«Родная до любимого запаха». Почему о Белгородском проспекте говорят в женском роде

Осколок старого Белгорода с частными домами, за жизнью которых подсматривают высотки с улиц Вокзальной и Калинина. Не случайно аборигены называют это место «наша деревня», а отправляясь за продуктами, говорят: «Пошёл в город».

«Подмарафечиваем»

Проспекту всего 15 лет. Это новое название старинной улицы Петропавловской.

«Начиналась от обрыва у паровозного депо и продолжалась до улицы Магистратской (Николая Чумичова). Петропавловская являлась северной окраиной города, отделявшей его от слободы Саввина», – находим в книге Александра Крупенкова «Пройдёмся по старому Белгороду».

Первое имя улице дала стоявшая тут церковь Петра и Павла, 1777 года постройки, с кладбищем за оградой. К храму примыкала одноименная площадь (сегодня площадь Литвинова) и водонапорная башня. Всё это разрушили в годы советской власти.

Свидетелей и участников того варварства давно нет. А вот домики начала прошлого века сохранились, хоть и норовят рассыпаться.

«Старьё это ломать надо. В 1993-м нам всем вручили депеши, сказали: «Ничего не строить. Сносить будем». До сих пор ждём. По документам мой дом постройки до 1917 года. И другие не моложе. Если бы не подмарафечивали, не подмазывали, давно бы завалились. У меня нет водопровода: денег не хватило, когда проводили. Воду беру из колонки», – жалуется коренная жительница Светлана Шаповалова.

Она родилась в 1942-м, при немцах, которые стояли в доме. Семью с детьми выгнали в летнюю кухню, заняв хату. Изгалялись над старшим братом, «поотрывали уши» – ребёнок оглох.

Женщина помнит, как в детстве вдоль улицы, уже называвшейся Литвинова (с 1923-го), шёл широкий ров. По краям его летом собирались женщины с девчатами, пели песни и вышивали.

Там, где сейчас гаражи, в советское время работал детский сад № 30. В него ходили дети железнодорожников. Стояли роддом и баня.

Челентано из Савино

Из старой части Белгорода выходим в современную – с многоэтажками, магазинами и общественным транспортом.

Двухэтажный, из красного кирпича дом № 25 дореволюционной постройки здесь как некое недоразумение: он давно нежилой, заброшенный, с треснутыми стенами и выбитыми, кое‑где заделанными листами железа или заложенными кирпичом окнами. Некоторые краеведы предполагают, что это дом, на котором 5 августа 1943-го после освобождения города от немцев водрузили Красное знамя. Однако дом остаётся непризнанным. Вот и стоит он будто на перепутье: вроде как историческая ценность, но никому ненужный, кроме, пожалуй, владельца обувной мастерской, занимающей закуток на первом этаже.

Рядом мы встречаем Алексея. В солнечных очках, спортивной майке, бейсболке и с бронзовыми накачанными бицепсами, он напомнил героя Адриано Челентано из «Укрощения строптивого».

«Литвинова – родная до любимого запаха. Люблю этот запах асфальта, тополиный пух…» – воодушевлённо произносит он.

Алексей принципиально называет Белгородский проспект по‑старому – Литвинова. Не принял он новое имя, как и многие аборигены, считающие, что улицам, как и людям, имена должны даваться раз и навсегда.

У нашего собеседника оказалось весьма бурное прошлое. С некой ностальгией вспоминает он, как в 1970–80-е «савинские» (жители района Савино) воевали с «вокзальскими» (те, кто жил на ул. Вокзальной).

«Граница наших территорий шла по Литвинова», – поясняет Алексей.

Чужака могли побить или отпустить с миром, если у него находились деньги или бутылка.

«От решётки меня спасла молодой лейтенантик, – говорит мужчина, – сейчас она подполковник в отставке. Мне грозило 15 лет тюрьмы. Она похлопотала, и меня забрали в армию. Там я понял «почём рубероид», вернулся домой другим человеком. А вскоре началась перестройка, безработица, другие проблемы, и это отвлекло от драк».

Заводские…

Идём дальше. Вот ремонтируют двухэтажное здание скорой медицинской помощи. В книге у Крупенкова я прочитала, что оно стоит на фундаменте детского сиротского приюта для девочек, открывшегося в 1902-м на пожертвования белгородского благотворительного общества.

Отсюда начинается гряда хрущёвок, строившихся в 1970-е крупными предприятиями города: витаминным комбинатом, авторемонтным заводом, «Энергомашем».

Нина Черкашина получила квартиру в пятиэтажке № 57 от авторемзавода в 1976-м. Все соседи – заводчане. Женщина работала штукатуром-маляром, муж – токарем. Дом крепкий, тёплый, одна проблема – плохая звукоизоляция.

Двор утопает в зелени и цветах – заслуга Нины и её соседей.

«У нас спокойный район. И соседи в подъезде дружные. Здесь спортивная площадка была, в молодости наши мужья в волейбол, футбол играли. Столько времени прошло, от неё ничего не осталось, а сделать новую никак не могут – одни обещания», – жалуется она.

На противоположной от этого дома стороне – девятиэтажки. Самая старшая – № 48 – сдавалась лет 30 назад.

«Три организации: ДСК, трест «Белгородстрой» и «Белгородпромстрой» – строили наш дом по одному подъезду. Квартиры получали рабочие этих предприятий. Когда мы заехали, за двором был частный сектор», – сообщила жительница дома Людмила.

Во дворе 50-го дома густо пахнет сиренью. На лавочке немолодая пара – муж и жена. Начинаем разговор.

