Изнанка театра, или Что скрывает закулисье Белгородской драмы

Селёдочка из поролона

В здание попадаем через служебный вход, как и все артисты, которые приходят сюда на работу. Пройтись по артистической части театра нам удаётся благодаря проекту «Наше. Всё» специалиста по проектам Дарьи Пархоменко и специалиста по связям с общественностью БГАДТ им. М. С. Щепкина Натальи Зотовой. Мы – это 20 человек: 10 членов зрительского клуба «Первый ряд» и 10 белгородцев, успевших (а места разошлись за считанные минуты) записаться на экскурсию в группе театра во «ВКонтакте».

Для зрителей и по Станиславскому театр начинается с вешалки, а для артистов – с плана работы. По большей части рукописный, он спрятан под стекло. График спектаклей, расписание репетиций, приказы, уведомления – всё прописано здесь. Расписание в театре для артистов – закон, говорит Оксана Катанская.

«Обратите внимание, что суббота и воскресенье – это рабочие дни, а понедельник здесь в самом низу, потому что это наш выходной, – рассказывает она. – В день может быть до трёх спектаклей. Сегодня (экскурсия прошла 20 мая – прим. авт.) «Слишком женатый таксист» на основной сцене, а «Моя жена – лгунья» на выезде в Ракитном». 

Вешалку мы тут всё‑таки находим – в служебном гардеробе. Оставляем верхнюю одежду и идём в бутафорский цех. Тут изготавливают реквизит для спектаклей и хранят то, что, возможно, пригодится для будущих постановок. Поэтому просторное помещение – это мастерская, и склад. 

Кто‑то обращает внимание на сложенный в углу пенопласт. Он в театре популярный материал для изготовления реквизита – потому что лёгкий, поясняет Катанская. 

Посреди цеха стоит накрытый стол. Солёные огурчики-помидорчики, нарезанная и пересыпанная луком селёдка, блестящая, политая маслом картошечка, винегрет и прочее. Красиво, но… несъедобно. Всё это бутафория, занятая в новом спектакле «Абсолютно счастливые люди» режиссёра Игоря Ткачёва. А есть ли у зрителя возможность увидеть на сцене настоящийсолёный огурчик? 

«Если еду нужно есть, то на столе она настоящая. А если есть не надо, то еда всегда бутафорская», – объясняет актриса.

Горячительных напитков, конечно, в спектаклях не бывает. Их заменяют водой, чаем, газировкой. 

— Газировку можно пить не всегда, – добавляет Катанская. – Пузырики оседают на связках, и есть опасность просто не сказать следующую реплику. 

 – А селёдочка из чего? – спрашивает кто‑то.

 – Из поролона, – поясняет художник-бутафор. 

Фото: Павел Колядин

«Реквизит. Хрупкое!!!» 

Снова идём узкими коридорами, дорогу по которым из нас знает только Оксана, и под чьё‑то негромкое «Я тут как‑то заблудился» оказываемся прямо под сценой – у центра поворотного круга с предупреждающим «Не влезай – убьёт!». Этот механизм приводит в движение сценический круг, который сейчас прямо над нами, и таким образом на сцене перемещаются декорации и исполнители. Движение ему придаёт помощник режиссёра со своего пульта. 

Перед складом декораций – нагромождение деревянных ящиков. В вертикальных на гастроли ездят костюмы, в горизонтальных – реквизит. Ящик с надписью «Реквизит. Хрупкое!!!» уже вернулся из Шебекино, где в середине мая сыграли «Его донжуанский список». 

«Вот так спектакли вывозят в Грайворон, Воронеж, да куда угодно», – объясняет Оксана, приоткрывая один из ящиков с костюмами. 

Тут они все упакованы в пыльники – чтобы не повредились при транспортировке. 

А на самом складе декораций можно увидеть, как выглядят в собранном виде все спектакли из репертуара театра. Они расположены блоками: каждый спектакль – один блок. 

«Женитьба Фигаро», «Кабала святош», «Примадонны», – Оксана узнаёт и перечисляет каждый спектакль. – «С любимыми не расставайтесь», «Ханума», «Завтра была война», вот дерево из «Касатки», а вот так выглядит «Единственный наследник». 

Катанская объясняет: декорации к спектаклям, которые зритель увидит на сцене в ближайшее время, ставят ближе к выходу из цеха. Те, что пройдут позднее, – дальше.

