Этот пробел восполнила педагог Весёлолопанской школы Светлана Пашкова. Именно она установила связь с внучкой Николая Муханова – Мариной Хеес, живущей в Германии.
«Белгородские известия» попросили Марину рассказать о жизни своих родных, оказавшихся по другую сторону революции. Восстановить события ей помог дневник её мамы, дочери Николая Евграфовича – Надежды Николаевны Мухановой (она полная тёзка своей матери, урождённой княжны Надежды Николаевны Касаткиной-Ростовской – прим. авт.).
— Белгородцы знают дореволюционную историю вашей семьи и то, что во время Октябрьской революции никого из Мухановых в Весёлой Лопани не было. Как это случилось?
— Мой дедушка Николай Евграфович с женой Надеждой Николаевной, сыном Николаем и дочерью Надеждой покинули Весёлую Лопань сразу после отречения Николая II от престола в марте 1917 года. Родители не предполагали, что уезжают навсегда – думали, на несколько месяцев, и поэтому не стали брать с собой много вещей: лишь несколько чемоданов с одеждой и «всё, что детям могло понадобиться для школы». Бабушка оставила свои драгоценности в сейфе банка.
Спустя два года, воспользовавшись наступлением белой армии, деду удалось посетить свой дом и имение. В банковском сейфе он нашёл список с подробным описанием всех бабушкиных драгоценностей и уведомлением: «Конфисковано на благо отечества». Дом полностью разграбили. Только в дверях стоял застрявший рояль – его не сумели протащить. Для деда было огромным потрясением видеть, что созданный им любимый дом разрушен и испоганен.
— Что стало после революции с вашими родными по линии бабушки Надежды Николаевны: представителями князей Касаткиных-Ростовских?
— Мою прабабушку и её дочь убили красноармейцы в их имении в Чернянке – они не успели бежать и присоединиться к семье в Ялте. Многие другие родственники сумели эмигрировать.
— Какая страна приютила семью? На какие средства существовали Мухановы?
— Мои дедушка и бабушка решили ехать в чешский город Теплице, где их обещала поселить в своём доме семья, с которой они познакомились на корабле. Но после Первой мировой тот дом был реквизирован. Семья оказалась в трудном положении. Родные поселились в подвальных комнатах. К этому моменту у них было много долгов.
Моя мама в свои 17 лет стала давать уроки французского. И первой в семье стала зарабатывать. Поначалу заработки были невелики, и она выучилась шить нижнее бельё для фабрики. Знакомая женщина тайно брала там работу на дом и передавала её маме. А потом также тайно возвращала готовые изделия.
— Как переносил эмиграцию Николай Евграфович?
— Моя бабушка была инвалидом, а дядя – школьником. Когда у мамы появилось больше учеников, шитьём занялся и дедушка. Даже достигнув успехов в стольких областях деятельности в России, он никогда не жаловался на малоквалифицированную работу. Но был глубоко несчастен от того, что не мог достойно обеспечить свою семью.
— Насколько дружественным было окружение семьи Мухановых в эмиграции?
— Родные встретили много отзывчивых людей. Как‑то моя мама пошла по родственным делам в дом князя Клари – бывшего австрийского посла в Бельгии, проживавшего в замке в Теплице. За этим последовал ответный визит в семью Мухановых. Невестка князя пришла в ужас от условий, в которых те жили. Она предложила переехать в принадлежавшую ей двухкомнатную квартиру, где мои родные провели более 25 лет.
С помощью бельгийского кардинала Мерсье мой дядя Коля сумел поехать на учёбу в Бельгию, чтобы стать инженером. Там же впоследствии он поступил на работу на завод Радиумхема, где выпускали радий для Йоханнисталь. Он хранил свёртки с радием в своей комнате. Тогда считали, что у этого вещества медицинское применение, и не знали о его опасности. Возможно, это привело к тому, что дядя скончался от лейкемии 30 лет спустя.
— Каким был ваш дедушка Николай Евграфович?
— К сожалению, мне не довелось знать его лично, поскольку дедушка умер задолго до моего рождения – в 1933 году.
Мама писала о нём: «Любил управлять поместьем без приказчика. Очень увлекался нововведениями. Например, ставил эксперимент, станет ли почва более плодородной, если пустить через неё электрический ток (этот эксперимент не удался). Даже живя в Теплице, он оставался в курсе текущих новостей, технического прогресса и достижений экономики. Поэтому было особенно грустно, что только после его смерти, когда Коля начал работать, мы купили наше первое радио и граммофон на его сбережения. Как бы он радовался этим вещицам!»
Николай Евграфович был очень ориентирован на семью. Принимал живейшее участие в образовании своих детей. Мою маму он научил читать в три года. Он считал важным, чтобы дети учили языки. Даже когда семья жила в Ялте и денег было в обрез, моя мама и дядя продолжали уроки с учителями.
