Белгородский хирург Антон Лысов отслужил полгода в госпитале на передовой

Не мог остаться на гражданке

«Доктор, нужен ваш совет, проконсультируйте, пожалуйста!» – то и дело обращаются к хирургу Лысову коллеги из областной детской больницы, пока мы идём к нему в отделение. 

Ночное дежурство позади, но телефон не смолкает: одним нужно что‑то пояснить, другим помочь разобраться с неотложными вопросами.

Врач высшей категории с 15-летним стажем Антон Лысов имеет четыре специальности: детская, взрослая и торакальная хирургия, эндоскопия.

Мысль о том, что он нужен там, на передовой, пришла ещё весной 2022-го. По разным причинам сразу реализовать задуманное не удалось. Но и оставаясь здесь, Антон помогал чем мог: дежурил вместе с московскими специалистами в первой горбольнице Белгорода.

Фото: Павел Колядин
«Пора действовать». Белгородские врачи рассказали о волонтёрстве в эфире «России 1»

«Было интересно понять, чего я стою. Потому что у меня есть опыт и масса навыков по моей основной специальности, но военная хирургия на тот момент была для меня чем‑то непонятным. Пришёл, познакомились, поработал с ребятами, понял, что всё я умею. И тогда стало ясно, что оставаться на гражданке преступно в моём случае, потому что там это нужнее», – поясняет мой собеседник.

В его тоне нет ни хвастовства, ни самолюбования, а в словах – всё только по существу.

«Сначала звали в «Редут» (частная военная компания – прим. авт.) начмедом батальона. Но это был не тот профиль работы, на котором я мог бы приносить максимальную пользу. В военкомат ходил несколько раз, но мне отвечали, что врачи не нужны», – говорит Антон.

К концу 2022-го белгородский доктор всё‑таки попал в ряды одного из добровольческих формирований.

Фото: Павел Колядин

«Ночь. Усталость. Голод»

Антон Лысов заключил контракт и провёл на передовой полгода: с 11 декабря 2022 го по 11 июня нынешнего года. Работал в госпиталях ДНР и ЛНР.

«Один из них был развёрнут на базе больницы. А полевые госпитали в палатках, на самом деле, удел Великой Отечественной. В условиях современной войны госпитали разворачивают в помещении, желательно заглублённом. В общем, я попал в то место, куда массово поступают раненые, где применяются все методы военно-полевой хирургии и оказывается первая квалифицированная помощь: то есть боец с поля боя попадал сразу к нам. Это второй этап эвакуации», – разъясняет доктор.

Я прошу поделиться первыми впечатлениями.

Фото: Павел Колядин
«Меня восхитили белгородцы солидарностью с армией»: откровения военного медика

«Немножко дико, чуть жутковато от непонимания того, что ждёт впереди. Помню, привели нас на этаж, передали меня моему начальнику. Он меня расселил (жили прямо в госпитале – прим. авт.), отправил отдыхать с дороги. Я кинул вещи и услышал по рации, что везут бойца с ранением в шею. Думаю: дай посмотрю. Увидел, как начальник рукой зажимал рану, чтобы парень не вытек, пока в лифте едет», – рассказывает Антон.

Тут же стало заметно, что в операционной не хватает рук, и Антон приступил к делу.

— Оказалось – ранение общей сонной артерии. Очень увлекательная операция, – вспоминает он.

— В твоей практике такое было впервые, не так ли? Почему не испугался, откуда вера в свои силы? – не могу не спросить я.

— Было два варианта: либо мы военнослужащего сейчас спасаем, либо хороним, – безапелляционно заявляет врач.

В первую же неделю пребывания за лентой Антон заболел. Недуг перенёс на ногах: в военных госпиталях больничных нет.

Фото: Павел Колядин

«На первых порах был стресс. Плюс есть хотелось постоянно, не наедался. Жутко хотелось пряников! А у пацанов по сгущёнке была лютая тоска. На вторую неделю всё вроде бы немного устаканилось. График был такой: часов в 9 утра я шёл на перевязку раненых, к трём освобождался и завтракал, потом засыпал. К пяти-шести вечера начинались массовые поступления, и я шёл оперировать. Обедал между операциями. Примерно до шести утра мы были в операционной, только потом я шёл на отдых. А с 9 утра всё заново».