По краешку сцены

Мы оказываемся за кулисами, проходим буквально по краешку сцены. Наш экскурсовод обращает внимание на тросы, которые мы уже видели внизу. Они продолжаются здесь и уходят высоко наверх. Они отвечают за целый комплекс – одежду сцены, а за них отвечают монтировщики театра. К слову, эти тросы, чтобы, к примеру, опустить театральный занавес, приводят в движение вручную. 

«Вот так выглядит изнанка театра, – показывает на установленные декорации Катанская. И предупреждает: – На сцену, пожалуйста, не выходите: её уже приготовили к вечернему спектаклю».

В динамичном «Слишком женатом таксисте» артисты часть сцен проводят на полу. А вообще, рассказывает актриса, есть такое правило, что не занятый в спектакле артист на сцену не выходит, чтобы вдруг ничего не сломать. Тут же столик, на который поставят реквизит. Сейчас он пуст, потому что реквизиторы пока не принесли необходимые предметы. 

«В любом театре есть закон: ни в коем случае нельзя трогать чужой реквизит, – рассказывает Оксана Катанская. – Со вторым звонком помощник режиссёра говорит: «Господа, проверьте реквизит!» И он должен лежать на своём, определённом месте. У артиста во время спектакля есть секунда, чтобы выбежать и взять какую‑то ложку со стола. И вдруг её тут нет, она лежит на 20 см дальше. Да он её просто не увидит в запале!»

Кто‑то из нашей группы замечает на полу (планшете, если пользоваться терминами) сцены разноцветные метки. 

«Вы никогда не задумывались, если бывали на одном и том же спектакле несколько раз, что мебель на сцене всегда стоит примерно на одном и том же месте? Для этого и нужны такие метки. По ним видно, что это как раз те места, где нужно поставить стул, стол или тумбочку. Разного цвета они, чтобы различить, в каком спектакле куда поставить мебель», – рассказывает артистка. 

Если на сцене в постановке лежит ковёр, то метки обозначают прямо на нём. Кстати, перед спектаклем такие коврики тщательно фиксируют на сцене, чтобы у артистов не было опасности зацепиться за них и пострадать. 

К слову, репетиции перед вечерним спектаклем в 18:00 начинаются в 16:45. К этому времени артист обязан быть в театре. Если он занят лишь во втором акте, то может прийти в 17:55. Разумеется, раньше этого времени актёр или актриса придут, если для их роли нужна сложная причёска. 

Осторожно, металлические двери закрываются!

Из‑за кулис попадаем в комнату отдыха. Проходим в пока открытые массивные металлические двери. Они гарантия того, что ни один посторонний звук отсюда либо из коридора не проникнет на сцену. 

В комнате отдыха артисты дожидаются своего выхода на сцену во время репетиций или спектаклей, рассказывает Оксана Катанская. Так что на диванчики тут присаживаются не отдыхающие, а максимально сосредоточенные её коллеги.

По долгу службы я уже бывала здесь на интервью с артистами и режиссёрами, но поскольку концентрировалась на беседе, детали обстановки не рассматривала. Оксана показывает на монитор на стене, где видны большая сцена и зрительный зал. Сюда транслируют в режиме реального времени репетиции и спектакли. 

Звуковая трансляция происходящего на сцене идёт через колонку, одна из которых висит в комнате отдыха. Такие же есть в гримёрках, кафе для артистов, в цехах. 

Комната отдыха / Фото: Павел Колядин

«Ты всегда слышишь, какие реплики произносят на сцене, и уже понимаешь, через какое время твой выход, – рассказывает Катанская. – Бывало такое, что во время спектакля у артиста или артистки расходился костюм, пуговица отрывалась, и тогда через эту колонку срочно вызывали костюмеров. Пуговицу пришивали, костюм зашивали, и артист отправлялся дальше на сцену». 

Если спектакль требует от артиста быстро сменить костюм, например накинуть плащ, то он переодевается прямо тут, в комнате отдыха. Заряженные костюмы висят здесь на вешалках. 

Идём дальше, в гримёрку Оксаны. По дороге актриса перечисляет встречающийся реквизит: коляска из «Сотворившей чудо», велосипед из «Примадонн», люстры из «Пигмалиона», корзины из «Ханумы». 

На двери каждой гримёрной – фамилии артистов и артисток, их занимающих. Оксана Катанская делит свою с Валерией Ерошенко и Юлией Гарновой. 

Туалетные столики, шкафы – все гримёрки стандартные, рассказывает артистка. 

«Перед спектаклем сюда приносят костюмы и обувь. Красишься, одеваешься и идёшь на сцену», – говорит она.

