Белгородский адвокат Юрий Шевяков: «По второму кругу я никого не защищал»

«Как же это круто!»

— Юрий, ваш профиль – уголовные преступления. Почему?

— С 6 лет мечтал стать следователем: был такой детский стереотип «хочу ловить бандитов». Отучился на юриста в Белгородском кооперативном университете, пошёл работать в Следственный комитет – тогда ещё при прокуратуре. Так что свою мечту детскую воплотил.

— Об адвокатуре тогда ещё не думали?

— На 2-м курсе обучения началось уголовное право, потом уголовный процесс. Тогда‑то и столкнулся с адвокатурой. Смотрел, изучал, что делает правоохранитель и как ему противостоит защита. Мне понравился этот баланс, состязательность. 

Через год попал на практику к Дмитрию Николаевичу Стрелкову – адвокату, на которого я смотрел реально с открытым ртом. Это неординарный, выдающийся специалист: он не просто отстаивал интересы людей, а превращал это в искусство. Слушал его выступления в судах, видел эту экспрессивную подачу умных, а порой гениальных мыслей и думал: «Как же это круто!»

Фото: Алексей Стопичев
Идущие по следу. Как следователи-криминалисты распутывают преступления

— Мечтали быть следователем, а пошли на практику к адвокату. Как так получилось?

— На белгородском ТВ была когда‑то программа «Спрут». Ведущий Александр Цаплин ездил вместе с полицейскими и снимал видео. И был такой случай: в конфликте двух компаний – один погибший, раненая девушка и так далее. Цаплин заснял, как в лифте умирает парень, и это показали по телевизору.

В общем, я запомнил этот выпуск: такой жёсткий получился, наверное, сейчас бы такой не показали. 

Суд присяжных двух парней оправдал, потому что они оборонялись. Одного из них защищал Стрелков. На ТВ Дмитрий Николаевич дал комментарий по делу. Это было моим первым заочным знакомством с этим уникальным человеком. И когда вопрос встал о практике, я через знакомых вышел на Стрелкова и попросился к нему. Меня зацепила та история и результат, которого добился адвокат.

Первое дело

— Но начинали вы работать в 2007 году не адвокатом, а следователем.

— После окончания университета я понимал, что адвокатом пока работать не могу: есть теоретические знания, но навыков их практического применения – ноль. Тогда только создавался Следственный комитет. Получилось устроиться следователем в Валуйки.

Фото: Вадим Заблоцкий

— Каким было первое дело?

— Покушение на убийство: отец сына ударил топором по голове. И предположил:

«Может, здесь нет покушения на убийство, а есть причинение тяжкого вреда и не было умысла?»

А мой руководитель мне ответил:

«С такими рассуждениями иди в адвокатуру».

Я решил, что не прав и не стал спорить. Потом в ходе расследования стало понятно, что отец хотел именно убить сына. 

— Как строили взаимоотношения с подозреваемыми?

— Всегда старался сделать так, чтобы человек не держал на меня зла. Не надо быть бультерьером, ненавидящим людей, видеть в них врага. Да, бывают такие люди, как Помазун, – и то к нему следователи очень человечно относились. Бывают насильники детей – невозможно испытывать ни симпатии, ни сочувствия. Но остаться самому человеком в его глазах можно постараться. 

В моей практике не было такого, что человек просто шёл по улице, его схватили за руку и обвинили в преступлении. Надо чётко разделять невиновных и тех, чья вина не доказана. Мне всегда важно было разобраться.

Фото: Вадим Заблоцкий

«Люди начали обращаться»

— После Валуек вы работали в Старом Осколе, следователем по особо важным делам в Белгороде, руководителем районного следственного отдела в Еврейской автономной области и городского отдела в Хабаровске. И только после этого пришли в адвокатуру. 

— В феврале 2016-го – после 9 лет службы – я почувствовал, что если не исчерпал себя, то уж точно полностью реализовался в профессии. Достигнуто было много, но всё давалось путём больших усилий. Проводил выходные на работе, поздно возвращался домой. А зарплаты хватало погашать кредиты и обеспечивать семью ровно до следующей зарплаты. Не было равновесия между тем, что я вкладывал и что получал. 

И как‑то ко мне в кабинет зашёл мой бывший коллега, уже работавший адвокатом, – Сергей Викторович Величковский, смотрит на меня и говорит:

«Юрий Алексеевич, что‑то вы перестали улыбаться. Может быть, стоит в своей жизни что‑то поменять?»

Фото: pixabay.com
Тайное легко стало явным. Как на месте преступления находят самые необычные вещдоки

И это был первый серьёзный, хоть ещё и не предметный разговор об адвокатуре. 

Позже я прилетел в Белгород, сдал адвокатский экзамен, получил удостоверение и вернулся в Хабаровск – работать адвокатом. 

На первом этапе Величковский меня поддержал и многому научил. Качество его работы – это топ-уровень. Был ещё Александр Кравченко. Я видел их работу раньше и понимал: люди реально круто работают, очень качественно. Видел и то, что финансово они живут существенно лучше меня, и подумал: «Ну я же тоже так смогу, почему нет?»