Семья Никитенко переехала в Белгород 20 лет назад из Волоконовки. Николай Иванович – бывший председатель колхоза-миллионера, который потом отошёл небезызвестному Батурину, зятю экс-мэра Москвы Лужкова. Мужчина с горечью рассказывает об этом, а потом, разоткровенничавшись, и вовсе уходит в воспоминания:

«Я депутат расстрельного парламента. Оставался в Белом доме, пока по нему палили из орудий (события 1993-го – прим. ред.). Мы хотели сохранить Союз. Кантемировская дивизия отказалась по нам палить, но нашлись другие. Когда нас выводили из здания с поднятыми руками, я насчитал больше погибших, чем потом официально заявляли».

…и обкомовские

На здании военкомата Восточного округа табличка: «Жилой дом, охраняется государством. Памятник архитектуры XIX века». Где‑то здесь до 1920-х годов работал казённый винный завод со складом.

Крупенков пишет:

«Он занимал участок от современной улицы Трубецкого до военного комиссариата. В год давал 300 тысяч вёдер в винно-водочной продукции. До февральской революции в подвалах винного завода находился оружейный арсенал с большим количеством винтовок, боеприпасов и пулеметов. Склад охраняли солдаты польского легиона».

Спрашиваем прохожих, но никто о таком заводе не слышал, как и о машинно-тракторной станции, работавшей здесь позже. И о первой бомбе, упавшей недалеко от неё 4 августа 1941-го – тогда сюда сбежался весь город.

Один из самых красивых жилых домов в Белгороде – № 88, сталинская двухэтажка с эркерами. На нём мемориальная доска: «В этом доме жил Крупенков Александр Николаевич, почётный гражданин города Белгорода 1951 года рождения». Я бы добавила: «Краевед, историк, писатель. Биограф Белгорода и нашего края».

Этот дом народ прозвал дворянским гнездом или обкомовским. В 1955-м его построили для руководителей области в рекордно сжатые сроки – за год. Покой обитателей квартир с 3-метровыми потолками круглосуточно охранял милиционер. Жил тут и бывший редактор «Белгородской правды» Никанор Вашкевич. Сейчас на первом этаже здесь магазины.

А вот возведение Дома пионеров и школьников затянулось на три года, с 1955-го по 1958-й.

«Строительство организовали из рук вон плохо. Кладку вели всего два каменщика. Я написал на полстраницы критический материал, из‑за которого чуть не попрощался с журналистикой: начался страшный скандал. Оказалось, что строительством руководил какой‑то важный человек. Он рвал и метал», – вспоминает Борис Осыков, бывший редактор газеты «Белгородская неделя».

Сейчас тут духовная семинария, при входе в неё стоит памятник митрополиту Макарию, а рядом современное здание – центр православной книги.

Никому не нужные

Подходим к перекрёстку с улицей Попова. На углу – детская библиотека им. Гайдара, напротив, через дорогу, старые двухэтажки, построенные когда‑то заводом «Энергомаш». В их тихих тенистых дворах – дружные, держащиеся друг за друга сарайчики под общей крышей-волной и ни душевных укромных лавочек, ни старичков с табуретками. Наверное, их выдавил с улицы грохот техники, строящей элитные новостройки. Они безжалостно притесняют домики, а совсем недавно стёрли с лица земли комплекс бывшей тюрьмы – СИЗО-1.

Несколько раз название учреждения менялось – когда‑то именовалось даже уездным замком. Разная публика здесь побывала: воры, убийцы, революционеры и их оппоненты. Есть версия, что большевики бросили сюда епископа Белгородского Никодима (Кононова). Расстреляли и похоронили во дворе тюрьмы.

В 1960-х в доме рядом с СИЗО жила семья Юрченко.

«Железных ворот у следственного изолятора тогда не было. Все, кто здесь жил, ходили через тюремный двор. Часовой с вышки кричал: «Стой, кто идёт». Отвечаешь: «Свои». В ответ: «Ну иди». Ночью приезжали автозаки, я слышал, как конвой принимал арестантов: «Первый пошёл». А тот, кто на воротах, отзывался: «Есть первый», – вспоминает фотокорреспондент Владимир Юрченко, наш коллега.

В той части тюремного двора, которая была ближе к парку Ленина, находилась конюшня милиции. Лошади стояли на улице под навесом.

В доме, где работала миграционная служба, жил Фёдор Хихлушка – милиционер-герой, погибший при задержании дезертира в 1966-м.

Одна из достопримечательностей Белгородского проспекта – центральный рынок. Крытый появился в 1975-м, а до этого стояли деревянные торговые ряды.

Фото: Вадим Заблоцкий
«Ярмарки краски». Каким будет обновлённый центральный рынок Белгорода

«За порядком следил милиционер Иван Иваныч – известнейшая личность. Если произносилось «Иван Иваныч», все понимали, о ком речь. Он разрешал конфликты и проблемы. Торговцы в спорных моментах говорили: «Как скажет Иван Иваныч, так и будет». Я помню его лицо, а вот фамилии никогда не знал», – рассказывает Владимир Витальевич.

С рынком соседствует большой больничный комплекс: поликлиника № 1, кожвендиспансер, травмпункт, горбольница № 1… Правда, некоторые её отделения получили прописку по другим адресам, а роддом и вовсе закрыли.

Как‑то грустно заканчивается наша прогулка по одной из главных улиц Белгорода. Бурлящая в середине, она слабо внушает оптимизм на своих окраинах. Вот и теперь, подходя к пересечению с проспектом Богдана Хмельницкого, замечаем, что последний дом на Белгородском проспекте – № 116 – расселён. Вряд ли его будут реставрировать: в его дворе уже вымахала голубая стекляшка – новая высотка.