Своё внутреннее состояние Антон отразил в полевых заметках и стихах. В мемуарах много профессиональной лексики, но при этом сама обстановка и работа медиков на пределе сил переданы так, что просто ком в горле. А вот одно из стихотворений нашего хирурга:

«Ночь. Суета.
Усталость. Голод.
Бестеневой светильник. Стол.
Наркоз. Очередной.
Он молод.
Живот. Квач – кровь.
Опять живот…
Открылись. Круглую – вязать.
Серп – сечь и по квадрантам тряпки.
Есть? Нет?
Давай кишки мотать
Все ревизуй по порядку.
За разом раз, и ночь за ночью
Живот, грудная, КСТ…
Потом – травмпункт.
— Ты как? Не очень?
МАРШ СПАТЬ!!!
Пока не слёг вообще!
На окнах – светомаскировка
Тут нет ни дней, ни вечеров.
Проснулся – вот тебе и утро.
В каком‑нибудь из поясов…
Позавтракал?
Да, завтрак – в ужин!
Там поступил очередной –
Не важно, с чем.
Но ты там нужен!!!
Спускайся.
Принимай свой бой!!!»

Фото: Павел Колядин

«Спасал тех, кого не спасти»

Антон Лысов успел поработать в нескольких госпиталях, но больше всего он был нужен на передовой, поэтому там выполнял свой долг чаще всего, несмотря на обстрелы и бомбёжки.

«В первый раз я вообще не понял, что происходит, потому что был в животе (речь о хирургических манипуляциях в брюшной полости – прим. авт.). Что‑то бумкнуло, потемнело, вода полилась. Когда вернулся слух, сделали перекличку. Оказалось, что все целы. Я включил фонарик, мы зашили живот, потом спустили раненого на мягких носилках в реанимацию. Всех пострадавших перекинули в другой госпиталь», – приводит мой собеседник один из эпизодов.

Впрочем, на себе он не заостряет внимание, говорит всё больше о работе.

Фото: Павел Колядин (архив)
Вячеслав Гладков: «Белгородские хирурги прооперировали бойца с осколком в сердце»

«Мы оперировали всё, в том числе – что касается повреждений костей и внутренних органов. Были и элементы специализированной помощи: операции на сосудах, например, что мало кто делает на данном этапе эвакуации. Коллектив был дружный и любознательный, и мы оперировали то, что можно, и немножко того, что нельзя», – вроде бы шутит Антон, но за этой фразой стоит вполне определённый смысл: выкладывались по полной, вытаскивая раненых бойцов буквально с того света.

Вот лишь несколько случаев из практики.

«Сразу скажу, это очень мясные истории. Они вызывают у людей оторопь. Помню, как поступил боец без признаков жизни. По канонам военно-полевой хирургии, он считается 200-м (погибшим – прим. авт.). Но, со слов доктора, он только что дышал. Минуты за две мы его завели (успешно провели сердечно-лёгочную реанимацию – прим. авт.), потом прооперировали. У него были очень тяжёлые ранения: множественные повреждения внутренних органов, обе ноги раздроблены. С операционного стола сняли его живым, но к утру он умер. Это была первая операция, где я использовал пережатие аорты для временной остановки кровотечения, есть такой приём. Но о нём не все вспоминают в условиях стрессовой ситуации», – пересказывает Антон Лысов один из эпизодов.

Фото: Павел Колядин

Потом делится ещё одной историей. На этот раз была операция на грудной аорте:

— Были все показания, чтобы вскрывать грудную клетку, хотя это очень редко делается. Оказалось, ранение грудной аорты, очень тяжёлое, с массивной кровопотерей. Мы его на столе 12 раз заводили, перелили ему много крови. Но через 12 часов он погиб. Всё равно мы сделали всё, что можно.

— Какие у врача ощущения, когда даже после стольких усилий пациент умирает? – вопрос больной, но задать его нужно.

— В следующий раз обязательно выживет! Мы не боги, делаем то, что можем. Получалось – спасали. Если нет – накапливали опыт, чтобы спасать потом. Например, тот приём с пережатием аорты, о котором я рассказал, пригодился, когда растерялся достаточно опытный доктор: один из бойцов благодаря этому выжил, а значит, всё сделали правильно.

Фото: Павел Колядин