Когда дедушкин брат Георгий, который заведовал санитарным поездом на Турецком фронте, заболел тифом, дедушка поехал к нему и ухаживал за ним до его смерти. Своих сестёр он нежно любил. Мама описывает их отношения с отцом как очень «тесные». Она и её брат Коля любили по 4–5 часов смотреть с ним поля или просто гулять, обсуждая всевозможные «улучшения» хозяйства.
Дедушка и его брат поддерживали реформы Столыпина, надеясь на эволюционный прогресс России. По словам мамы, «Весёлая Лопань и всё с ней связанное было творением его рук, так что, когда он потерял дело всей своей жизни, он начал гореть изнутри». Дедушка умер внезапно от апоплексического удара, как тогда называли инсульт, в 68 лет.
— Какой осталась в памяти родных ваша бабушка Надежда Николаевна?
— Бабушка была очень живой и общительной. Она любила рассказывать про свою юность и свою семью. Поэтому мама больше знала о князьях Касаткиных-Ростовских, чем о Мухановых. Бабушка была меньшей сторонницей прогресса и изобретений. Это проявлялось, например, в том, что центральное отопление в доме не использовалось часто, чтобы можно было затопить «эти чудные изразцовые печи». В то время как мой дедушка и дядя обожали современную технику, очень интересовались автомобилями, бабушка любила лошадей.
Сохранилась история, что ей доставило несказанную радость, когда однажды «дядя Жорж» на своём новом «Мерседесе» увяз в снегу. И она смогла послать свою лошадь по кличке Тончик и пару волов, чтобы вытащить его машину из сугроба. Здоровье бабушки было неважным, покинув Россию, она стала инвалидом. Более того, как пишет моя мама, она «чувствовала себя потерянной в новой жизни, так отличной от её старой». Но даже в Теплице люди относились к ней с любовью, и у неё по‑прежнему часто бывали гости.
— Когда семья поняла, что больше никогда не вернётся на родину?
— Предполагаю, что довольно быстро. Родные в России дали им понять, что поддерживать контакты опасно. Они не получили ответа с родины, даже когда попытались сообщить о смерти дедушки в 1933 году. Моя мама и её брат быстро потеряли всякую надежду вернуться. Они чувствовали, что дом утрачен для них навсегда и былого не вернуть. Поэтому мама не захотела поехать в СССР, когда это стало уже возможным.
— Ваши бабушка и дедушка поддерживали в эмиграции прежние семейные традиции? Что из них передалось вам?
— Я не знаю их семейных традиций, поскольку жизнь в изгнании очень отличалась от их старого образа жизни. В моей же семье всегда праздновали русскую Пасху. Моя мама выучилась печь куличи и делать пасху, научила этому меня. Мои дети тоже очень любят Пасху и куличи. Мама очень любила закуски с рюмочкой водки и предлагала их лучшим своим ученикам.
— Судя по тому, что вы рассказываете, ваша мама была удивительным человеком…
— Это действительно так. Мама продолжала преподавать языки (а говорила она на шести) до самой смерти – до 90 лет. Один из её любимых учеников стал немецким профессором русской литературы. Мама продолжала читать и говорить по‑русски при каждой возможности. Сохранила тесные связи с теми родными, которые эмигрировали в Бразилию, Бельгию, Британию.
Я сегодня переписываюсь по электронной почте с детьми и внуками наших родственников. К сожалению, мама не дожила до того момента, когда мне удалось воссоздать контакты с потомками Мухановых в России и за её пределами – достижение, которым я очень горжусь.
— Вы получили любовь к Вёселой Лопани и дому дедушки по наследству. Что вы ощутили, когда встреча с ними состоялась?
— Приехав посмотреть дом моих родных в 2000 году, я испытала смешанные чувства. Я была глубоко тронута соприкосновением с местами, которые так много значили для родных, где была так счастлива моя мама. Но было грустно видеть разрушения и заброшенность там, где когда‑то кипела бурная жизнь.
— Если бы удалось вдохнуть в дом Мухановых новую жизнь, что бы вы мечтали в нём увидеть?
— В память о кипучей деятельности моего дедушки, хотелось бы, чтобы его дом снова был активным местом: открывал какие‑то образовательные возможности молодёжи, стал центром высоких технологий. Было бы хорошо, если бы молодёжь могла учить иностранные языки, позволяющие открывать новый мир, и делиться опытом с людьми в других странах по обмену.
Надеюсь, что это интервью пробудит интерес читателей к истории своей страны, судьбам таких людей, как мои дедушка и бабушка, сделает понимание трагических событий столетней давности более полным и ясным. Я же желаю всем вашим читателям мира и благополучия!