Злостный элемент
То, что кулак – независимая и очень влиятельная сила и пускать во власть его ни в коем случае нельзя, Советы поняли в первые годы своего становления. Родовитые землевладельцы сразу после революции эмигрировали или отправились «в места не столь отдалённые». А зажиточные крестьяне ещё долго оставались внутри сёл тем нарывом, который мог реально противопоставить власти и хозяйственные успехи, и собственную идеологию.
В начале 1920-х годов «Белгородская правда» (тогда выходила под названиями «Известия Белгородского уездного исполнительного комитета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов и уездного комитета РКП(б)», «Трудовой день», «Белгородская газета») только покусывала кулацкую часть населения, обвиняя главным образом в занятии плодородных земель, спаивании и закабалении бедноты. Объясняла, чем отличается кулак от зажиточного крестьянина: он не только владеет «лишними» орудиями производства, но и эксплуатирует батрацкий труд.
География же критики кулаков напрямую зависела от активности селькоров. Например, если верить газете за 1924–25 годы, то можно подумать, что кулацкое засилье наблюдалось лишь в Пушкарской и Висловской волостях.
С началом коллективизации в 1927 году, а особенно после провала хлебозаготовок в 1928-м, на кулака, главного виновника всех неудач, объявили настоящий крестовый поход. Теперь газета была обязана найти и разоблачить злостный элемент в каждом селении. В начале 1929 года кулацкими стали целые сёла: Стрелица, Лихая Поляна, Булановка и многие другие.
Тяжёлая ситуация
Устанавливая на 1929 год план хлебозаготовок, власти не уповали, как раньше, что хлеб наполнит закрома самотёком.
Теперь в самом начале заготкампании нажим делался не только на сознательность бедняков и середняков, но и на то, чтобы изъять у зажиточных крестьян зерно до того, как они продадут его на рынке.
«Ни красный петух, ни обрез не избавят кулака от сдачи хлебных излишков», – констатировала газета 9 октября 1929 года.
Всё это время она пристально отслеживала, кто укрывал зерно. И предупреждала о том, что ждёт уклонистов: по ст. 61 УК РСФСР за отказ от выполнения повинностей виновному грозил штраф до пятикратного размера стоимости наложенного задания, лишение свободы или исправительно-трудовые работы на срок до одного года. А кулаков или группу лиц ждало лишение свободы на срок до двух лет с конфискацией всего или части имущества. Имена нарушителей с самыми уничижительными формулировками публиковали в газете.
Но крестьяне были обременены не только хлебозаготовками, но и единым сельскохозяйственным налогом, страховыми платежами, займом, сбором семфонда и прочими повинностями. «Излишки» выжимали буквально силой и у всех крестьян без разбора – газета публиковала в том числе жалобы бедняков на опустошение амбаров ревизионными комиссиями. Но во властных кулуарах считали, что «обострение с некоторой частью крестьянства может быть оправдано, если хлеб будет взят».
И хлеб взяли – в начале ноября 1929 года Шебекинский, Грайворонский и Белгородский районы даже перевыполнили план по хлебозаготовкам, остальные районы близки к 100-процентной норме. Только терпение народа, что называется, дошло до предела. Ситуацию усугубили административные методы создания колхозов, куда людей загоняли чуть не силой, обобществление крестьянского имущества и массовое закрытие церквей.
К марту 1930 года (а в некоторых районах ещё раньше) в Белгородском округе сложилась тяжёлая ситуация, которая привела к массовому выходу из колхозов и открытым бунтам.
Обратный ход
Вот несколько цитат из множества докладных райкомовских руководителей и сводок ОГПУ того времени.
«7/III в селе Головчино прошло собрание 200 женщин, которые выступали против колхоза. В этот же день четырьмя гражданами взят обобществлённый инвентарь, разбирая инвентарь, они объявили, что колхоз распадётся».
«16/III в селе Мощёном Грайворонского района у здания сельсовета собралась толпа женщин – около 200 человек, которая потребовала возвращения рабочего скота, причём толпа пыталась избить уполномоченного РИК…»
«В селе Солдатском Ракитянского района произошли массовые беспорядки с участием тысячной толпы. Восставшие избивали активистов, разобрали обобществлённых лошадей. Для усмирения вызвали вооружённый отряд, который арестовал 15 кулаков».