От эскиза до химчистки

А мы идём туда, где хранятся сотни, если не тысячи сюртуков, камзолов, сорочек, юбок, пальто, платьев, сапог, туфель, шляпок, боа, запонок и бус – в костюмерный цех. Ряды костюмов поражают многоцветностью и многоликостью. И это ещё не всё, рассказывает Оксана Катанская: в подвале театра есть резервное хранилище, куда спускают костюмы из спектаклей, которые идут очень редко или заморожены.

Костюмы тут висят по тому же принципу, что и декорации: те, что будут «работать» совсем скоро на сцене – поближе к костюмерам. Они и приводят их в порядок – чистят, гладят, пришивают, если необходимо, декоративные элементы – те же кокетливые пёрышки с халатиков героинь – перед спектаклями. 

Стирают рубашки, платья и пальто не в театре. Рубашкам стирка нужна, как правило, после каждого спектакля, брюкам и жилетам – по мере загрязнения. Некоторые платья, сюртуки и так далее строго проходят химчистку. 

Оксана рассматривает развешенную блоками – по спектаклям – одежду и показывает: вот «Кабала святош», там «Единственный наследник», в дальнем углу виднеются головы из «Карлика Носа». Внизу под одеждой – обувь из спектакля и декоративные элементы: например, накладки-горбики, накладка-живот. 

— Какой костюм среди ваших ролей самый неудобный? – спрашивают у неё.

— Тот, который изначально не на меня шили! – шутит актриса. – А в основном все удобные.

Кто‑то замечает на вешалке едва ли не дюжину одинаковых мужских рубашек. Как отличить, кто из артистов должен надеть отличающиеся лишь размерами предметы гардероба? 

«Раскрою тайну, – говорит Оксана Катанская. – На каждом из них есть инвентарный номер и фамилия артиста. Инвентарный номер, чтобы понять, из какого спектакля костюм, а фамилия артиста, чтобы понять просто-напросто, кому его принести. Например, в спектакле «На всякого мудреца довольно простоты» в одной роли заняты Наташа Чувашова и Катя Максюта, и их костюмы совершенно одинаковые». 

Уходим из костюмерного цеха, заглядываем в служебное кафе и выходим на балкон. Тут у нас остановка. Любуемся открывающимся отсюда видом на Театральный сквер и парк Победы, устраиваем импровизированную фотосессию с Оксаной, а потом переходим в пошивочные цеха. Их в театре два: мужской и женский. Женский, к слову, просторнее: нередко часть костюма – это пышная, большая юбка. Так что размер цеха продиктован практическими соображениями. Кроме швей, сюда приходят художники по костюмам с эскизами и артисты – на примерки. 

Балкон превращается…

Отсюда переходим в огромный декорационный цех. Тут, как понятно из названия, изготавливают декорации к спектаклям, поэтому в каждом уголке цеха можно найти весь арсенал необходимых для этого средств и материалов. Например, в одном, особо живописном, замечаем бадьи с красками, валики, кисточки, в другом – многочисленные картины. Одним словом, декорационный цех поражает своим масштабом! 

Проходим через малый репетиционный зал – тут проходит этап будущих постановок и отсюда же зрители видят фотографии с первых читок пьес в соцсетях театра – и по очередной лестнице (ловлю себя на мысли, что без Оксаны точно бы уже заблудились!) попадаем на малую сцену. Этот зал рассчитан примерно на 50 зрителей, и тут идут камерные спектакли из репертуара театра: «Его донжуанский список», «Приговорённый к счастью», «Руководство для желающих жениться», «Скамейка». Вот и сейчас на сцене уже смонтировали декорации к «Скамейке».

Малая сцена примыкает к балкону большого зала, и Оксана Катанская раскрывает очередной секрет театра: если артисту, занятому тут в спектакле, необходимо переодеться, он уходит на балкон. Днём, до вечернего спектакля, балкон тут играет роль гримёрки. К слову, во время спектакля на малой сцене монтировщики стараются не устанавливать декорации на большой, чтобы не создавать лишнего шума. 

Отсюда выходим в уже знакомое нам всем большое фойе – подходит время покидать закулисье. По дороге заглядываем в аппаратную к художникам по свету и звукооператорам. 

На прощание Оксана Катанская раскрывает, пожалуй, главный секрет артистической части театра: все вместе должны работать одним слаженным механизмом, как часы. И, конечно (добавлю уже от себя!), любить свою работу и свой театр так, чтобы даже Станиславский говорил: «Верю!»