«Наш Саныч». Как война и мир сплелись в жизни командира белгородского СОБРа Лопаткова

Александр Лопатков весёлый, немного ироничный и чрезвычайно скромный человек. Бойцы СОБРа называют его просто – «наш Саныч». Недавно Саныч вышел на пенсию. Но он по‑прежнему для своих ребят не только командир, но и друг, наставник, психолог. . 

Украденное детство

«Я часто шучу, что детство у меня украли. Хотя оно у меня, конечно, было. И воспоминания о нём приятны. Родился я в 1965 году в Белгороде в обычной рабочей семье. Жили мы в доме на улице Коммунистической. Мой папа – Александр Андреевич – шофёром на цемзаводе работал. Мама – Валентина Яковлевна – трудилась на фабрике культтоваров. Есть ещё старший брат Юра, который всю жизнь проработал участковым и сейчас на пенсии как ветеран МВД.

Почему детство украли? А всё просто! Среднюю школу № 8, в которой я учился, расформировали. Улицу Коммунистическую переименовали в Преображенскую. И даже страны, в которой я родился, больше нет. А я всё это любил. Ходил в школу. Занимался дзюдо. Стал кандидатом в мастера спорта СССР. После школы поступил в ГПТУ № 4, где учился на сварщика. Тогда был спецнабор от «Трудовых резервов» для спортсменов, и нам, поступившим, было положено бесплатное питание в столовой завода «Энергомаш», а также двухдневные тренировки».

Александр Лопатков в Чечне. 2009 год / Фото: Алексей Стопичев

С завода в уголовный розыск

«В милицию попал благодаря детской мечте. Но не о службе в правоохранительных органах, а о работе с собаками. С детства очень любил животных и даже в ДОСААФ ходил на курсы по служебному собаководству. Там нам, пацанам, давали щенков. Мы их воспитывали, дрессировали, а затем их передавали на границу для службы в погранвойсках. Я и в армию хотел попасть именно на должность кинолога, но судьба распорядилась иначе, и оказался в мотострелковой части. После службы устроился сварщиком на цементный завод. И за три года с 3-го разряда повысил свой уровень до 5-го.

Но в итоге детское увлечение стало‑таки профессией: учитывая увлечение собаководством, меня пригласили на службу в уголовный розыск кинологом. Я согласился, и в марте 1989 года стал младшим инспектором-кинологом угро».

В спецназ

«В уголовном розыске собаки тогда работали либо по наркотикам, либо по вещам – взрывчатые вещества ещё не были актуальны. Я был чисто разыскником: на мне были выборка вещи, следовая работа, обыск местности, поиск подозреваемого. Кинологическая служба у нас всегда была на высоте. Мы брали призовые места во всесоюзных соревнованиях. А в 1993 году в Белгороде организовали наш отряд быстрого реагирования, и меня туда пригласили. Так я стал собровцем.

В это время в стране уже стало неспокойно: поднимался бандитизм, начали происходить теракты».

Флаги Белгорода и Белгородской области бойцы возят с собой / Фото: личный архив

С корабля на бал

«В 1994 году нас отправили в командировку в Чечню. 12 декабря мы приехали в Моздок, а оттуда нас перебросили на блокпост под названием «Крест». Своё название он получил потому, что там дорога шла в четыре стороны: на станицу Ассиновская, станицу Серноводская, на Грозный и на Ингушетию.

Мы входили в группировку «ДОН-100» (дивизия оперативного назначения – прим. авт.) и были приданы спецназу внутренних войск «Русич». Вот так и оказалось, что ехали мы для выполнения милицейских функций, а попали на настоящую войну. А у нас боекомплекта – ноль. Некоторые сотрудники вообще с одним пистолетом были. А тут настоящие бои начались! Ну как с пистолетом против автоматов, миномётов да пулемётов воевать? Перебросили нас в Ставропольскую десантно-штурмовую бригаду, пополнили нам боекомплект и отправили под Грозный».

Даже не поняли, что по нам стреляют

«Про первое боестолкновение вспоминать даже неудобно. Мы поначалу не поняли, что нас обстреливают. У нас в основном опыт оперативной работы был – уголовный розыск, СОБР. Мы до этого занимались задержанием преступников, бандитов. А тут подходим к Грозному со стороны цемзавода, и по нам снайперы работать начинают. 