«30/III по целому ряду мест наблюдался буйный рост колхозов… И после разъяснения о добровольном вступлении в колхоз и обобществлении этот рост принимает обратную форму: в с. Вишнёвом Беловского района, состоявшем из 530 дворов, вышли 330; в селе Гочево Беловского района из 170 дворов вышли 129…»
Полный контроль
В это время фиксировались любые разговоры и даже намёки на недовольство политикой партии в отношении крестьян. Так, в селе Борисовка учитель Николаенко имел неосторожность высказаться:
«Некоторых раскулачивают просто случайно. Мало ли что можно приписать человеку. Мы живём в такой век, когда припишут сколько угодно и каких угодно уклонов, сделают контрреволюцию, вышлют, расстреляют и всё что угодно…»
Борисовский кулак Кирилл Козлитин в разговоре с членом сельского совета утверждал:
«Вы дураки, что не можете доказать вождям власти, что хлеба засыпать не будем, обобществлять ничего не желаем, в колхоз идти не хотим, пусть бы вас за это арестовали, но зато вы можете гордиться, что пострадали за народ».
В воинской части Белгорода зафиксировали разговор новобранцев:
«Нас насильно заставляют сеять свёклу, а сахар получают рабочие. Рабочему – всё, а нам – ничего».
Командный состав вчерашние крестьяне называли бандитами…
Но пересудами дело не заканчивалось. В коммунистов и активистов стреляли, им подбрасывали устрашающие записки, а имущество – жгли. В ежемесячной оперативной областной сводке Белгородского ГПУ графа «убийство представителя власти» не пустовала.
А газета пестрела требованиями жестоко покарать виновных, сообщениями о судах и расстрельных приговорах.
Ну и озверел
О том, какое настроение поселил террор в рядах партийцев, газета, разумеется, не рассказывала. При этом Белгородский окружной комитет в конце 1929 года сообщал в Курск, что «за последнее время среди отдельных партийцев появились пессимистичные настроения, граничащие с желанием тем или иным путём уйти от затруднений, вплоть до симуляции и т. д.».
Складывались эти выводы из донесений районных руководителей. Так, например, из Беловского района секретарю Белгородского окружного комитета ВКП(б) Павлу Павловцеву писали:
«…Кулак этот действительно штука, ну и озверел, наступает прямо, что он думает, чёрт его знает, ТАК НАХАЛЬНО ДЕЙСТВУЕТ… Переговорите со Штанковым» (начальником Белгородского окружного ГПУ – прим. ред.).
Тем не менее газета ни одной буквой не давала усомниться, что установка партии на истребление кулака как класса будет выполнена.
Сверх нормы
Сообщая о репрессиях к единичным кулакам, газета не рассказывала об истинных масштабах репрессий. 30 января 1930 года политбюро ЦК ВКП(б) приняло постановление «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Этот документ разделил всех кулаков на три группы: первая – контрреволюционный актив и организаторы террористических актов и восстаний; вторая – часть контрреволюционного актива из наиболее богатых кулаков; третья – остальные кулаки. Наказание к каждой группе применялось согласно степени «вины»: высшая мера, концлагерь, выселение с конфискацией имущества.
Вот показательный эпизод в общей картине антикулацкой кампании на нашей территории. Согласно отчёту начальника Белгородского окружного ГПУ, только 12 марта 1930 года двумя эшелонами «в северный край» отправили 656 белгородских «кулацких» семей – 3 280 человек. Среди них было 1 449 детей. Уточнялось, что «105 человек выслано сверх нормы».
Норма эта была установлена для каждого района. И выполнялась или перевыполнялась по усмотрению местного начальства.
Так, Борисовский и Белгородский районы недовыполнили план на 8 семей, Грайворонский – на 11, Прохоровский – на 5, Беловский – на 9. С перевыполнением шли Корочанский район (59 семей к 53 запланированным), Шебекинский (52 к 50) и Томаровский (47 к 35).
