Юлия Хоркина, мастер спорта международного класса по спортивной гимнастике, директор спортшколы № 3 имени заслуженного тренера России Б. В. Пилкина:
«В седьмом классе учитель алгебры Татьяна Александровна Воронова поставила мне первую двойку. Я вернулась только со сборов сборной России.
Соревнования, тренировки, поездки – в школе не бывала месяц-другой, из‑за этого начались проблемы с учёбой. В сборной, на базе у озера Круглое в Подмосковье, после тренировок вечерами с нами занимались местные сельские учителя. В общем, знания давали, но особо не требовали с нас ничего. А в родной девятой гимназии учителя переживали за меня, хотели, чтобы не снижала успеваемость, шла на 4 и 5. Специально назначали перед началом уроков дополнительные занятия по алгебре, геометрии, физике, химии – в чём я не блистала.
И вот сижу я на алгебре, первая парта. Учитель говорит: «Поднимите руки те, кто выучил». Я не учила, но подумала, что так смогу проскочить, и подняла. Помню, было стыдно и неудобно.
Самое страшное наказание – запрет на тренировки. Мама так и говорила: «Плохо учишься – не будешь ходить».
Даниил Ведерников, учитель информатики старооскольской школы № 28 имени А. А. Угарова, победитель всероссийского конкурса «Педагогический дебют – 2015», участник встречи педагогов с Путиным:
«Меня всегда раздражал процесс вычерчивания, потому что требовал особенных усилий, напряжения. За это я не любил черчение. И первую двойку получил именно за этот предмет.
Я был подавлен, было неприятно, потому что учился я до этого случая в основном на 5. Родители огорчились, и сильно, но они поняли, что предмет плохо даётся, потому что это не моё. И не исключали, что такое может быть.
В классе я тоже вижу таких детей, которым не дано понять предмет, особенно программирование. Но двойки ставлю только за неподготовленный урок».
Светлана Боруха, директор Белгородской государственной филармонии:
«У меня был кол на всю страницу дневника, который я храню, за восьмой класс.
Училась в Ростове-на-Дону, школа в центре города, № 36, где ряд предметов преподавали на английском языке. Появился в нашем классе молодой увлечённый Владимир Павлович Биргер. У меня остались прекрасные, тёплые воспоминания о нём. Благодаря ему я полюбила язык, начала понимать его красоту в звучании. У него была своя методика, мы заучивали тексты классиков: Бёрнса, Шекспира, могу вам и сейчас прочитать.
Но это всё воспоминания человека зрелого, состоявшегося. А тогда мне – 15 лет. Мозгов мало, потому что ещё не наступило понимание, что ты уже взрослый, подчас совершаешь какие‑то детские, ничем не оправданные поступки. Молодую наглость нельзя простить именно за глупость, сказал кто‑то.
В общем, я что‑то сделала такое – не помню, что именно – ну и схлопотала кол за поведение. Вероятно, я решила, что мне всё позволено, потому что училась всегда хорошо. Меня никто не ругал, в семье было это не принято, но я сильно переживала.
Самое тяжёлое было услышать от мамы: «Ну спасибо тебе, доченька». Это единственное, что она сказала, но тут были все краски чувств. А папа меня никогда не ругал, лишь заставлял делать выводы».
Виктор Овчинников, историк, главный редактор «Белгородской энциклопедии», член-корреспондент международной Кирилло-Мефодиевской академии славянского просвещения:
«Во втором классе я получил 5/1 за домашнее задание по чистописанию. Единица за то, что вместо фиолетовых чернил написал синими.
Моя первая учительница, Мария Никифоровна Гридасова (подозреваю, выпускница Бестужевских курсов, ходила в школу с большим чемоданом для путешествий, в котором лежали 120 наших тетрадей, для нас за честь было его носить за ней), после уроков подозвала меня.
Её слова запомнил на всю жизнь: «Установленное правило отражает мудрость предшествующих поколений, и такую мудрость следует перешагивать, только имея надлежащие основания». Я это понял по‑своему: когда бабушка ставит на стол горшок со щами, то первым в тарелку всегда наливает дедушка.
Папа взял мою тетрадку и сказал маме: «Но ведь действительно с синими чернилами красиво».
Юлия Волкова, актриса театра имени М. С. Щепкина:
«Первую не помню. В младшей и средней школе училась хорошо. Двойки появились вместе с точными предметами: химией, физикой, геометрией. Помню, схватив пару, боялась идти домой, пошла гулять с подружками, потом каталась с горки на портфеле.
Скрыть было сложно: мама работала в моей школе, преподавала русский и литературу. Обычно она меня лишала удовольствий. Как‑то из‑за очередной двойки я осталась без модной турецкой кожаной куртки.
Помню, в старших классах мы с подружкой бойкотировали уроки физкультуры на лыжах. Лень было таскать их в школу, за что получали двойки. Маму вызвал физрук. И вот идём с ней вместе домой, она молчит, и я. Чувствую: тучи сгущаются, думаю: ну всё… А она вдруг говорит: «Давай пельмешек купим». Буря прошла.
Чтобы не портить дневник двойками, мы намазывали его страницы мазью для лыж. У нас весь класс такое проделывал. Ручка по такому листу не могла писать. И мы чувствовали свою безнаказанность».
Подготовила Анна Золотарёва