему профессор медицины пишет прозу и увлекается живописью

Совсем скоро увидит свет её третий роман – трилогия о женщинах врачебной династии «Панакея», а рассказ «Письмо Offline» о любви на фоне военного конфликта стал номинантом престижной международной литературной премии «Писатель XXI века».

«Медицина располагает к философии»

— Татьяна Васильевна, как вам удаётся совмещать административную должность с литературным творчеством и живописью?

— А я их не разделяю. Во всём ищу картину, если можно так сказать. Потому что фотографии, которые я делаю по работе – световая и электронная микроскопия, – это в некотором роде живопись. Раньше у меня были три главные темы: рождение, любовь и смерть, а сейчас, например, рисую цветы, мантры, органы и ткани человека и его болезни… Одну из картин я практически срисовала со сканирующей микрофотографии. Поэтому всё у меня идёт вместе.

А если говорить о писательстве, то я рано начала думать о том, кем хочу стать. Мне было примерно 15 лет, когда в Донецке, где мы тогда жили с родителями, я попала на встречу с одним из писателей. И я его спросила: «А как определить, дано ли тебе стать писателем?» Он ответил словами классика: «Если человек хочет писать – он будет писать!» Я тогда ещё немножко помучилась – вопрос стоял либо стать писателем, либо врачом, – но решила, что писатель должен быть если не гениальным, то талантливым, а врач может быть просто хорошим врачом, и пошла в кружок «Юный медик». Выбрала путь врача, но знала, что всё равно буду писать.

— Из врачей вышло много хороших писателей, например Чехов, Булгаков, Вересаев. Из современных – Горин, Пермяков, Соломатина… Как вы думаете, почему?

— Медицина располагает к философии. Любой врач в большей или меньшей степени философ, а любой философ хочет себя как‑то выразить, в том числе и в литературе. Но что касается писательского дара, то я считаю, что с ним человек рождается. Можно пройти литературный институт – и это неплохо, но научиться писать в принципе нельзя. Ты либо это умеешь, либо нет. Хотя никакого удовольствия в писательстве нет. А есть долг, который ты выполняешь. Перед кем – непонятно. И не выполнять его – нельзя: мне кажется, это даже наказуемо. Каждый должен выполнять своё предназначение.

Картины Татьяны Павловой / Фото: Вадим Заблоцкий

Зарабатывать на своём труде

— А писать можно обо всём? Писатель должен полностью раскрываться перед читателем?

— О многом можно и нужно писать, главное – не опускаться до пошлости и грязи. Всё имеет свою красоту, надо на ней останавливаться. Но некоторые вещи в жизни откровенно некрасивые – о них не надо писать. Ещё я для себя давно решила, что не буду писать о себе и своих детях. Потому что, например, в «Панакее» я описала некий отрицательный момент, связанный с гибелью знакомого мне человека. И так оно и вышло. И тогда я себе сказала: о близких больше не пишу. Не потому, что боюсь, а потому что понимаю, что мы словом проектируем. И рисовать теперь не сажусь, когда мне плохо. Хотя были у меня такие картины. Например, друг умер от инсульта, и я нарисовала картину на эту тему. Она получилась мрачная. Это такие картины, которые стоят, но показывать их никому не надо. Поэтому сейчас сажусь рисовать, когда у меня спокойное настроение, гармония в душе.

— Но некоторые считают, что художник должен быть несчастен, чтобы творить…

— Никто не должен быть несчастен! Человек вообще должен быть счастлив в жизни. Должен радоваться, что есть сегодняшний день, что был вчерашний и наступит завтрашний. Точно так же говорят, что писать ради денег неправильно. Или, как один мой знакомый бизнесмен сказал, что учёные вообще не должны зарабатывать, а должны жить впроголодь – только тогда, мол, они сумеют что‑то создать. Все должны зарабатывать на своём труде! Писать ради денег неправильно? А правильно ради денег врачевать? В клятве Гиппократа, кстати, не говорится о том, что врач должен бесплатно всех осчастливливать. Почему мы в магазине за хлеб должны платить, а к врачу хотим даром приходить?

— Кстати, а можно ли сегодня зарабатывать писательством?

— В России – практически нет. Ты, как автор, вкладываешь что‑то в макет книги, но большую часть тратит издательство, и оно потом какой‑то процент тебе даёт. И если ты при этом выходишь хотя бы в ноль или остаёшься чуть в плюсе – уже хорошо. Но так было всегда. Мне нравится фраза О. Генри, который, ещё при жизни имея хорошие тиражи, сказал: «Мне от золотого дождя будет один прок – он пробьёт мне дырку в голове».

Фото: Вадим Заблоцкий

Путь у книги – долгий

— А ваша трилогия – о чём она?

— В «Панакее» рассказываю о женщинах одной династии, которые жили и любили. Они были врачами, фармакологами. Откуда у книги такое название? Панакея, или Панацея, – дочь Асклепия, бога медицины, которая занималась медикаментозным лечением.

Роман получился историческим, философским и даже с элементами фэнтези. Я всегда стараюсь писать так, чтобы было интересно читать, чтобы книга не была сухой. Ведь мы пишем не для себя, а для читателя. И «Панакея», я считаю, действительно получилась. Она охватывает разные исторические периоды: с 1912 года прошлого века по настоящее время. И в каждом периоде – Первой мировой войны и революции, Великой Отечественной и чеченской войны – есть своя влюблённая пара. Мне самой было очень интересно работать над темой женского медицинского образования, которое, несомненно, юное – как в России, так и в мире в целом – и существует лишь с начала прошлого века. Много работала в петербургских архивах, мне давали дневники, из которых я многое почерпнула. Ещё в книге есть отсылки к истории фармации XVI века.

