Белгородский поэт Максим Бессонов: «Образование и культура – абсолютно рифмующиеся сферы»

«Чего ты там не видел?»

— Максим Александрович, как для вас сложился этот год в библиотеке? Есть место творчеству на новой работе?

— Во‑первых, я пришёл в прекрасный сложившийся коллектив профессионалов. Здесь есть место и творческой, и административной работе. Мы постоянно обсуждаем какие‑то свежие идеи.А во‑вторых, пробовать что‑то новое всегда интересно. Библиотекарь сейчас не только выдаёт книги. В «Лихановке» мы проводим множество мероприятий, плановых и внеплановых. К нам приходят дети и родители – они читают литературу, участвуют в конкурсах, учат стихи наизусть.

Фото: Вадим Заблоцкий
Почему белгородские мальчишки и девчонки с радостью ждали встреч с Юрием Макаровым

Например, в этом году городской конкурс «Добрые рифмы», посвящённый Юрию Макарову, собрал 240 участников. Мы стараемся делать всё, чтобы дети читали.

— Это было ваше желание – уйти из школы?

— Я не искал работу, подчёркиваю. Я вообще ничего не делал для того, чтобы уйти в библиотеку. Я человек привычки, и что‑то менять мне сложновато. К тому же, выпустив 11-й класс, я успел взять пятиклашек и отработать у них 20 сентябрьских дней. И мне ещё предстояло сказать о своём уходе Ольге Александровне [Лесниченко, директор Северной средней школы № 1], которая в 2014 году принимала меня на работу… Но я пообещал, что не уйду, пока не найду себе замену. С заменой получилось довольно быстро, и я перешёл в библиотеку.

— Что повлияло на ваше решение?

— Признаюсь: пока вопрос с моим назначением [в «Лихановку»] решался, я даже как‑то перегорел. Как раз тогда в августе [2022 года] Сергей Бережной предложил съездить вместе с другими писателями в Луганск и Донецк.

— Почему вам важно было съездить на Донбасс? Какие‑то вопросы не давали покоя?

Фото: Алексей Стопичев
«Пушкина изучаем». Белгородские и московские волонтёры собрали для школьников ЛНР книги

— Когда я уезжал, один из друзей спросил, мол, чего ты там не видел. Этот вопрос рефреном повторялся в голове. Я увидел там то, о чём прежде только читал, причём читал разное. В Донецке мы были проездом, больше – в Луганске, могу о нём сказать. Это замечательный город, русский совершенно. Я увидел таблички «Бессмертного полка» в доме у Николая, который нас приютил на три дня. Увидел, что такое комендантский час. Но главное – люди. Совершенно русские – по культуре, быту, говорящие на прекрасном русском языке.

Пожалуй, эта поездка во многом определила решение.

Любимое место

— То есть вы перевернули школьную страницу?

— Пошёл второй год работы в «Лихановке», и я совру, если скажу, что перевернул и забыл. К тому же ребята, у которых я успел побыть классным руководителем, приезжали в библиотеку. И потом я чётко понимал, что ухожу не в бизнес, не в инженерию. У культуры и образования, на мой взгляд, задачи стоят несколько разные, но сводятся к одной цели – чтобы человек был образован, воспитан, счастлив.

Или в другом порядке – счастлив, образован, воспитан. Поэтому я хочу, чтобы дети приезжали в библиотеку. Чтобы они слушали, впитывали что‑то новое. Я, например, мало смыслю в живописи. Но когда я сходил пять, десять раз на выставки, то начал понимать, что такое насмотренность.

Фото: Павел Колядин

— И так же в литературе?

— В литературе в первую очередь. Я читал всё детство. Мы жили в селе Алексеевка (Яковлевского округа – прим. ред.), и в местной библиотеке я прочёл, кажется, всё. Первое время заведующая, Галина Ивановна Благодарная, советовала книжки, а потом сам выбирал. Библиотека была любимым местом: запах книг, стеллажи, приветливость Галины Ивановны… Я приходил сюда по выходным и очень ждал этого дня.

