«Куда-ты-пошла». Как Сергей Бражников из Белгорода в секретном Капчагае служил
Собеседник «Белгородских известий» вспоминает армию с благодарностью
-
Статья
-
Статья
Сергей Бражников родился в Алма-Ате. Когда пришло время идти в армию – с радостью согласился служить в ВДВ. И не пожалел: его армейские друзья стали друзьями на всю жизнь.
22-я, отдельная, специального назначения
В 1976 году в Среднеазиатском военном округе сформировали 22-ю отдельную бригаду специального назначения. Местом дислокации выбрали казахстанский городок Капчагай – недалеко от советско-китайской границы. В те годы отношения между СССР и КНР складывались напряжённо, и советскому командованию важно было разместить здесь особое подразделение.
До вооружённого столкновения с Китаем, слава богу, дело не дошло, но горячих точек на долю 22-й бригады спецназа выпало с лихвой: Афганистан, Чечня, Южная Осетия… В 2001 году она стала именоваться гвардейской и вошла в историю армии как первое воинское формирование, получившее это почётное звание после Великой Отечественной войны.
У белгородца Сергея Бражникова на память о срочной службе в 22-й бригаде спецназа остался фотоальбом. Как солдаты умудрялись продолжать традицию дембельских альбомов в окутанном секретами Капчагае – отдельная история.
Демобилизовавшись в 1981 году, старший сержант Бражников дал подписку о неразглашении: в течение десяти лет о службе рассказывать было нельзя. Время секретов вышло, и сегодня Сергей Иванович вспоминает армию – с осени 1979 года, когда получил повестку в военкомат. Жил он тогда в родной Алма-Ате и о спецназе имел очень отдалённое представление.
Элитное подразделение
«На приписной комиссии в военкомате офицер спросил: «Хотите в ВДВ»? Ещё бы! В то время любой пацан мечтал в десант попасть. Отобрали группу ребят, меня в том числе, направили в ДОСААФ – там мы учились прыгать с парашютом. До призыва у меня было три прыжка. После первого прыжка – посвящение: каждый новобранец тут же, на поле, получал запаской (запасным парашютом) по пятой точке.
Все, с кем прыгал, 16 человек, служили потом вместе. Из военкомата повезли в аэропорт, и мы ещё не знали, куда направят. Когда в самолёте уже посадку объявили, узнали, что прилетели в Ленинград. Потом сели в электричку, сошли в Печорах – там располагалась учебка.
Собрали нас в актовом зале, вышел офицер: «Поздравляю, сынки, вы попали в элитное подразделение спецназа». Предупредил: письма все вскрываются, фотографий никаких, за разглашение секретной информации – уголовная ответственность.
В учебке ты сам себе не принадлежишь, каждый час расписан. Подъём в шесть часов, каждое утро минимум 3 км кросс. Плюс рукопашка, метание ножей, боевые стрельбы – из пистолетов Стечкина, Макарова, из Калашникова. В воскресенье могли устроить спортивный праздник – то есть бежать 15–20 км кросс, самый ненавистный день у нас был.
На первом занятии по химзащите я допустил ошибку. Мы надевали ОЗК (общевойсковой защитный комплект), а в палатку напускали хлорпикрин, ядрёный такой газ. Заходишь в палатку – глаза закрыты, не дай бог дыхнёшь. По команде «Газы!» надо расстегнуть подсумок, надеть противогаз и обязательно хорошенько выдохнуть, чтобы газ, который собрался в противогазе, вышел. Я вроде всё правильно сделал, но выдохнул очень слабо, досталось мне хлорпикрина. Еле отдышался потом».
«Птичка» прилетела
«Дисциплина очень строгая. По плацу шагом ходить нельзя, только бегом или строем, честь отдавать каждому, кто выше званием. Вообще разница в возрасте в армии воспринимается по‑другому. Сержант старше всего на полгода, а для тебя он совсем взрослый.
Спичку на отбой не зажигали, но засекали 45 секунд. Солдат должен раздеться, лечь в постель и не шевелиться. Точно так подъём: одеться и встать в строй. А не успеешь – ещё раз раздеться и снова одеться. Снова не успеешь – тогда отжиматься, раз по 100. Даже если один не успел – отжимается весь взвод.
Что меня поразило – каждую неделю после бани выдавали новый тельник, с этикеткой.
Денежное довольствие мы получали – около 5 рублей советских. В чипке (ларёк военторга – прим. ред.) сигареты стоили 16 копеек, пирожок – 5. Плюс за каждый прыжок с парашютом платили по 3 рубля. Так что в прыжковый период мы богатые были.
Единственная достопримечательность в Печорах – монастырь. Командование не рекомендовало его посещать во время увольнительной. А если пойдём – чтоб береты не снимали. Но как можно зайти в монастырь и не снять головной убор?!
Я за полгода в учебке только дважды побывал в увольнительной, хотя объявляли их мне раз 10. Дело в том, что в монастырь приезжали иностранцы. Если из стран соцлагеря – ещё ничего, а когда из капстран – приходила «птичка» по спецсвязи, увольнения запрещали. Чтобы не допускать нашего общения с иностранцами».
Идут радисты
«Из секретной информации – показывали нам оружие натовское, экипировку американских рейнджеров. Я тогда впервые держал в руках американскую винтовку М16. Были фильмы о работе разведки.
