В сборнике, составленном Николаем Добротворским в 1886 году, в числе самых известных ремёсел упоминается изготовление скатертей из Борисовки Грайворонского уезда. Ткали их, кстати, только мужчины. Ткачей на тот момент насчитывалось 300 человек. В Борисовке также творили иконописцы, обделыватели икон и изготовители киотов. Их товар отправлялся в Таганрог, Одессу, Полтаву, Новороссийск и даже Болгарию.
Славились производители дуг – незаменимого элемента конской сбруи – из села Крутой Лог Масловской волости, где их было 235 человек. Огромное число мастеров занималось гончарным промыслом. И не только в Борисовке, но и в Анновке Богородицкой волости, Терновке, Муроме и других сёлах и слободах. Тысячи и тысячи людей с золотыми руками, которых эти руки кормили. И если сейчас традиционные ремёсла по большому счёту экзотика, в то время они были едва ли не стержнем земской экономики. На них маленькие сёла вырастали в богатые слободы, создавались династии мастеров, а неприметные географические названия гремели на всю Россию.
Шаховская охра
Сегодня мало кто помнит, но в XIX веке жители села Шахово Корочанского уезда (ныне село в Прохоровском районе) занимались весьма специфичным ремеслом и были главными поставщиками охры в нашем регионе. По воспоминаниям, запасы этого природного пигмента, употреблявшегося для производства краски, в селе были огромные. Залегала охра на глубине от 1,5 до 3 саженей (1 сажень – 2,16 м – прим. авт.) слоем 5–6 вершков (1 вершок – 4,45 см – прим. авт.) на большой площади. Разработки велись в четырёх ярах, но запрещались на общественных землях.
По счастью, исторические документы сохранили имя основателя производства – Захара Тюфанова. В 1820–1830-х годах он первым занялся изготовлением краски из местного полезного ископаемого, его поддержали односельчане. В середине века они объединились, основав артель из 19 человек. Вместе добывали охру, поровну её делили, а затем каждый по отдельности перерабатывал – обжигал и измельчал. Работала бригада только в летние месяцы, а точнее 100 дней в году. С пуском в 1888–1889-х годах железной дороги Курск – Харьков промысел стал чрезвычайно выгодным: отпала нужда в посредниках и товар отправляли напрямую на рынки Курска и Харькова. Продавали охру в разные годы по 25–60 копеек за пуд. За вычетом всех расходов в 1883 году чистый заработок одного кустаря составлял 168 рублей. Что по тем временам было очень и очень неплохо.
Ясеневский эксклюзив
Хотелось бы рассказать ещё об одном эксклюзивном ремесле, выпадавшем из традиционного перечня, – изготовлении трубок. Когда‑то в Белгородском уезде оно кормило целую деревню – Ясеневый Колодезь Шопинской волости (сегодня микрорайон Ячнево в Белгороде).
Случилось так, что после отмены крепостного права «ничтожные дарственные земельные наделы» вынудили его жителей искать средства к выживанию. Как они пришли к изготовлению курительных трубок – неизвестно, но дело это было, несомненно, выгодное. Конкурентов даже на крупных ярмарках у ясеневцев не было.
Дерево для трубок покупали по дешёвке у помещиков, жесть и клей – в Белгороде. Конопляное масло для пропитки в каждом дворе было своё. При минимальных трудозатратах крестьянин изготавливал по 20 трубок в день. Первоначально трубочники продавали свои изделия дорого – по 5–6 рублей за сотню. Работая 140 дней в году, хороший мастер имел чистого дохода 123 рубля, что превышало прибыль некоторых городских курских промышленников.
Погубило успешный трубочный бизнес становление капиталистических отношений. С прокладкой Курско-Харьковской железной дороги лес взлетел в цене. Добил мастеров Табачный устав 1882 года, запретивший розничную торговлю листовым табаком. Уже в конце XIX века современники вспоминали ясеневский промысел как бесследно ушедший, одновременно горюя о красивых и качественных изделиях селян.
Таланты и умельцы
Пожалуй, нет ни одного исторического источника, где бы не отмечались масштабы и уровень новооскольских кустарных промыслов. Так сложилось, что занимались ими в основном малороссы, которые селились в уезде большими слободами. Земельные наделы их были или очень малы, или удалены от усадеб. Чтобы выжить, люди осваивали ремёсла, стараясь стать в своём деле лучшими и завоевать своё место под солнцем. В начале XX века в Новооскольском уезде насчитывали 4 тыс. промысловых дворов.
В Чернянке, например, 200 дворов делали сита с волосяным дном. Их производство давало семьям круглогодичный заработок и было прибыльнее ткачества. Славились великомихайловские, опять же чернянские, а также слоновские и волтовские липовые и осиновые сундуки, скамьи и оконные рамы, изготовленные местными столярами.
Не меньшей популярностью пользовалась глиняная посуда из Великомихайловки, корзины из Нового Оскола и многие другие вещи.
