Чтобы не сидели по норкам. Как Инна Тураева из Шебекино объединила родителей особых детей

«Любой текст Даня воспринимал слитным блоком. Добиться, чтобы он делил его на роли, было ещё той задачей. А сейчас сын свободно говорит за трёх героев», – радуется Инна Тураева.

Даня Тураев не только выступает на сцене, но и ездит на мокике (мопед, сделанный по схеме обычного мотоцикла) и даже рубит дрова, о чём его родители и мечтать не могли, слушая пессимистичные прогнозы врачей. 

Учиться самой

«Данька заговорил в 7, а ведь, по мнению специалистов, это большая редкость, – делится Инна. – Считается, что при глубинных патологиях головного мозга, без специальной коррекции с рождения, только два ребёнка из тысячи могут овладеть речью. Но я верила, что мы этого добьёмся, хотя врачи доказывали обратное, показывая очаги поражения на его снимках головного мозга.

У меня были сложная беременность и роды, но всё вроде выровнялось – он пошёл, заговорил. Настораживала только его самодостаточность, окружающие его мало интересовали. После тяжёлой инфекции Даня потерял интерес к познанию мира, исчезла, как и не было, речь. Он делал полшага в развитии вперёд, а потом 10 назад, и видеть это было страшно и больно.

Фото: из личного архива Людмилы Шведовой
Как музыка вдохновляет особенного 7-классника из села Стрелецкого

Врачи утверждали, что это последствия перенесённого стресса и волноваться нечего. Я же с каждым днём переживала всё больше и искала других специалистов. Первым об аутизме заговорил психолог из Брянска, его слова подтвердила подруга – врач в Москве, которая увидела в Даньке черты своего сына-аутиста. Она смогла его реабилитировать, но где Москва, а где Ржевка, и стоило ей это нереальных денег.

Мы ездили в столицу каждые полгода на занятия, сын лежал один в клинике. Тогда у меня появилась первая седина, так болезненно было вынужденное расставание. «Серьёзная умственная отсталость», – услышала я при выписке, но теперь понимаю, что оставшийся без мамы малыш просто закрылся от врачей в отчаянии одиночества.

Мне говорили, что в его состоянии надеяться на лучшее бесполезно. Я, окаменев, слушала, но шла дальше. Первым важным шагом было решение не ездить в Москву, а самой обучиться на курсах по нейропсихологии и методике замещающего онтогенеза (развитие мыслительных операций для восстановления утраченных функций).

Год за годом ежедневно минимум три часа мы посвящали занятиям. Сын снова проходил этапы развития: сначала упражнения делали лёжа, потом на боку, животе, и, наконец, он перешёл в вертикальное положение. Обучающие блоки делились по семь месяцев, и в начале каждого меня захлёстывало отчаяние: изо дня в день – никаких результатов. Но медленно количество всё‑таки переходило в качество, и тогда видела первые достижения.

Как я была рада, когда он начал баловаться, отлынивая от занятий! Это был шаг в развитии, ушла равнодушная безучастность.

К 7 годам он заговорил, но познавательная деятельность оставалась на низком уровне. На просьбу остаться на год в детском саду от комиссии в управлении образования получила решительный отказ».

Даня Тураев / Фото: Елена Мирошниченко

Мы вместе

«Подобного непонимания я встречала немало. Сейчас врачи знают об аутизме, есть специальные фонды, 16 лет назад информацию сами добывали по крохам, метались в поиске специалистов и были горячо благодарны за божью помощь, когда опять же сами находили то, что помогает особенным детям.

Не пересчитать, сколько шишек я набила. Долго не хотела признавать, что мой ребёнок – аутист, билась над тем, чтобы он вёл себя как все дети, мечтала изменить к нему отношение окружающих. Пройдя трудный путь принятия диагноза, я хотела сделать его не таким болезненным для других семей. Мне было что им рассказать.

10 лет назад я познакомилась с Галиной Масловой, с которой мы решили создать волонтёрскую группу. Родителей особенных детей искали как могли: соцсети не были распространены, общество инвалидов отказалось с нами сотрудничать. Расспрашивали учителей, врачей, иногда встречали их на улицах. Большинство сидели дома по норкам, а нам так хотелось вытащить их на свет божий.

На первую встречу на новогодней ёлке нашли спонсоров, зал предоставила шебекинская школа № 4. Пришли 50 человек, это была победа: всё получилось, и мы наконец‑то вместе. За это время прошло немало мероприятий, но это не самоцель, мы хотим, чтобы наши проблемы замечали. Сейчас добиваемся, чтобы для детей с особенностями развития открыли ресурсный класс, но пока нам отказывают. Есть мечта создать в Шебекино семейный клуб наподобие белгородского, с наставниками для детей-аутистов».

Фото: Валерия Солошенко
Как в Белгороде работает Центр полезной занятости для людей с ментальными особенностями

Все таланты

«Уже несколько лет подряд мы проводим творческий фестиваль «Невозможное возможно». Могли бы мы раньше мечтать об этом? Но постоянно находились люди, которые в наших детях видели божьи искорки и помогали остальным увидеть их тоже.

В Таволжанке Екатерина Купина организовала инклюзивную театральную студию. Вначале казалось, что это невозможно. «Не хочу», «не буду», «неинтересно» – наши особенные артисты и думать не хотели о сцене. Но, благодаря педагогическому таланту Екатерины, в день спектакля – все как один молодцы. Потом ушли капризы, дети стали привыкать к сцене, а родители не успевали удивляться их открывающимся способностям.

Это была семейная театральная студия, на сцену выходили и обычные дети, мамы, папы, в том числе и я. Мы переделывали знакомые сказки, адаптируя их под наших детей. С ними занимался местный батюшка, я вела уроки по арт-терапии, к тому времени заочно окончив БелГУ. Сейчас с ребятами работает Наталья Паутова – специалист Дома культуры села Архангельского, мы готовимся к фестивалю. Когда видишь на сцене его участников, понимаешь, какие наши родители умнички и как много они делают для детей».

Фото: Елена Мирошниченко