Слышим жужжание и чпоканье, когда пули в грязь ложатся. Благо, Бахарев у нас служил, который в Афгане ещё был. Он и говорит: стреляют по нам. А тут в нас ещё и из гаубицы бахнули. Снаряд в ГАЗ-66 попал. Старшему десантнику руку оторвало, тот на наших глазах умер. И тут проняло всех.

Под Грозным мы недолго пробыли. Бригада наша возле станицы Ассиновской в засаду попала, и нас срочно туда перебросили. Хотя наш сотрудник – Виктор Тихонович Прешпективный – успел спасти целый взвод десантников-срочников, попавших в засаду. Ему потом Ельцин в Кремле орден Мужества вручил».

Белгородский СОБР в командировке на Северном Кавказе / Фото: личный архив

О подвигах никто не думал

«Началась для нас война. Каждый день обстрелы, взрывы, боевые столкновения. Колонны ходили за водой, а боевики устраивали на них засады. Нападут на колонну, сразу появляются убитые, раненые. Мы туда. Вступаем в бой. Пытаемся забрать тела, отбить уцелевших. О подвигах каких‑то никто не думал. Думали о том, как товарищей спасти. Как самим живыми остаться. Тут как в песне из кинофильма «Офицеры»: и каждый думал о своём. Страх не показывал никто. Стыдно было. Зубы стискивали – и в бой. Только одна мысль: переживёшь этот день или нет? И это, конечно, морально выматывает.

С нами был эксперт по фамилии Лурье – очень интеллигентный и грамотный мужчина. Когда на вертолёте летел, их обстреляли. И его шапку в двух местах пули пробили. Чуть бы ниже – и всё! Так он потом как шапку увидел, целый день молчал. И у каждого такое потрясение было».

День рождения под пулями

«На войне трудно запомнить всё чётко, в подробностях – события сливаются в одну сплошную череду боёв, нападений, перестрелок. Но какие‑то моменты запоминаешь ярче. В 1996 году мы в командировке встречали прилетающих сотрудников и развозили по комендатурам. Постоянно обстрелы, подрывы, засады. И вот 4 мая встретили мы калининградский СОБР. Заехали в ГУОШ (главное управление оперативным штабом – прим. авт.), и, как только выехали, сразу под обстрел попали. На БТР колесо оторвало. Егор Иванович Красников – тогдашний командир СОБРа – сразу организовал оборону, мы рассредоточились, стали подавлять огневые точки противника. И потихоньку назад отошли. А запомнилось потому, что в этот день у коллеги нашего день рождения был. Когда выбрались, он в шутку сказал:

«Ну здорово с днюхой поздравили!»

Александр Лопатков в Ингушетии. 2009 год / Фото: Алексей Стопичев

И снова война

«В 1996 году война на Северном Кавказе для нас закончилась. В 1999 году меня назначили заместителем командира белгородского СОБРа, и началась вторая чеченская кампания. Нас сразу же отправили туда. Из Моздока под Горагорск перекинули, и мы две недели пытались им овладеть. Приданы мы были краснодарской дивизии ДОН-200. 14 населённых пунктов в итоге освободили. Командир нашей группы получил тогда за это Героя России. Нас было 180 человек – центрально-чернозёмная группировка: Белгород, Воронеж, Липецк, Курск.

Тоже времена были суровые. Каждый день бои, канонада. Если выстрелы стихали, сразу появлялась тревога. Освобождали из зинданов (подземная яма-тюрьма – прим. авт.) пленников, похищенных боевиками либо захваченных ещё в первую чеченскую кампанию».

Засада

«Очень жёстко мы попали в 2000 году. Стояли в Урус-Мартане, и 4 марта нас отправили на проверку паспортного режима в Комсомольское. Разведчики предупредили, что за Комсомольским в предгорьях бой идёт. А нам ставят задачу войти в село. Нарезали каждому свою улицу для работы, и мы пошли. Как только вошли в Комсомольское, сразу же появилось ощущение нереальности: село богатое, зажиточное, а будто вымерло. Все окна и двери закрыты. Ни звука, ни шороха. Только наши шаги по пустым улицам. Люди словно испарились.

