«Дорогой наш Иосиф Виссарионович!» О чём писали белгородцы вождю народов
«Белгородская правда» изучает архивные материалы
Репродукция картины «Пишут письмо» художника Николая Пономарёва, 1950-е-
Статья
-
Статья
В нашей стране люди писали письма императорам, вождям и начальникам всегда: неистребима в нас вера в доброго царя-батюшку и плохого боярина.
В царской России с письмами от населения работала канцелярия для принятия прошений, где рассматривали жалобы и предложения. Писали на разные темы, но тогда это не было настолько массовым явлением, как стало после Октябрьской революции.
От ликбеза до террора
«После 1917 года новая власть взяла курс на широкое привлечение народных масс к деятельности госорганов путём поощрения и выявления негативных явлений, проблем. В 20-е годы ещё не было такого вала писем в советское правительство. Это началось в 1930-е, когда страну научили читать и писать, и количество обращений в журналы, газеты, партийные органы резко возросло. По‑моему, именно ликвидация безграмотности во многом и породила волну большого террора», – говорит историк, член регионального отделения Российского военно-исторического общества Юрий Коннов.
Письма и телеграммы народных масс впервые пошли лавиной в январе 1924-го, когда умер Ленин. Крестьяне и рабочие писали, как горюют о «дорогом для всего земного шара Ильиче», хотели бы приехать в Москву попрощаться. Многие предлагают увековечить память вождя в названиях городов, улиц, площадей, заводов, фабрик. Под воздействием волны таких писем пришли к мысли о бальзамировании «тов. Ленина».
«В 1930-е годы белгородцы в основном писали в местные государственные партийные органы контроля, рабоче-крестьянские инспекции, которые проводили проверки, обеспечивали надзор, и туда очень много шло бумаг. В 1932–1933 годах – в массовый голод – жаловались на то, что верхушка жирует, а низы брошены на выживание. В 1939–1940-х белгородцы высказывались о том, что многие незаконно сидят в лагерях и тюрьмах. И реакция на такие сообщения следовала незамедлительно. В Государственном архиве новейшей истории Белгородской области хранится много жалоб и материалов проверки в отношении районного отдела НКВД», – продолжает Коннов.
Давай новые радостные песни
В начале 1930-х в стране объявляется бой кулачеству. За один лишь день 12 марта 1930 года два эшелона на север увезли 656 белгородских семей, которых признали кулаками, – 3 280 человек, из них почти 1,5 тысячи – дети. К сожалению, нам не удалось найти писем белгородских «врагов народа».
А вот статей, писем, проклинающих кулаков, рассказов о прекрасной колхозной жизни немало.
1935 год. В слободе Иловке Алексеевского района члены артели Чапаева в открытом письме Сталину сообщают:
«Жили мы до самой революции грязно, мылись при крещении и когда умирали. Жили не дружно, враждуя село с селом, улица с улицей, сосед с соседом… Богачи, спаивая наших отцов, отбирая у них за корец (ковш для черпания воды – прим. ред.) водки последние убогие клочки земли, оставляли нас и наше потомство безземельными… Неузнаваемо изменила нашу жизнь колхозная жизнь».
К главе государства иловцы обращаются как к ровне – на «ты»: «спасибо тебе» и называют «любимым». Делятся новостями: открыли медпункт, «хату-родильню, где уже родилось 34 будущих строителя коммунистического общества», строится колхозный театр на 250 мест, с буфетом, читальней, фойе и радиоаудиторией.
Радуются за земляков:
«Бывший наш пастух Попов Ив. Степ. стал преподавателем военной академии. Три бедняка – Кузнецов Пётр Анисим., Демьянов Павел Никол., Кузнецов Дмит. Василь. стали лётчиками. Все бедняки живут обеспеченные хлебом, картофелем и овощами. Живут и требуют – давай книг, кино, театр, давай новые радостные песни».
Дифирамбы колхозному строю, партии, правительству, особенно её лидеру летят по стране.
