«Присев, забываешь о боли». Чем примечателен музей святителя Онуфрия в Старом Осколе

Сохранившиеся предметы интерьера могли бы многое рассказать о хозяевах дома, их особенном постояльце и о событиях, которые происходили с ним в ту пору. Жаль, что буфет и сундук не умеют говорить. За них историю рассказывает директор музея, историк Светлана Шестакова.

Дом и его хозяин

Дому гораздо больше века, а в статусе музея он третий год. Только переступив ворота, можно заметить нижний этаж, невидимый с улицы. Там сейчас ремонт. Укрепили старые балки, которые являются полом второго этажа, и Светлана выдохнула – теперь дом точно не завалится. На ней тут немножечко всё: она и директор, и экскурсовод, уборщик, печник и огородник.

 Поднимаемся по ступеням на веранду, краем глаза замечая простор, открывающийся из окна, надеваем бахилы и проходим в комнату. В 1929 году сюда впервые вошёл святитель Онуфрий: его пригласил пожить хозяин дома аптекарь Николай Иванович Давыдов – и его жена – Александра Никитична. 

На фотографии 1903 года несколько человек в белых халатах. На переднем плане, закинув ногу на ногу, щеголеватый франт – это и есть Николай Давыдов. Его франтство проявилось и в обстановке дома. Взять, к примеру, печь: не просто выложена от пола до потолка для обогрева, а с орнаментом и дополнительными полочками. Кстати, и сейчас работает, хотя её не топят, в комнатах поставили батареи, но, как говорит директор, чтобы сохранить печной дух, приходится подтапливать. 

«Человек любил всё модное и красивое, хотел сделать свой дом таким, чтобыв него хотелось возвращаться, – рассказывает Светлана Шестакова о Давыдове. – Посмотрите на буфет – он тоже с резным орнаментом. Такие буфеты называли горками, потому что посуду в них ставили горкой».

Она распахивает дверцы, на белоснежных кружевных салфетках аккуратно стоят тарелочки с золотой каёмочкой. Большая часть обычные, советские, но есть четыре сохранившихся фаянсовых – ещё хозяйских, с печатью на обороте «Буды». Это посёлок под Харьковом, где была фарфорово-фаянсовая фабрика Кузнецова – поставщика императорского двора.

«Буфет был перегородкой между этой комнатой, которая считалась хозяйской, и соседней проходной, где жил владыка», – поясняет экскурсовод.

Келья метров 8

Жена аптекаря, Александра Никитична, была на 20 лет моложе мужа, она вела дом, сажала огород и смотрела за садом. Во дворе живы посаженные ею груша и яблоня, которые ещё помнят владыку Онуфрия. Детей у супругов не было, и на воспитание они взяли племянницу хозяйки – Веру Александровну, она хорошо запомнила епископа.

«Маленькая, метров 8, келья владыки и комната побольше, в которой жила его мама – Екатерина. Она была очень доброжелательной женщиной. Всем приходящим к владыке всегда подсказывала, как себя вести. Там же поселилась послушница владыки Акилина, приехавшая из Тобольска. И она неотлучно оставалась при нём до благовещенской ссылки. Это была уже немолодая женщина, и её называли второй мамой владыки», – цитирует экскурсовод воспоминания Веры Александровны.

Святитель Онуфрий был очень аскетичным: стол, кровать и огромный сундук. На окнах белые занавески в модной тогда технике вышивания ришелье и такие же покрывала на кровати и поверх подушек горкой. На стене – вышитый ковёр с розами.

Простая, милая и по‑домашнему уютная атмосфера погружает и затягивает. Шума улицы совершенно не слышно. Кажется, сейчас войдёт кто‑то из жителей дома и позовёт к обеду. 

«Владыка редко спал на перине, в основном на сундуке, возле столика, где часто читал или работал. Эта вещь помнит святого, поэтому я всем посетителям предлагаю присесть на сундук. Подмечено: присев, можно забыть про свою боль», – продолжает Светлана Шестакова. 

Фото: Павел Колядин

Времена не выбирают

В 1930-е шла активная антирелигиозная кампания. Церкви закрывали ирушили, священнослужителей отправляли с лагеря. 

Епископу Онуфрию запрещалось выезжать за пределы Старого Оскола. Дела всей епархии он вёл дистанционно – из своей комнатки. Сюда стекались многочисленные посетители. Это достоверно известно из материалов уголовного дела. Под присмотром НКВД святитель был многие годы. Он и в Старый Оскол приехал из трёхлетней ссылки на Урал – приехал седым измученным стариком, хотя в то время ему было только 40 лет. 

