Революция следует
Непростое было время. И в годы Гражданской войны, и после неё революция не успокаивалась ни в умах, ни в общественном сознании. И уездная газета (до 1925 года выходила под названиями «Известия белгородского уездного исполнительного комитета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов и уездного комитета РКП(б)», «Трудовой день», «Белгородская газета») отражала все эти настроения.
Чтобы понять дух издания, процитируем несколько строк из номера от 12 сентября 1920 года:
«Страшно подумать, в каких условиях мы жили бы теперь, если бы у нас была какая‑либо иная власть – не советская. Только советская власть смогла не только остановить стихийное движение России «вниз по наклонной» во всех областях её жизни, но и дать этому движению совершенно иное, более здоровое направление. Упрёки, срывающиеся по адресу советской власти со стороны недовольных положением России в продовольственном, топливном или каком‑либо ином отношении, замерли бы на устах, если бы все эти недовольные хоть сколько‑нибудь вдумались в то, что застала в России советская власть и в каких тяжёлых условиях борьбы и на внешнем, и на внутреннем фронте ей приходится работать…»
В этой оде Советам нет прямых ответов на вопросы о том, кто и в чём же их упрекал и в чём заключалась тяжесть работы. Но они есть в документах уездного исполнительного комитета РКП(б).
Себе не принадлежали
Понятно, что экономические проблемы были важными, но главное недовольство у белгородцев вызывала общая неорганизованность, та безнравственность, которую Советы не только не побороли, но и усугубили. Более того, члены партии сами не были идеалом строителей коммунизма и подрывали авторитет власти изнутри.
Судя по докладной записке об учёте в Курской губернии партийных организаций, в 1922 году в Белгородском уезде было 417 членов партии, которые состояли в 45 ячейках. 26 из них находились в городе (7 транспортных, 10 военных, 9 советских). В волостях работало 19 первичных партийных организаций, из которых 3 относились к заводам, а 16 были крестьянскими.
Состав членов партии в уезде постоянно менялся из‑за миграции воинских частей, а также из‑за регулярных исключений за проступки. Проступки были как дисциплинарные, так и моральные.
Первые случались чаще всего из‑за самовольных отлучек, поскольку член партии должен был предупредить ячейку, уезжая куда‑либо даже ненадолго, чего некоторые не делали. А нужно было, поскольку коммунистов постоянно кидали на ударные кампании в волостях и по стране: продналоговую, трудгужналоговую… То есть члены РКП(б) себе фактически не принадлежали и, перефразируя известную песню, должны были, если партия сказала: «Надо», всегда отвечать: «Есть».
Бессовестным образом
Что касается морали, то главным бичом считалось пьянство, желание коммуниста иметь хоть какое‑то хозяйство и исполнение церковных обрядов. Так, в докладе по изучению ответственных работников Курской губернии 1923 года сообщалось, что «90 % членов партии политически безграмотны, что способствует болезненным отрыжкам по организации: хозяйственное обрастание, пьянство». Исключение из партии за пьянство и дискредитацию власти происходило почти на каждом заседании бюро Белгородского уездного комитета РКП(б).
Протоколы сохранили описания тех безобразий, которые коммунисты вытворяли, приняв на грудь. Так, волостного инспектора по Томаровской волости Ивана Болотова в базарный день пьяного возили на санях, некого Николая Беттихера в нетрезвом виде видели на занятиях и в общественных местах. И так далее.
На заседании бюро Белгородского уездного комитета партии 14 сентября 1922 года в докладе об укреплении партийной дисциплины товарищ Костюков констатировал:
«Воспитательная работа среди членов партии стоит очень плохо, и никакие партийные взыскания никак не действуют, и многие члены партии творят на каждом шагу самым бессовестным образом преступления, не считаясь с партийной дисциплиной, подавая плохие примеры другим коммунистам».
Правда, на «загулы» другого плана в уездном комитете смотрели снисходительно. Так, 6 марта 1922 года продработник Почернин ходатайствовал о выдаче ему двухнедельного отпуска согласно удостоверению врача о венерической болезни, а после лечения был отпущен в деревню «для поправки здоровья». Вообще‑то это был нонсенс при той загруженности и нехватке кадров, которую испытывали государственные органы.
Правда-матка
Но при всём этом у газеты было право и даже поручение сверху такие факты вскрывать. Рубили корреспонденты, особенно сельские, правду-матку о пьяницах и ворах, не особо разбираясь в чинах и званиях.
«Не с этими ли «бедняками», получившими овёс, Митин угощался самогоном 8 мая, забыв про сбор в пользу беспризорного ребёнка? Надо бы эти махинации проверить и подвести Митина под Уголовный кодекс», – пропесочивал председателя сельсовета села Яковлево Висловской волости автор, подписавшийся одной буквой – В.
Доставалось и пресловутой деревенской интеллигенции:
«Учитель Гуляев из с. Петропавловки может очень боевой, ликвидирует неграмотность, но ликвидация самогону у него идёт ещё успешнее».
Или вот образец свободы слова в укор милиции:
«16 июня в селе Белом катавшиеся на лошади два милиционера остановились около гуляющей молодёжи. Один из них, пьяный Маёркин, начал производить обыск оружия, подняв шум и крик. Услышав это, гостивший в Белом рабочий из Шебекино пошёл узнать, в чём дело, Маёркин бросился на него с криками, но, узнав, что рабочий – кандидат РКП(б), второй милиционер схватил Маёркина, усадил на дрожки и увёз. Плохой пример подаёт зимовенская милиция. Следовало бы виновных наказать», – сообщал некий товарищ под псевдонимом Случайный.
Сор из избы
Практика псевдонимов в прессе и до революции была обычным делом, но в 1920-е годы в газете практически не оставалось подлинных имён авторов. Обыватель, Не учитель, Очевидец – так подписывали свои заметки корреспонденты с мест. Объяснить это можно тем, что сельские корреспонденты были для селян если не врагами, то белыми воронами, над которыми, кроме того, имели определённую власть. Разрешив анонимность, газета невольно подогревала доносительство при безнаказанности авторов.
Одновременно «правдолюбские» публикации били по существованию самого издания – не было подписки. Председатели сельсоветов по понятным причинам игнорировали распоряжение уездного исполкома, обязавшее их выписывать хотя бы по два экземпляра газеты на село. Однако никому не хотелось «выносить сор из избы».
Работа газеты с 1920-х по 1930 е годы несколько раз прерывалась на разные сроки. Объяснялось это отсутствием бумаги и финансов. Но, глядя на ситуацию с позиций дня сегодняшнего, понятно, что были и другие причины, по которым газета до определённых пор была неудобной и ненужной в своём уезде.
При подготовке статьи использованы документы Государственного архива Белгородской области, Российского государственного архива социальнополитической истории и Российской государственной библиотеки.