«К концу 1930-х возникает традиция коллективных писем Сталину, с этого момента начинается оформление культа личности. Хорошо это видно по районной прессе, где появляется много портретов, фото, высказываний вождя. Особым типом местной печати были письма, реляции или торжественные рапорты, в которых говорилось, что такой‑то работник перевыполнил план и обещает трудиться ещё лучше», – рассказывает главный специалист отдела Государственного архива Белгородской области Александр Пчелинов-Образумов.
На оборону
В 1941 году в Белгородскую область пришла война. В оккупированных белгородских сёлах люди живут в землянках на огородах. Всё, что могло быть съедено, – съели, что могли отобрать захватчики – отобрали. Непонятно, чем жили люди.
Но ради победы над врагом не жалко отдать и последнее. Известно много фактов, когда колхозники собирали деньги на создание авиаэскадрильи и танковых колонн. Средства передавались через партизан со словами:
«Дорогой товарищ Сталин! Мы все как один решили внести средства на постройку танков, самолётов и просим вас построить танк и самолёт с именем «Народный мститель».
Идёт вторая военная весна. Колхозники Никитовского района (упразднён в 1962-м, территория вошла в состав Красногвардейского и Вейделевского районов, Алексеевского и Валуйского округов – прим. ред.) после освобождения от фашистов, подсчитав убытки, докладывают Верховному Главнокомандующему:
«Эти мерзавцы уничтожили 57 школ и больниц, 1 187 общественных и колхозных построек. Уничтожили 6 275 голов скота, 13 108 штук домашней птицы, на 25 млн рублей общественного и личного имущества граждан района. Зверски замучили и убили 156 женщин, детей, стариков».
Но скулить и плакать не время, надо браться за восстановление. Сельчане клянутся Сталину трудиться, «не щадя ни средств, ни сил, а если потребуется – и самой жизни на благо нашей социалистической родины». Вдобавок собирают 1,5 млн рублей на танковую колонну, 2 700 пудов зерна и центнер с лишним картофеля и овощей в фонд обороны.
«Да здравствует наш великий вождь и учитель товарищ Сталин, ведущий нас к победе над ненавистным врагом!» – заканчивают письмо никитовцы.
Октябрь 1943-го. Белгород в руинах. На месте железнодорожного вокзала – пустырь. Не осталось ни одного целого здания, всё испещрено осколками. Бежавшие от войны возвращаются домой.
Счастье, если дом не совсем разрушен. Другие хотят найти своих близких: накануне освобождения немцы угнали неизвестно куда 5 500 жителей.
Город начинают восстанавливать, хотя никаких материалов нет. В сёлах Белгородского района дети по‑фронтовому убирают урожай. Газета «Белгородская правда» ободряет:
«Свободно и спокойно трудятся белгородцы. И свою горячую благодарность шлют Великому Сталину, Красной армии и белгородским дивизиям за освобождение от фашистского ига».
Давать фронту и стране всё больше и больше хлеба, мяса, сырья для промышленности требует указ правительства от 28 декабря 1943 года. Порой он исполняется с риском для жизни. Котельщик депо Белгорода А. Шманёв для быстрейшего продвижения грузов фронту совершает героический поступок. У паровоза надо менять колосники, если делать по инструкции, работа займёт девять часов – слишком много. Тогда он лезет в непотушенную топку, только отбросив в сторону уголь, и ставит новые колосники.
О трудовом подвиге становится известно Сталину, от которого Шманёв получает благодарность и призыв не останавливаться на достигнутом и ещё более крепить мощь Красной армии.
За наше счастливое детство
Дети тоже должны знать, кому сказать «спасибо» за внимание к ним. В октябре 1943-го беспризорники белгородского детприёмника Митя Губарев, Ваня Выродов, Ваня Кашкаров благодарят Сталина за заботу:
«Приветливо и тепло встретили нас здесь. Сразу остригли, выкупали, накормили. Здесь чисто, тепло, светло, уютно и весело».