— А какая книга зачитана до дыр?

— В нашей семейной библиотеке было издание Гоголя. Вот оно перечитано несколько раз. «Заколдованное место», «Вий». Книга здорово развивает воображение, это один из её плюсов.

Фото: личный архив семьи Веревкиных
Читаем вместе с папой. Белгородскую детскую библиотеку отметили на всероссийском уровне

Сейчас мне становится грустно от того, сколько книг я вообще не брал в руки. Огромное количество. Я искусственно перестал новые покупать, потому что нераспакованные лежат. А рядом – классика, которую я недавно преподавал: Толстой, Достоевский. Возникает страх, что я это не перечитаю, не прочту из‑за нехватки времени.

— Как вы объясните современным детям, для чего надо читать русскую классику?

— Одно из объяснений такое: сегодня вы читаете о событиях, происходивших пару веков назад, а то и раньше. И у героев есть прототипы – реальные люди. Это наша связь [с прошлым] через исторические факты.

Вот, например, наш земляк Михаил Щепкин, который «родился в селе Красном, что на речке Пенке». Я в своё время там не раз гулял с собакой. И думал: неужели эту же речку, правда, в другом виде наблюдал маленький Щепкин?

Всегда нужно сказать что‑то такое, что неизбежно заинтересует детей. Однажды, заканчивая урок по «Евгению Онегину», я на свой страх и риск сказал: «Я не знаю, каким образом настолько взрослую сцену в такой‑то главе разрешили преподавать в школе…» И с серьёзным видом ушёл на перемену. На следующем уроке мальчики подошли: «Вы нас обманули?»

Фото: freepik.com

Когда я учился в школе, настолько любил учителя литературы – Нину Николаевну Севрюкову, что, готовясь к её урокам, не мог себе позволить что‑то не прочитать или не написать сочинение. Причём у нас не было сборников готовых сочинений, ГДЗ, Интернета. А писал я не только для себя, но и для одноклассников. И понимал, что нельзя писать одинаковые. Стилистически должны отличаться. Может, даже другую точку зрения развить. Набивал себе руку. Но, думаю, подозрения у учителя всё‑таки возникали (смеётся).

— Вам хотелось самому или не могли отказать друзьям?

— Да и хотелось. Я вряд ли это понимал в 5–7-м классах. Но чуть позже пришло осознание на грани какого‑то открытия: у тебя, по сути, нет ничего, кроме листа бумаги и ручки. И из ничего, как будто бы из пустоты, что‑то начинает появляться. Думаю, всё это в конечном итоге к писанию и привело.

Фото: ru.freepik.com
Юные белгородцы выбрали 10 лучших детских книг современных авторов

Свой читатель

— Ваши ученики знали, что вы пишете стихи?

— Старшеклассники, бывало, приходили на какие‑то выступления, но не в школе. Я никогда не спекулировал этим.

На уровне подшучивания иногда говорили, мол, почитайте свои стихи. Я отвечал: вы ещё классику не выучили. Когда вышла книжка «Часовой», пятиклассница принесла в школу, чтобы получить автограф. Я удивился, тем более что там стояло возрастное ограничение 16+ (смеётся).

Автограф, как оказалось, был для её отца.

— Поэту важна аудитория?

— Однажды в гостиной Литературного музея возник вопрос: если бы я оказался на необитаемом острове и у меня было бы всё для жизни, кроме людей, писал бы я стихи? Я бы, пожалуй, ответил так. Вообще, написание стихов – малоконтролируемый процесс и от меня мало что зависело бы. Но наличие хотя бы одного читателя очень важно.

— Это желание поделиться своими мыслями?

— Да, только не путайте с самовыражением: оно больше относится к переходному возрасту, мне кажется… Если так сложилось, что к моим 35 годам у меня есть тот читатель, то это самое большое счастье.

Фото: Павел Коляди