Все репрессированные в то время белгородские «кулаки» относились ко второй группе.
Не в коня корм
Что же касается экспроприированного имущества кулаков, то оно не сильно обогатило колхозы, большая часть его от безалаберного отношения просто погибла или была присвоена руководителями.
Так, например, в докладной записке окружному комитету партии сообщалось, что «в селе Дроновка Краснояружского района во дворе председателя и соседнем дворе находятся несколько сундуков, стулья, столы, скамейки. Никакого присмотра за этим имуществом не имеется. Всё это ломается, а колхоз не обращает на это никакого внимания».
Начальник БОООГПУ Штанков докладывал, что «в с. Чуланово Борисовского района при раскулачивании кулака Мухина было взято 30 семей пчёл, которые находятся без всякого надзора, две семьи уже уничтожено… В селе Белице уполномоченным от окр. исполкома Бражниковым взято при раскулачивании 8 шт. резаных гусей, 40 кусков сала, банки мёда, варенье».
Перегнули палку
Поспешность и предвзятость, с которой на местах определяли кулаков, признали перегибом. 12 марта эшелон с белгородскими «кулаками» отправился на север, и в этот же день Курский комитет партии поручил исправить на местах перегибы и извращения кампании по ликвидации кулачества как класса. Районам предписывался пересмотр всех дел, выделение середняцких семей в отдельные группы, возвращение им отобранного имущества.
О том, что в белгородском деле много ошибок, установила в том числе и оперативная сводка ОГПУ от 06.03.1930 (разумеется, совершенно секретная). В ней отмечались недобросовестность и халатность районных властей в проведении раскулачивания: в 40 % случаев для этого не имелось экономического обоснования. В прохоровской группе, например, уполномоченные выявили середняков и бедняков. На возражения сотрудников ОГПУ о незаконности их выселения представители районов настаивали, что данные лица являются «психологическими кулаками». Увы, и личные мотивы были неизбежны.
Смазывать не собирались
Руководство Белгородского округа перегибы раскулачивания признало оперативно. В газете от 12 апреля 1930 года опубликована статья, где «с исключительной резкостью выдвигались и выдвигаются вопросы борьбы с искривлениями».
В ответ на критическое выступление курской газеты в свой адрес секретарь Белгородского окружного комитета ВКП(б) тов. Павловцев утверждал, что «ошибок нашего Белгородского округа по вопросам искривления партийной линии, так же как и в вопросе коллективизации, было много, смазывать их ни в какой мере мы не собирались, и я наоборот призывал и призываю всю партийную организацию решительно исправлять допущенные ошибки».
От родни отказываюсь
Ещё весь 1931 год белгородская газета жёстко боролась с «кулацким элементом» или приближенными к нему подкулачниками, печатала объявления об аукционах по распродаже кулацкого имущества.
К 1932 году ликвидационная кампания утихла: врагами колхозов стали уже не конкретные люди, а кулацкие настроения и тенденции. Видимо, как класс кулачество было действительно ликвидировано.
Лишь иногда, вплоть до 1934-го, в газете проскакивали объявления о том, что тот или иной белгородец порывает с родителями-кулаками и при этом меняет фамилию.
Политическая репрессия
Сегодня есть разные мнения о роли кулаков в сельскохозяйственной экономике России (по логике привлечения наёмного труда его продолжателями называют современных фермеров), о том, как повлияло уничтожение зажиточных крестьян на становление колхозов и отток людей из сёл.
А юридическое определение раскулачивания вынес 30 марта 1999 года Верховный суд РФ:
«Раскулачивание – политическая репрессия, применявшаяся в административном порядке местными органами исполнительной власти по политическим и социальным признакам на основании постановления ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 года «О мерах по ликвидации кулачества как класса».
И напоминание об этом страшном периоде, сломавшем тысячи человеческих судеб, сохранилось в том числе в областной белгородской газете.
Редакция благодарит сотрудников Государственного архива Белгородской области и Государственного архива новейшей истории Белгородской области за помощь, оказанную при подготовке материалов.