В городе, которого больше нет. Каким было детство в Советской Туркмении
«Белгородская правда» продолжает рассказывать о жизни в республиках СССР
-
Статья
-
Статья
Туркменистан – или по‑простому Туркмению – сегодня частенько сравнивают с Северной Кореей; попасть туда практически невозможно, а ещё там довольно жёсткая идеология и культ личности первого президента Сапармурата Ниязова, который именовал себя не иначе как Туркменбаши – глава туркмен. Именно так в 1990-е после развала Союза переименовали город Красноводск, расположенный на западе этой восточной страны, на берегу Каспийского моря.
Белгородец Кирилл Кичичиди родился в Туркмении в начале 80-х. Он вспоминает, как с одноклассниками рвал в школьном дворе колючки, чтобы покормить после уроков верблюдов, как ловили и сажали в банку скорпионов и как варили выловленных из Каспия креветок в огромной ванне. И о том, что в 90-х к ним домой приходили местные и угрожали расправой, если в течение нескольких месяцев они не уберутся «в свою Россию».
О жаре и землетрясениях
«Мы жили в трёхэтажном доме на улице Кирова, – рассказывает Кирилл. – Эти дома строили после войны пленные японцы. Высота потолков в квартирах – 3,75 метра. Заменить лампочку было очень проблематично. Зато землетрясения такие дома спокойно выдерживали. Однажды ночью нас начало трясти. Потом узнали, что зафиксировали 6,5 балла. Дом устоял, только полка в серванте рухнула и разбился весь хрусталь. А мы просидели во дворе до самого утра. Благо, летом у нас очень жарко».
Погода в Красноводске – всегда особая тема. Летом термометры показывали около 50 градусов в тени. Так что в 80-е, когда было принято сушить выстиранное бельё на улице, местные женщины изо дня в день совершали один и тот же ритуал.
«Выходили с мокрым бельём в тазах и начинали развешивать, – говорит Кирилл. – И пока они довешивали последнее, первое уже высыхало. Так что они возвращались обратно и тут же начинали всё снимать».
Зимы тоже очень тёплые. Потому снег, если вдруг выпадал и сразу не таял, считали настоящим чудом.
Каракумы и верблюды
За городской чертой Красноводска начинались пески знаменитой пустыни Каракумы. Оттуда в город вместе с песком для песочниц привозили черепашек, на окраинах порой встречали скорпионов и варанов.
«Просыпаешься утром, а на завешенном марлей окне сидит огромный паук размером с мужскую ладонь, – делится Кирилл. – Это был самый большой детский страх».
Змеи в песке – тоже не редкость. Туркменские мальчишки именовали их стрелками. Перед броском такая змея сжималась в пружинку, а потом резко разворачивалась в прыжке.
Когда наступал вечер, пацаны собирались во дворе, доставали пойманную днём саранчу, мазали её гудроном и на нитках подбрасывали в воздух. Так они ловили летучих мышей. Если надоедало, рвали верблюжьи колючки, чтобы накормить несчастных верблюдов, которых особенно жалели.
«В Красноводске в 80-е работал мясокомбинат, где выпускали продукцию из верблюжьего мяса, – рассказывает Кирилл. – Однажды оттуда сбежал верблюд. Я как сейчас помню: сидел в школе на уроке математики. И вдруг в распахнутое окно – учились мы на первом этаже – пролезает огромная верблюжья морда. Конечно, урок тогда мы сорвали, побежали за ним всем классом».
Этих добродушных животных на улицах Красноводска было много. Некоторые, например, катали туристов. И местные шутили: «Залезть на верблюда – 3 рубля, а слезть – 5». Спуститься вниз действительно было сложно, потому что, когда верблюд поднимался на длинные ноги, его рост достигал двух с лишним метров.
Сюзьма и черемша
«С детства мне очень запомнился красноводский памятник «Ворота Азии», – вспоминает Кирилл Кичичиди. – Дорога мимо этих колоритных колонн, мимо советского кинотеатра «Мир» вела на туркменский базар. Там можно было купить вкуснейшую черемшу, сюзьму – что‑то вроде кислого творога – и, конечно, арбузы. Причём с продавцами нужно было торговаться, иначе они могли оскорбиться и вообще ничего не продать».
Торговаться – местная традиция. Если покупатель мастерски сбивал цену, мог забрать с базара вместо двух арбузов целых три. И тогда один из них приходилось катить перед собой.
По праздникам собирались целыми семьями, делали плов из баранины и пили зелёный чай. В туркменских семьях существовал обычай: самый младший должен был наливать гостю чай, пока тот не подаст знак, что напился. И если гость не знал об этом, мог выпить не один литр чая, тогда туркмены со смехом объясняли ему, что нужно просто перевернуть пиалу вверх дном, если больше не хочешь пить.
Летом мальчишки убегали на окраины и пекли в раскалённом песке яйца, а по утрам их посылали за чуреком – лепёшками из тандыра.
«Я помню, как первый раз прибежал за чуреком с полосатым целлофановым пакетом, – смеётся Кирилл. – И когда мне в него бросили горячий чурек прямо из тандыра, он тут же проплавил пакет и упал на землю, только ручки остались. После этого я ходил за чуреком с тканевой сумкой».
Может, когда‑нибудь…
Когда развалился Советский Союз, Туркмения моментально изменила отношение к русским, живущим на её территории. Постепенно стал входить в обиход собственный язык, а на телевидение вернулось туркменское национальное вещание. Враждебно настроенные местные ходили по домам бывших советских граждан и откровенно угрожали.
«Самое страшное, что мои друзья, с которыми я общался чуть ли не с песочницы, слышали дома фразы вроде «Убирайтесь в свою Россию» и говорили это мне, хотя нам было по 8 лет, – делится Кирилл Кичичиди. – Мы тогда быстро собрались, продали за бесценок квартиру и уехали. В тот момент я не особо понимал, что уезжаем навсегда. Почти все мои вещи, игрушки, книги оставили в Красноводске».
Обустраиваться на новом месте было непросто. Первое время жили в селе Караш Ярославской области. После жаркой Туркмении суровые морозы России переносили тяжело. Позже перебрались в Белгород. Он южнее и приветливее. И долго ещё после переезда каждый Новый год встречали сначала по туркменскому времени – на час раньше.
Сейчас Кирилл часто думает о том, чтобы навестить город детства. Пройтись по знакомым улицам, которые иногда видит во сне, искупаться в тёплом Каспии и, конечно, побывать на могиле деда. Но попасть в город, который уже даже не значится на карте, почти невозможно: слишком закрытой стала Туркмения за последние 30 лет. Но, может быть, когда‑нибудь…
Анастасия Состина