— Как появились первые клиенты?

— Сначала помогал Величковский, потому что у него были объёмные дела – он привлекал меня. 

Первый именно мной привлечённый клиент был через два месяца. Ко мне из Еврейской автономной области обратилась следователь, в отношении которой возбудили дело за превышение должностных полномочий.

Затем через моего бывшего подчинённого обратились его знакомые из Казани: за экономические преступления их объявили в федеральный розыск.

В итоге дело следователя прекратили буквально месяца через два-три, а дело двух казанских ребят – через полгода: в их действиях не нашли состава преступления.

Так всё потихоньку и завертелось.

Фото: pixabay.com

Дело Саплинова

— Когда и почему вы вернулись в Белгород?

— В Хабаровске отработал адвокатом почти год, за это время у меня было шесть подзащитных – я почувствовал себя уверенно в профессии. Как раз в это время с женой задумались о втором ребёнке и решили вернуться в Белгород, поближе к родителям.

В августе 2017 года, буквально накануне нашего переезда, мне позвонила Елена Викторовна Кузьмина из Старого Оскола:

«Может быть, вы смотрели передачу «Пусть говорят» или читали…» 

И рассказала про дело Саплинова (о двух пропавших девушках в Старом Осколе – прим. авт.), что оно движется к завершению, скоро будут направлять в суд, и попросила, чтобы я, как адвокат, защищал интересы потерпевших.

— Сразу согласились?

— Историю я эту знал. И дело брало за душу как с профессиональной, так и с человеческой точки зрения. Конечно, согласился.

Оказалось, Елена Викторовна (мама одной из убитых девушек) прочитала в номере «Комсомольской правды» за 2012 год о том, что я, ещё следователь в Белгороде, спустя 3 года после преступления отыскал тело женщины, которое преступник скрыл с лесу. В деле Саплинова была похожая ситуация.

— Это было первое дело, которое вы вели после переезда?

— Нет, одновременно было ещё два. И слава Богу, что я своих доверителей не разочаровал. 

Фото: Владимир Юрченко (архив)
Расследование под стук колёс. Как работают следователи транспортной полиции

«Знаю, что следователи будут делать»

— Дело Саплинова получилось очень резонансным, оно как‑то повлияло на вашу карьеру?

— Конечно. Это дело везде освещалось. Фигурант получил пожизненное. Приговор устоялся в Верховном суде. Моя фамилия стала на слуху. Появились новые доверители.

— А были ли в вашей карьере ещё громкие дела?

— Да. Четырёх сотрудников второго отдела полиции Белгорода обвиняли в избиении задержанного. Их уже дважды оправдали. Сейчас ждём апелляцию по второму разу. 

Буквально тогда же появилось дело о корочанских полицейских. Подросток, чтобы его не ругали дома, пожаловался матери, что правоохранители его избили, заломали руку, болит локоть, нога… Полицейских заключают под стражу, затем отправили под домашний арест. А потом выяснилось, что парень соврал. По этому делу уже вынесли оправдательный приговор. 

— Как опыт следователя помогает адвокату?

— В большинстве случаев я знаю или могу спрогнозировать, что будут делать следователи, поэтому принимаю меры, чтобы не допустить нежелательного для меня развития ситуации. Это определённая процессуальная игра следователя и адвоката: кто кого перехитрит, у кого больше аргументов.

Юрий Шевяков / Фото: Сергей Белых

— А если следователь очень опытный?

— Тем интереснее. 

Есть алгоритм защиты, и адвокату придётся ему следовать, независимо от того, какой следователь. Может быть, больше потратишь времени и сил. Как правило, защита выстаивается вне зависимости от действий процессуального оппонента.

У следователей есть ещё административный ресурс, позволяющий все наши хитрости нивелировать. Ты предоставил объём доказательств на 100 страниц, а следователь тебе на полстранички двумя словами ответил: «Представленные доказательства следствие оценивает критически, как способ избежать ответственности».

— Что в таком случае делать?

— Идти в суд и продолжать говорить, что твои доказательства качественнее, и доказательства следователя опровергать своими. Есть другая проблема: некоторые, не имея опыта или возможности критически оценивать себя и других, начинают заниматься процессуальным хамством, как я это называю: пытаются обмануть адвоката, какие‑то гадости сделать. Когда с таким сталкиваюсь, ответ симметричный: начинаешь делать то, что не приблизит к желаемому результату, но затруднит расследование. 

Мудрый следователь такую войну с адвокатом никогда не затевает. У каждого есть своя позиция – представили её, пожали друг другу руки и пошли в суд, а суд разберётся.

Цепляющие истории

— Может ли стать успешным адвокат без следственного опыта?

— Дискуссия на эту тему очень популярна в адвокатских сообществах. Скажу на примере Адвокатской палаты Белгородской области. Когда человек, не имеющий опыта в правоохранительной деятельности, становится хорошим адвокатом по уголовным делам – скорее исключение. Мой пример – Сергей Иванович Годуев. Был старшим научным сотрудником института, потом получил юридическое образование и стал прекрасным адвокатом по уголовным делам. 

