Сердце моё не камень. Как самоцветы оживают на картинах Константина Лебедева

На полуострове его знали как мастера редкой профессии: он создавал панно из полудрагоценных камней в технике флорентийской мозаики. Работы автора продавали в частные коллекции и дарили президентам.

Камчатка – мой компас земной

Художник Константин Лебедев был одним из двух мастеров, которые развивали технику флорентийской мозаики на Камчатке. Это направление в искусстве появилось в XVI веке во Флоренции. Мозаикой украшали дворцы правителей и знати, мастера составляли рисунки из каменных кусочков и плотно подгоняли их друг к другу. Линии стыка между деталями были почти незаметны, поэтому изделие напоминало картину, написанную на холсте.

Константин Николаевич работал и с флорентийской мозаикой, и с живописью. До этого он служил в морской пехоте в Севастополе. О стезе художника всерьёз не задумывался.

Фото: Владимир Юрченко
Как волосы пшеничной блондинки. Почему белгородке пришлось стать дворником ради искусства

«Служба была непростая, хотелось найти отдушину после напряжённого дня. А жена часто ходила на выставки. Она заметила, что я тоже заинтересовался живописью. Предложила мне попробовать свои силы. В 25 лет я впервые взял в руки карандаш, а потом начал писать пейзажи».

Мастер заочно окончил Всесоюзную академию изобразительного искусства. В 1990-е годы его перевели служить на Камчатку, и неукротимая природа края глубоко запала в душу.

«Камчатка – суровость и уникальная красота. Петропавловск-Камчатский окружён тремя вулканами. Когда видишь это огромное творение природы, становится страшно. Но в то же время это зачаровывает. И люди в тяжёлых условиях относятся друг к другу иначе, с поддержкой и взаимовыручкой».

Когда Константин Николаевич уволился в запас, ему предложили развивать технику флорентийской мозаики на полуострове:

«Предприятие «Камчатские самоцветы» создавали на базе геолого-разведочной экспедиции, поэтому у него был запас полудрагоценных камней. Из них делали сувениры и ювелирные изделия. Но никто не знал, как работать с редкой техникой мозаики. Мы с коллегой Галиной Рычаговой учились на пальцах: смотрели рисунки, изучали особенности камчатских камней. Почти все работы создавали из них. По десятибалльной шкале твёрдости Мооса камчатские самоцветы занимают шестую-седьмую позицию. Десятая – у алмаза, а у уральских и приморских камней – третья-четвёртая. Галина работала с напарником – шлифовать материал физически трудно. А я всё делал сам. Каждому камню миллионы лет, у него своя энергетика. Кто хоть раз столкнулся с обработкой камня, будет болеть этим всю жизнь». 

Фото: Валерия Солошенко

Вымыть руки ацетоном

В мастерской Лебедева поделочные камни повсюду: на полках, столе, подоконнике. Некоторые напоминают обычные булыжники. Но мастер знает: важно, что внутри, а не снаружи. Он распилил сотни самоцветов, чтобы увидеть спрятанные в них образы: неприступные камчатские горы, северное небо, грозных медведей или мирных оленей. На один спил камня диаметром 30–40 см уходило два-три часа. В наше время почти любой материал разрежет лазер.

«Если художник на палитру выдавливает масло, то для мозаичиста красками становятся напиленные на пластины камни. Помню, как с замиранием сердца ждёшь первого среза. Гадаешь, какой будет рисунок внутри. Можешь разглядеть фигуру на маленьком кусочке, а можешь перебрать десятки камней в поисках узора. Как‑то я увидел бледное пятно и сделал пейзаж с луной на звёздном небе. Работники без художественного видения у нас не задерживаются: мало вырезать детали и склеить их. Нужно представлять, как можно обыграть рисунок и цвет камня».

Художник придумывал эскиз, а затем подбирал материалы. Каждый камень обладает природной окраской и свойствами: оттенки, прожилки, фактура, переливы на свету – всё это нужно учитывать при заготовке деталей. Правильно подобранные материалы оживят рисунок.

«Более двух лет я работал над мозаикой «Хозяин Камчатки». Долго искал срез для шерсти медведя, чтобы фактура была похожа на ворсинки. Для этого перепилил около 300 кг обсидиана».

Если издалека кажется, что картина написана маслом, значит работа сделана хорошо / Фото: Валерия Солошенко

Картина собиралась из множества деталей разных оттенков.

«Процесс создания очень кропотливый. Например, я хочу к белому кусочку приклеить узкую деталь серого цвета. Соединяю эти пластинки плотно, чтобы между ними не прошла игла и не были видны линии стыка. На сером кусочке провожу тонкую черту, немного опиливаю её. С изнанки склеиваю две детали эпоксидной смолой. Когда они высыхают, снова опиливаю серую пластину до нужной формы. Времени уходит много, а результата за день почти не видно. Для одной картины я сделал больше 200 деталей, чтобы передать цвет листвы кустарника».

Поверхность набранной мозаики должна быть ровной и гладкой. Чтобы убрать дефекты, лицевую сторону картины шлифуют на станке с чугунной планшайбой – диске с алмазным напылением.

«Ни одна твёрдая пылинка не должна упасть на диск, иначе поверхность поцарапается и придётся шлифовать заново. Это занимало от нескольких дней до месяца. Бывало, что мозаика выскальзывала и разбивалась. Жалко времени и здоровья. Ты же постоянно дышишь кварцевой пылью, а она не выводится из лёгких. На коже появляются раны от сколов. На жидкости для снятия лака пишут: «Если ацетон попал на кожу, помойте руки с мылом». После склейки для нас счастьем было вымыть руки ацетоном, иначе эпоксидную смолу не оттереть».

Отшлифованную работу мастер ставил под лампу: если нить накаливания чётко отражалась на поверхности, можно приступать к последнему этапу – зеркальной полировке.

«Если зритель издалека смотрит на картину и думает, что она написана красками и вставлена под стекло, значит, работа выполнена хорошо».

Готовая мозаика / Фото: Валерия Солошенко

Картина на миллион

Флорентийская мозаика неповторима и сделана на века: не потускнеет и не осыплется. Потому ценится высоко.

«Предприятие, в котором я работал, продавало мозаику в частные коллекции и крупным компаниям. Знаю, что мои работы дарили Владимиру Путину и Дмитрию Медведеву. Картины стоили от нескольких десятков тысяч до миллионов рублей. Продавали их долго, до года. Мне, как мастеру, платили меньше половины от стоимости работ, потому что материалы и инструменты принадлежали организации. Несколько картин я выкупил сам. Чтобы заработать на них, трудился по 18 часов на рыбообрабатывающем заводе. Я бы продолжал создавать мозаику, но мастерскую закрыли», – признаётся Лебедев.