Мама, не оставляй меня. Как в Белгородском районе работал Октябрьский детский дом
Историю детдома, закрывшегося в 1983 году, рассказывают «Белгородские известия»
-
Статья
-
Статья
Жизнь по расписанию и вечное ожидание встречи с мамой – так миллионы советских детдомовцев запомнили своё детство. Эти казённые учреждения после Гражданской войны стали приютом для беспризорников, позже в них воспитывали детей репрессированных и осуждённых, сирот. Детские дома были практически в каждом райцентре Белгородской области. Правда, их история неизвестна – архивные документы утеряны.
Благодаря чудесному стечению обстоятельств (иначе и не скажешь) стали известны некоторые подробности из жизни Октябрьского детского дома, который почти 50 лет работал в Болдыревке Головинского поселения Белгородского района. Располагался он в бывшем дворянском особняке князей Шиленко и заменял ребятишкам от двух до семи лет дом, а его сотрудники – родителей.
Со Сталиным в душе
С историей учреждения нас познакомила белгородка – поисковик и просто неравнодушный человек Людмила Мирошникова. Она вспомнила, что будучи пионеркой-тимуровцем, помогала бывшему директору Микояновского детского дома (до 1958-го – Октябрьского – по названию посёлка – прим. авт.) Варваре Канаевой. Она возглавляла учреждение ещё перед Великой Отечественной войной, а в 1970-е годы жила в Белгороде.
«Варвара Александровна была убеждённой коммунисткой. Про таких говорят: человек со стержнем. Занимала она небольшую квартирку с аскетичной, даже бедной обстановкой, где главной «достопримечательностью» был огромный портрет Сталина на стене. Я выполняла небольшие поручения пенсионерки и очень любила слушать её воспоминания о прошлой жизни. Моё первое восприятие трагедии Великой Отечественной войны сформировалось именно благодаря её рассказам. Навсегда я запомнила рассказ об эвакуации детского дома. Поезд с детьми попал под бомбёжку, и воспитатели, спасая детей, закрывали их собой. Она описывала пережитое так, что я невольно представляла себе и страшные взрывы, и сошедший с путей поезд, и раненых», – делится Мирошникова.
В 1970–80-е по радио шла передача, с помощью которой потерявшиеся во время войны люди искали друг друга.
«Мы не пропускали ни одну из них. Варвара Александровна уже почти не видела, поэтому моей задачей было записывать за диктором имена. Сама же она с огромным напряжением вслушивалась в текст. Однажды, услышав одну фамилию, взволнованно вскрикнула: «Это моя девочка!» и велела мне сообщить на радио, что ребёнок, которого разыскивают, находился в Микояновском детском доме. Как потом выяснилось, мать и дочь встретились и приехали с благодарностью к Канаевой. С ними прибыл и московский корреспондент, чтобы описать эту встречу», – рассказывает Людмила Васильевна.
И всё‑таки, сокрушается белгородка, сегодня она сожалеет, что не расспрашивала свою подопечную подробнее, не записывала её истории, чтобы узнать больше о её судьбе.
Частично восстановить биографию Канаевой нам помогли сотрудники белгородского Государственного архива новейшей истории, где нашлись её партийные документы. Оказалось, что родилась она в 1900 году, была малограмотной работницей в Саратовской губернии, в 1931-м вступила в партию. Затем работала председателем правления сельпо в белгородской Воскресеновке (дореволюционное название посёлка Октябрьский – прим. авт.), а в 1934 году её назначили директором местного детского дома. Карьера для того времени типичная: партия проводила ротацию коммунистов, распределяя их в разные районы страны, а отсутствие должного образования и опыта компенсировались личными качествами и идейной убеждённостью.
Известно, что в Микояновский (Октябрьский) район Канаева вернулась в 1955 году. Выйдя на пенсию, жила в Белгороде, пользовалась преференциями партийной номенклатуры: во время демонстраций стояла на трибуне вместе с руководителями города и области, получала продукты по обкомовскому спецобслуживанию. В 1982 году выехала в Ворошиловоградскую область (сейчас находится в ЛНР – прим. авт.) к родне.
«Я вспоминаю знакомство с Варварой Александровной очень тепло и с каждым годом сильнее осознаю, как много мне дало общение с ней. Моё увлечение поисковой работой – это, видимо, тоже влияние того времени», – отмечает Мирошникова.
Мама – Дед Мороз
Она познакомила нас с дочерью воспитателя Октябрьского детдома Ириной Богуцкой, которая не только помнит, как работало учреждение, но и сохранила редкие фотографии воспитанников и коллектива, начиная с 1950-х годов.