— Писателю всегда нужно так глубоко копать информацию для того, чтобы написать книгу?

— Я отвечу сперва не о литературном творчестве, а о научных работах. Когда я беру нового диссертанта, то сразу ему говорю: вы чуть-чуть почитайте и начинайте работать, не углубляйтесь очень сильно, иначе чужое мнение вас подавит. И в науке, и в литературе идёшь каким‑то верхним чутьём, а потом, когда начинаешь копать глубже, понимаешь, что оно было правильным. Но это чутьё либо есть, либо его нет.

— А как вы относитесь к редакторской правке?

— За каждое слово воевать не буду, считаю, что в хороших издательствах работают профессионалы. В частности, эту книгу мне правила внучка корректора, который редактировал Шолохова. У этого же издателя вышла первая книга лауреата Нобелевской премии Светланы Алексиевич. У меня это один из принципов: книга должна выходить в хорошем издательстве, ни в коем случае не самиздатом.

— Как долго вы работали над вашей трилогией?

— Я писала её 20 лет. Отдала в издательство, но оно, к сожалению, на тот момент перестало печатать художественные книги. Потом меня познакомили с Марининой – ей моя книга понравилась, и она предложила её своему издательству. Но там захотели книгу сильно упростить, а я фыркнула. Сказала, что этим не зарабатываю, мне простые книги не нужны. Так что путь у книги оказался очень длинным. Я никогда ни над чем так не работала: ни над диссертацией, ни над монографией. Я могла её писать до 4 утра или проснуться в 2 ночи и писать. Настолько для меня это было важно – закончить её.

Книги Татьяны Павловой / Фото: Вадим Заблоцкий

Конкурс ради удовольствия

— А ваш рассказ «Письмо offline», с которым вы номинированы на литературную премию?

— Его я написала 25 лет назад. В своё время предложила рассказ одному толстому издательству, и оно его не взяло. Но в том варианте он бы мне и самой сейчас не понравился. Когда мне предложили поучаствовать в нынешнем конкурсе, я поняла, что быстренько что‑то интересное не напишешь. И взяла основу от своего старого рассказа, а действие перенесла на почву современного военного конфликта. Это довольно жёсткая история про судебного медика, которая оказывается на вскрытии своего бывшего мужа, с которым она давным-давно рассталась. Она не знает, друг он или враг, защищал здесь или убивал. И даже имени его нынешнего не знает, потому что он был без документов. Находит только адрес его блога, куда и пишет письмо в никуда, в «паутину», в офлайн – чтобы те люди, которые его знали и любили, были в курсе его судьбы.

— Как вы отреагировали, когда узнали, что рассказ получил такое высокое признание?

— Я редко участвую в каких‑то конкурсах, а тут вдруг загорелась и с удовольствием поработала. У меня много рассказов, которые я не напечатала, потому что быстро перешла в формат романов. И они так и лежали. Так что этот конкурс – просто возможность напечатать рассказ, который я считаю лучшим из всех написанных. Что касается славы, то я достаточно известна в научном кругу, поэтому она для меня не новость. Я спокойно отнеслась, когда моя первая книга вышла. Потом ещё одна и ещё. Многие удивляются, когда узнают, что у меня есть книга на английском языке (The city with name of Wind – прим. авт.). А я считаю, что мир един. Мне предложили опубликоваться в интернациональном издательстве Союза писателей с продажами в англоязычных странах – и я с радостью согласилась. Хотя писала я на русском, а в книге профессиональный перевод. Я читаю лекции на английском, выступаю на конгрессах, но литературный перевод – это нечто другое.

Фото: Вадим Заблоцкий

«Рисовать надо всем»

— Помимо того что вы много пишете, вы ещё и рисуете…

— Я считаю, что если писать всем не обязательно, то рисовать надо всем. В любом возрасте, хоть по чуть-чуть, как и чем угодно – вариантов множество. Меня в детстве от рисования не ограждали, поэтому я и не перестала это делать. Когда мне было 28 лет, я попросила подарить мне на день рождения краски и холсты, и с тех пор стала писать маслом. Мои друзья говорят мне, что я прекрасный художник, зачем мне ещё и книги писать. Но я считаю, что художник я может и интересный, но я в этом не состоюсь.

— А вам хотелось именно состояться?

— Нет, я просто всегда всё о себе хорошо знала. И понимала, каков мой путь. Конечно, всем хочется в чём‑то состояться. Свои картины я дарю друзьям. В прошлом году нарисовала всего шесть, и они в виде исключения висят у меня дома. Это картины, которые относились к медитации в Индии. А в этом году у меня с марта рисуется и рисуется. Ну и пусть рисуется! Очень тяжёлый был месяц, загруженный всякими делами. А рисование – моя психологическая разгрузка.

— Насколько я знаю, некоторые из этих рисунков украшают обложки ваших книг?

— Это не специально. Книги и картины я пишу отдельно. И просто предлагаю несколько вариантов издателям. И они обычно с удовольствием хватаются за эту идею. Хотя когда вышла моя первая художественная книга – «Адам и Ева после ада» – с моим рисунком на обложке, издатель не подал статью о ней в «Литературную газету» только потому, что ему не понравилась нижняя часть картины.

Фото: Вадим Заблоцкий