Фото: Павел Колядин
Не люблю слово «клиент». С чем встретил юбилей известный адвокат Борис Золотухин

С другой стороны – Дмитрий Николаевич Стрелков, Илья Дмитриевич Стрелков, Борис Анатольевич Золотухин, Алексей Михайлович Уколов, Ерлан Булатович Назаров. Это пять качественных адвокатов с прекрасными результатами, которые имеют опыт работы в правоохранительных структурах.

— Изменились ли как‑то отношения с бывшими коллегами-следователями?

— Когда мне, например, говорили: «Как, ты теперь на другой стороне баррикад?» Я им отвечал очень просто: «Ребята, ничего не изменилось. Я как людей защищал, так и продолжаю это делать. Вопрос в том, кого людьми считать». Уголовный, уголовно-процессуальный кодекс для нас одинаковый. Никаких баррикад нет. 

Когда я вернулся в Белгород, то удивился кадровой стабильности в следственном управлении области. Большинство там работали по‑прежнему и помнили меня неплохим следователем. На примере дела Саплинова увидели, что я и адвокатом достойным стал. И отношение было абсолютно уважительным, такое же, как и моё к ним. Никаких баррикад, моральных сложностей не было.

— Защищали ли вы когда‑нибудь людей бесплатно?

— Есть ситуации, цепляющие меня. Когда‑то, кстати, на «БелПрессе», прочитал, как в Валуйках убили 9-летнюю девочку. Сделал у себя в соцсетях пост об этом. Это как порыв души был. И когда узнал, что у девочки не было родителей, её сестра воспитывала, то написал:

«Если кто‑то знает родственников этой девочки, дайте мои координаты, я помогу бесплатно». 

У меня было 6 таких случаев. Чистая благотворительность.

Юрий Шевяков / Фото: Сергей Белых

«В тюрьму не попал ни один»

— Кого интереснее защищать с точки зрения самого процесса?

— Мне нравится работать с должностными, экономическими преступлениями. Очень приятно работать с людьми, имеющими высшее образование и работающими по своей специальности.

Это если говорить о должностных преступлениях. Они сферу своей деятельности знают от и до, иногда лучше адвоката. Эти люди полностью тебе доверяют, как правило, не задают лишних вопросов, касающихся твоих действий. Ждут результат и помогают его достигать.

— В скольких делах вы участвовали как адвокат и сколько из них завершились в вашу пользу?

— Как адвокат или представитель потерпевших участвовал в 59 уголовных делах. Из всех людей, которых я защищал, начиная со стадии предварительного расследования, в тюрьму не попал ни один. Точнее одному изменили категорию преступления и назначили 1,5 года колонии-поселения вместо возможных 3 лет общего режима.

— Кого вы не защищаете?

— Людей, мотивации поступков которых я не могу понять и принять. Педофилов, насильников, маньяков.

И мне ещё не нравятся преступления в сфере оборота наркотиков. Если человек начал употреблять наркотики, он сделал выбор в пользу того, с чем у меня нет пересечения.

— Были ли случаи, когда вы защитили кого‑то, но человек, скажем так, не сделал правильных выводов?

— Нет. Как правило, люди, попавшие под уголовное преследование и избежавшие наказания, не хотят повторения. По второму кругу я никого не защищал.

Фото: Кадр из кинофильма «Двенадцать» (реж. Никита Михалков, 2007г.)
О чём спорят белгородские присяжные заседатели и как решают чужие судьбы

«Адвокат – это не мебель»

— Насколько, на ваш взгляд, справедливы решения судов?

— Мне нравится правосудие в Белгородской области. Честно. Мне очень комфортно здесь работается. Да, не всегда принимаются решения, которые мы ждём, но смотришь на другие регионы – там словосочетание «оправдательный приговор» вообще не знают. У нас тоже их мало, но они есть и судьи не боятся их выносить. С вопиющей несправедливостью и беззаконием я в наших судах практически не сталкивался. 

— Некоторые адвокаты говорят, что сейчас красноречие, ораторское искусство играет небольшую роль в судах и чем дольше и красивее адвокат говорит, тем меньше судья это воспринимает. Так ли это?

— Можно говорить много, долго и ни о чём. Можно говорить коротко, обстоятельно и по существу. Если использовать в речи какие‑то литературные примеры, отвлечения в сторону истории, отсылки к чему‑то – это не нужно. Но говорить красноречиво и понятно о существе уголовного дела и доказательствах мне нравится. И хочется строить свою речь так, чтобы её слушали, а не просто безучастно сидели и игрались в телефонах. Я убеждён, что красноречие воспринимается значительно лучше, чем бубнёж. 

— Часто ли на первой встрече доверители у вас спрашивают: «Сколько нужно заплатить следователю?»

— У меня такого не было. И если человек бы у меня так спросил, эта первая наша встреча стала бы последней.