Ирина Ивановна ходила на детдомовские праздники, где Александра Мелещенко – её мама – исполняла роль Деда Мороза и других героев праздничных утренников. Девочка видела внутреннюю кухню и быт детей.
В 1950–70-е годы детдом вмещал около 100 детей дошкольного возраста.
«Мама пришла туда на работу по распределению в 1951 году, окончив Обоянское педучилище, и проработала более 30 лет», – вспоминает Богуцкая.
Помимо директора (после Канаевой детдом возглавляли Елена Вислоух, Розалия Полухина), воспитателей и нянечек, в учреждении работали бухгалтер, садовник, фельдшер, сторожа и кастелянша (сотрудница, занимающаяся хранением и выдачей одежды в учреждениях, где используется бельё и спецодежда – прим. ред.), которая всё время что‑то штопала.
«Кормили детей хорошо, одевали добротно, и мы, домашние, это отмечали. При детдоме был свой сад с прудом, где воспитанники гуляли, большая веранда, на которой стояли столики для еды и занятий. Ребятишки много времени проводили на свежем воздухе. Конечно, на праздники проходили интересные утренники. У детдома были богатые попечители – Весёлолопанский спиртзавод и Дмитротарановский сахзавод, – говорит Ирина Ивановна. – Вниманием малыши не были обделены, за ними очень хорошо смотрели».
Интересно, что изредка к некоторым ребятишкам приезжали бабушки, в основном из деревень, привозили гостинцы – заветренные и твёрдые пряники из сельмагов.
«Конечно, дети их грызли, но не потому, что были голодными, а из любопытства. Но маму расстраивало, что у бабушек складывалось впечатление, будто воспитанники недоедают», – делится Богуцкая.
Единственной бытовой проблемой, из‑за которой, вероятно, и закрыли детдом в 1983 году, было отсутствие центрального водоснабжения: на все нужды воду носили из колодца. Вечерами мыли детей в группах в тазиках, а раз в неделю устраивали банный день – купали в прачечной, нагревая воду в огромных чанах.
Но всё‑таки, как бы хорошо не пеклись о ребятишках их наставники, глаза у них были грустные – они всё время думали о своих родителях.
Привет на почтовый ящик
Насколько возможно, Александра Мелещенко поддерживала связь детей с их родными: писала матерям письма в тюрьмы (именно это часто было причиной попадания в детдом), рассказывая об их детях, передавала от них подарки и отправляла обратные послания от детей.
Но ребята, хоть и грезили о семье, были привязаны и тянулись к своим воспитателям, с которыми рано или поздно приходилось расставаться. Перед школой детей переводили в так называемые школьные детдома.
«Перед этим работала медико-педагогическая комиссия, и некоторые дети, жившие в довольно закрытом мире, перед чужими людьми зажимались, замолкали, из‑за чего их неправильно воспринимали и оценивали. Мама доказывала, что этот ребёнок талантливый, умный, но комиссия была непреклонна и выдавала направление в специализированный детдом для детей с разными нарушениями. Это была настоящая трагедия», – с горечью вспоминает Богуцкая.
Но самым драматичным было само расставание детей и воспитателей. 31 августа к детдому прибывал автобус, на котором будущих первоклассников развозили по области.
«Я не любила этот день: мама уезжала, сопровождая детей, а 1 сентября соседки заплетали мне косички, и я сама шла школу. Потом она возвращалась подавленная, поскольку, отдавая каждого ребёнка, слышала, как он кричал: «Мама, не оставляй меня!» и бежал следом за автобусом.
Отвозила она детей и в далёкие поселения к родителям, которым разрешали забрать ребёнка. Однажды даже ездила на Крайний Север, куда была сослана семья одной из воспитанниц, и жила там неделю: нужно было время, чтобы девочка привыкла к фактически незнакомым для неё людям.
По‑разному складывались судьбы детдомовцев. Но для многих воспитатели из детства так и остались на всю жизнь единственными любимыми мамами.
«Воспитанники присылали письма, а повзрослев, приезжали к нам в гости. Каждому мама старалась приготовить подарочек: что‑то для дома, быта и обязательно – баночку варенья, которую упаковывала в красивую бумагу», – добавляет Богуцкая.
Эта трогательная история показывает, что понятие «человек государственного мышления» (тот, кто улучшает жизнь соотечественников и общества в целом) стало шире и сложнее. Ведь зачастую простые люди, те же сотрудники детских домов, выполняют большую государственную задачу, наполняя добротой и любовью детство ребятишек с непростой судьбой.
Ольга Бондарева