Меня определили в разведчики-радисты. Занятия с рацией – по четыре-пять часов в наушниках каждый день: приём и передача радиограмм. Бывает, уснёшь, но записываешь в тетрадь. Сержант как даст указкой по столу! Подпрыгиваешь, проверяешь запись – хоть и наискось пошло, но записал правильно.
Азбуку Морзе учили по напевам. Цифра 1 – «куда-ты-пошла», 3 – «идут-радисты», 7 – «дай-дай-закурить». Каждой цифре соответствует пять знаков. А с буквами сложнее – есть по два, по три и по пять знаков. Через два-три месяца я приём-передачу сдал на отлично на 2-й класс (17 групп цифр).
Рации секретные, по‑русски на них ни слова, написано было, что изготовлены в Великобритании. Это на случай провала, если придётся рацию бросить.
В декабре советские войска вошли в Афганистан. Нам об этом не рассказывали, но информация всё равно просачивалась. Мы стали рапорт писать – просились в Афган. Молодые, кровь кипит, хотелось повоевать, помочь афганскому народу. Замполит вызвал нас, сказал: «Ребята, головой думайте. Вас дома родители ждут. Если надо будет, мы вас и без рапорта заберём туда. Ваше дело сейчас – учиться».
Ракета в степи
«После шести месяцев учебки весь наш алма-атинский призыв отправили в Капчагай, в воинскую часть 42610. О том, что служим в 22-й бригаде спецназа ГРУ, узнали не сразу, информация эта была секретной.
Служба – постоянные учения. Формируют разведгруппу из нескольких человек: радист, разведчик, сапёр – смотря какая задача. Назначают командира и посредника – это может быть офицер, который смотрит, что и как вы делаете, но не встревает. Закинут на точку, чаще всего на вертолёте (это может быть любой район республики), – и только там, на месте, вскрываешь пакет и узнаёшь задачу. Например, обнаружить и уничтожить ракетную установку условного противника. Изучаешь карту, рельеф местности – где в степи можно спрятать ракету? По 50–60 км в сутки пешком-бегом, проверяешь каждый овраг. Ракетная установка не настоящая, конечно – надувная резиновая, но в натуральную величину с надписью Made in USA. На учениях разрешены любые приёмы, кроме стрельбы из боевого оружия.
У меня было 12 разведвыходов. В Талды-Кургане, помню, нашей разведгруппе нужно было изучить режим работы военного аэродрома условного противника. А он ведь охраняется очень здорово. Понаблюдали, изучили режим, я составил радиограмму, осталось передать по рации в центр. Для этого нужно выставить антенну, а противовес направить в сторону центральной связи. Обычно штык-нож к автомату подсоединяешь, втыкаешь в землю, противовес закрепляешь к автомату, чтоб натянут был. Солнце светит, шкалу на рации не видно, я накрылся плащ-палаткой, передаю шифровку. Рядом товарищ меня охраняет. Слышим – топот лошади. Местный чабан подъезжает: «Ребят, а что вы тут?» – «Да мы геологи». Тут он видит автомат – и галопом назад. Видимо, сдал нас. Только мы связь успели дать – а в нашу сторону потянулись БТР. Побегать пришлось, пока нашли лощину, спрятались».
Романтика с картошкой
«С дисциплиной тоже было строго, хотя и не настолько, как в учебке. Однажды дежурный по части, подполковник Шинкарёв, нашёл в нашей казарме окурок. Тут же поднял нашу роту по тревоге, оружие нам выдали. На стол для укладки парашюта бросили бычок, и вперёд – 10 км бегом. А подполковник рядом на уазике едет. Прибежали, выкопали яму метр на метр, бросили окурок, закопали, щёлкнули затворами (что‑то вроде салюта) – и бегом обратно.
Ещё случай был, когда дежурным по части был майор Керимбаев. Мы с ребятами решили в КУНГе со спецсвязью день рождения отпраздновать. Купили заранее водки, спрятали, придумали секретный стук – три семёрки. А майор, видимо, подсёк нас. Только сели, налили в стаканы – слышим, пароль наш, три семёрки. Открываем – а там Керимбаев с фонариком. Построил нас и под дых каждому: «Не умеете пить – нечего начинать, не умеете прятаться – не беритесь». Но он никогда не сдавал руководству. Мы его очень уважали. Хороший мужик был, таких поискать ещё (Борис Керимбаев – легендарный Кара Майор, командир 177-го отдельного отряда спецназа, воевавшего в Афгане – прим. ред.).
Самый любимый наряд был на кухню – картошку чистить. Нас человек 8–10, а картошки – три мешка: вся мелкая. Сидим в тепле, глазки у картошки выковыриваем и про жизнь разговариваем. Романтика до утра! Обсуждаем, какой город лучше – Ташкент или Алма-Ата.
Никакой межнациональной розни у нас не было: узбеки, казахи, русские, чеченцы – жили как одна семья. И все поехали домой с дембельскими альбомами. По ночам печатали фотографии, прятались – ни разу никого из нас не поймали. Недаром ведь разведчики. Я до сих пор поддерживаю связь с сослуживцами – кто в Питере, кто в Крыму. Звоним друг другу, с праздниками поздравляем, в гости зовём. Службу вспоминаю с огромной благодарностью. Армия даёт очень многое, она формирует мужчину».
Нелля Калиева