Это потом уже мы поняли, что местные знали про устроенную боевиками засаду и покинули село. Тишина продолжалась недолго: справа от нас раздались выстрелы – там воронежский и курский СОБР шли. Бой завязался. Тут же и по нам огонь открыли боевики. Мы сразу заняли круговую оборону, технику подтянули. К нам тамбовский СОБР ещё подошёл. До вечера бой не утихал. В тот день много ребят погибло, но у нас, белгородцев, были только раненые».

Фото: Алексей Стопичев

Бои за Комсомольское

«В Комсомольском мы воевали почти месяц. Некоторые вещи до сих пор вспоминаются с ужасом. Нас отправили на штурм прямо по полю. Справа урус-мартановский отряд шёл, а слева, по ложбинке, брянский СОБР выдвинулся. Нас сразу же прижали к земле пулемётным огнём, и мы еле смогли оттянуться. А брянские собровцы напоролись на засаду, и их перебили почти в упор. Достать оттуда тела под пулемётным огнём было нереально. Мы запросили помощь, и нам прислали танк Т-62… без боезапаса. По сути – консервная банка. Тем не менее танкисты поехали вытаскивать тела погибших. Одного из танкового экипажа тут же убил снайпер. Второй выскочил из башенного люка, открыл огонь из пулемёта и тоже погиб.

Но тела всё же вывезли. Правда, при этом нас свой же танк чуть не задавил. Механик-водитель ошалевший уже был, другие члены экипажа погибли. Танкист стал газовать, наехал на сетку-рабицу, и та намоталась на гусеницу. Танк закрутило, мы еле успели отскочить. Подтянулись снайперы боевиков, стали нас прижимать. Бойцу из новосибирского спецназа пуля грудь пробила, у него пена кровяная изо рта… Вытянули, перебинтовали. Отправили в госпиталь. Вот так и воевали».

Самое тяжёлое

«Но тяжелее всего не на войне, под пулями, а когда нужно родственникам сообщить о гибели своего подчинённого. В 2001 году я возглавил СОБР. А в 2004-м погиб в служебной командировке наш Лёша Михайлов. Я обязан был сообщить об этом его матери. Попросил поехать со мной отца Виктора, нашего священника. И тот – спасибо ему огромное! – согласился. Когда мы приехали к маме Михайлова и его сестре, те сразу всё поняли. Но всё равно спрашивали в какой‑то безумной надежде:

«Может, он ранен?»

Я качаю головой. Они опять:

«Может, всё‑таки жив?»

А я молчу. И тогда начались и крики, и слёзы. Что в моей душе творилось, даже не могу передать». 

Фото: личный архив

Работы хватало

«Здесь, в Белгородской области, тоже работы хватало. Особенно в 1990-е. Конечно, у нас по сравнению с другими регионами было намного спокойнее, но тоже хватало и бандитов, и грабителей. Обычно работали мы на опережение: задерживали подозреваемых так, чтобы они не успели оказать сопротивления. Но были случаи, когда и до стрельбы дело доходило. Как раз на рубеже 1990-х и нулевых был случай: поступила оперативная информация, что граждане из Старого Оскола прознали о зажиточной семье в Белгородском районе. Те собирались покупать дом и привезли с собой большую сумму денег. Когда злоумышленники приехали, стали искать человека, хорошо знающего район. Мы внедрили к ним в банду своего сотрудника. И тот уже привёз бандитов прямо в засаду. Но они были настороже, и без перестрелки не обошлось. Злоумышленники открыли огонь из обрезов, мы ответили. В итоге всех задержали».

За каждой наградой – история

«Я уже говорил, что на войне мы не думали о подвигах и наградах. Главным было выполнить поставленные задачи и постараться, чтобы все остались живы. Но награды, конечно, есть. У меня два ордена Мужества, медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени, две медали «За отвагу», медаль «За охрану общественного порядка» и ещё много ведомственных. А в 2009 году министр МВД наградил меня именным оружием.

В наградах самое главное, что за каждой – какая‑то история. Вот, к примеру, в 2014 году тольяттинские омоновцы попали в засаду боевиков. И мы их вытаскивали оттуда. Сработали хорошо, оперативно. Смогли ребятам помочь, спасти. За это меня наградили медалью «За отвагу».

Фото: личный архив