Газеты превозносят заслуги руководителя государства, славословят, внушая гражданам: «только он», «только с ним» связаны все победы и успехи.
«Никогда не забудем, товарищ Сталин, Ваших забот о курских колхозниках. Вы прошлым летом дали нам продовольствие, послали тракторы, помогли фуражом для скота, отпустили семена для озимого сева», – печатает «Колхозная правда» летом 1947 года очередное послание отцу народов.
Выходило, что без «Гениального вождя, Великого зодчего коммунизма» трава бы не росла и без его любви все бы давно завшивели и померли.
Без вести пропавший
«Во время войны старшее офицерство, основываясь на собственном боевом опыте, писало Сталину, предлагая усовершенствовать оружие. После войны вдовы и матери просили помочь разыскать без вести пропавших мужей, сыновей. Если известно, где похоронен солдат, выплаты полагались одни, за без вести пропавших платили на порядок ниже. Второе, о чём просили вдовы и матери, – найти вкладные книжки бойцов ВОВ. Такие были у каждого солдата, на них Госбанк начислял фронтовикам зарплату. Просили разыскать эти средства», – продолжает Юрий Коннов.
Семьи репрессированных обращались в основном в прокуратуру с просьбой пересмотреть дело, так как осуждённый был предан советской власти, коммунистической партии и не мог пойти против неё и совершить преступление.
Белгородец Сергей Петров вспоминает:
«Моего двоюродного деда, дежурного станции Белгород, расстреляли в 1937 году. Семья ничего не знала, ей сообщили, что он осуждён на десять лет без права переписки и этапирован в Сибирь, в лагеря. Срок закончился, бабушка стала искать мужа. Сталину она не писала, запросы отправляла в органы внутренних дел. После долгих лет отписок и вранья, в 1956 году, там состряпали и прислали справочку, что дед умер в 1943-м якобы от эмфиземы лёгких».
Фото: фонды архивного отдела Новооскольского городского округа
«Негде помянуть убитых сыновей»
Осенью 1951 года председатель церковного совета Дмитриевской церкви (село Дмитриевка Ракитянского района – прим. авт.) Пётр Лавриненко просит Сталина разрешить открыть церковь, так как «негде больше помянуть убитых на войне сыновей».
«В 1939 году церковь переоборудовали под колхозный клуб. Во время оккупации верующие вновь возвратили себе здание церкви. После войны местная власть расценила это как незаконный захват, что стало причиной для закрытия общины Курским областным исполкомом. Сельчане жаловались, просили вернуть Божий храм, но их не слышали. Письмо Лавриненко на имя вождя передали в Ракитянский райисполком с пометкой «разобраться». Но на этом всё и закончилось», – рассказывает заведующий историко-краеведческим музеем села Верхопенье Ивнянского района Дмитрий Кремнёв.
Жительница села Смородино Грайворонского округа Елена Смолякова рассказала, как в 1948 году отцу её мужа дали десять лет лагерей за то, что молился Богу, был верующим, ходил в церковь. Отца троих малышей отправили на лесоразработки. Оказавшись без кормильца, семья нищенствовала и выживала тем, что ребятишки пасли гусей чужим людям. Мать была безграмотной, писем не могла писать. К счастью, мужчина вернулся домой в 1955-м.
Авторы писем Сталину верили в доброго, мудрого и справедливого вождя, обращались к нему с последней надеждой, часто после того, как получили отказы и отписки на местах.
«Нам не известны факты тайного просмотра государственными органами личных писем белгородцев Сталину. Письма доходили до Москвы, потом их отправляли в областной совет, оттуда в районы, чтобы были приняты меры. В фонде Валуйского горсовета мы находили много таких, в них люди просили снизить налоги, выделить строительные материалы для дома, улучшить жилищные условия, назначить пособие по инвалидности. Приятно удивило, что на письма реагировали и просьбы выполняли. Поэтому люди и писали активно Сталину», – считает Александр Пчелинов-Образумов.
Анна Золотарёва
При подготовке материала использованы архивные документы ГАБО и ГАНИБО