«Есть протоколы допросаепископа и его келейницы Акилины. Документы хранятся в архиве ФСБ в Курске, я была там в начале 2000 годов, – показывает директор музея копии протоколов и цитирует: – Акилину спрашивают, о чём владыка разговаривал с приходящими, а она отвечает, что не знает, потому что владыка разговаривал со всеми у себя в келье». 

Тогда домик Онуфрия был духовным центром. В небольшой светлой комнатке, служившей приёмной, отреставрированный буфет, раскладной столик, небольшой комод, этажерка, подрясник священника.

На архивной фотографии 1935 года Богоявленский храм – только в нём разрешалось служить владыке Онуфрию. Рядом часовня-колокольня, где совершали отпевания. От всего комплекса уцелело только здание присутственного места, иначе – тюрьмы, в нём и поныне следственный изолятор. 

Фото: Павел Колядин
Страшное место, или Тайны заброшенного здания НКВД в Старом Осколе

«Есть документы о закрытии нескольких храмов в 1930–31 годах, где написано, что здания храмов использовались под зернохранилища. В начале 2000-х был жив краевед Рэм Иванович Мелентьев, он мне рассказывал, как шестилетним мальчиком ходил с папой в Богоявленский храм. Там на стенах ещё висели иконы, а на полу было насыпано зерно. Отец его работал в конторе «Заготзерно», измерял глубинки – т. е. проверял, не отсырело ли зерно, а мальчик в этом зерне, как в песке, кувыркался», – продолжает Светлана Шестакова.

В то время нужно было получать разрешение властей буквально на каждое действие, в частности на монашеский постриг. Зная, что такого разрешения не получит, епископ совершал монашеские постриги тайно, на первом этаже дома – в трапезной, в простеночке между окошками. Каждые десять дней он являлся в отдел НКВД отмечаться. 

«Сохранился в воспоминаниях такой случай: сотрудники НКВД сидят за столиками, ждут на поверку гражданина Гагалюка. Открывается дверь, владыка, наклоняясь, входит – они вскакивают со своих мест и скидывают фуражки. Он смотрит и говорит: «Ну всё? Я могу идти?» – разворачивается и уходит, а они другу у друга спрашивают: «Ты чего вскочил, фуражку скинул?» – «А ты чего?» – продолжает она экскурсию. 

Одна из камер бывшего НКВД / Фото: Павел Колядин

В феврале 1933 года святителя в очередной раз арестовали, продержав две недели в Старом Осколе, отправили в Воронеж, а оттуда в Курск. В июне по делу епископа было готово заключение: 

«За время пребывания в городе Старом Осколе епископ Онуфрий вёл себя как сторонник ИПЦ, он всегда окружал себя антисоветским монашествующим элементом и стремился в глазах наиболее фанатичных крестьян из числа верующих показать себя как мученика за православную веру и гонимого за это советской властью». 

Тем летом его всё же освободили из‑под стражи, однако аресты не закончились. Епископа отправили на Дальний Восток.

«После стольких ссылок и тюрем в лагерь он приехал совершенно больным человеком. Руководство лагеря заводит дело о контрреволюционной подрывной деятельности внутри лагеря во главе с архиепископом Гагалюком. 1 июня 1938 года по постановлению тройки его расстреляли. И не только его, а ещё 14 церковнослужителей современной Белгородской и Старооскольской епархии. Просто за то, что он молился», – объясняет директор музея. 

Из дома в музей

Акилина оставалась житьв этом доме. Время от времени сюда наезжали и другие монахини. Последней была монахиня Фомаида, она жила в доме одна до 1995 года. После её смерти дом опустел и постепенно пришёл в упадок.

Вера Александровна жила в Москве и приезжала в Старый Оскол исключительно погостить. В начале 2000 годов она решила передать дом Белгородской и Старооскольской епархии. Тогда же нашлись люди, которые захотели снять первый документальный фильм о владыке Онуфрии, они‑то и начали ремонтировать дом. 

На помощь пришли ученики воскресных школ, православной гимназии, поддержали их и настоятели храмов. За короткое время удалось привести в порядок дом и сад, и сюда стали возвращаться вещи, которые казались утерянными навсегда.

Принесли подрясник владыки: он находится на хранении у фельдшера, который приходил к матушкам ещё 1950-е годы. Личный молитвослов владыки передала женщина, получившая его от матушек. Внутри есть строки «молиться за императора Александра Николаевича и императрицу Марию Александровну», что говорит о том, что книге больше 150 лет. Фотография Акилиной и снимки Старого Оскола 1930-х годов.

После ремонтав нижнем этаже дома, помимо кухни и трапезной, начнут создавать зал, посвящённый истории Старооскольской епархии.