Знаменитый сапожок
Но самым ходовым товаром, который знали в самых удалённых уголках страны, были великомихайловские сапоги.
Официальное признание их изготовители получили на Первой всероссийской кустарно-промышленной выставке, которая прошла в 1902 году в Санкт-Петербурге под патронажем императрицы Александры Фёдоровны:
«Доставленные на выставку великомихайловские сапоги поразили экспертов своей невысокой ценой и тщательностью работы».
В 1886 году в слободе Великомихайловка работали 1 600 сапожников. Но в поисках лучшей доли они «выселялись не на землю – от сохи и бороны они уже давно отвыкли, – а с промышленной целью, в города и местечки, где спрос на их труд больше, чем в деревне».
Поэтому к 1904 году в слободе числилось уже 1 000 мастеров. В год они продавали голенастого товара примерно на 1 млн рублей. Занятые этим промыслом ремесленники землю не обрабатывали, а сдавали её в аренду. Поэтому сапожный промысел был для них круглогодичным.
Над пошивом часто трудились семьями, наёмных помощников принимали редко. Если и брали, платили им харчами и одеждой. Самую лёгкую часть – строчку голенища – делали женщины. Остальная работа была ручной и выполнялась мужчинами. Мальчики, едва окончив школу, сразу же включались в ремесло.
Выдавал семейный подряд 5–6 пар в неделю, зарабатывая 6–8 рублей. Сбывали сапоги «в донские земли» – на юг России. Везли их сотнями на ярмарки на лошадях – железнодорожные тарифы на этот вид товара были очень высоки.
Для своих – прочнее
Конечно же, нам стало интересно, что такого особенного было в знаменитых великомихайловских сапогах. И мы отправились в музей имени Первой конной армии села, где среди экспонатов сохранилась одна пара. С личным клеймом мастера! Тщательно осмотрев произведение старого мастера, пришли к выводу, что обувка‑то действительно превосходная. Во‑первых, красивая. Повернись мода в ретросторону – и сегодня не стыдно в них покрасоваться. Грубая, но при этом хорошо выделанная кожа, по виду напоминает материал качественных ботинок в стиле милитари. Подкладка из светлой тонкой кожи, швы – идеальные.
Но главное – есть в них отпечаток добротной надёжности: настолько крепкими и неподвластными времени они кажутся. Что называется, сносу им не будет.
Но, оказывается, были у михайловцев соседи-конкуренты.
В начале XX века, когда народ массово переходил с лаптей на сапоги и спрос на них сильно вырос, промыслом занялись чернянцы. Сапожники сбывали товар на месте, своим же землякам, поэтому на дизайн не налегали, а делали ставку на прочность. Времени на пошив тратили больше, соответственно, стоила такая пара дороже.
В Ольшанке сапожное ремесло и вовсе имело старинные корни. Ещё в XVIII веке владелец села, князь Трубецкой, свозил в село ремесленников из своих отдалённых поместий. Они должны были разбавить вольнолюбивых малороссов и выходцев из Литвы, которые населяли эти земли. И «научить чему‑нибудь полезному своих соседей казаков, в большинстве случаев не знавших до тех пор ничего, кроме войны и набегов».
Интересно, что изначально переселенцы передали местным жителям секреты винокурения и сопутствующего промысла – бондарного. Приносили они отменные барыши. Даже спустя век ольшанцы вспоминали, как благодаря производству горилки «прямо‑таки лопатой загребали золото».
Но в 1773 году свободное винокурение запретили, бондари и винокуры переквалифицировались: «пристраивались к сапожникам и учились у них выделывать кожи и шить сапоги».
Солдатский манер
В 1903 году ольшанцы стали одними из первых в наших краях, кто организовал сапожный цех.
Его открыли при поддержке уездного земства. По задумке местного начальства, имея в округе генетических, но не всегда успешных в коммерции сапожников, можно было заработать на госзаказах – шить сапоги для армии.
Уезд взял в банке кредит (с этим случилась удача – в тот момент отменили обязательный залог кустарного имущества при снабжении интендантства). Закупили для производства вытяжную и вальцовочную машины, пресс-резак, две швейные машины. Процесс разделили на 15 операций, каждая из которых оплачивалась по своему тарифу. Стачивание голенища (за одно платили 3 копейки с 1/4) и прошивку переда (1 копейка) доверяли надомникам, в основном женщинам и подросткам.
Самыми высокооплачиваемыми операциями в цеху были отделка сапога (6 копеек) и строчка задника и прошивка подошвы (5,5 копеек). За пошив пары сапог в целом кустари получали 41,5 копейки.
Недоброжелатели поговаривали, что таким образом земство наживается на работниках мастерской. Но одновременно оно брало на себя все риски. В 1904 году военное ведомство забраковало партию тысячу пар сапог, и земство потеряло около 4,5 тыс. рублей. Спасибо, был запасной капитал, иначе пришлось бы закрыть производство.
Секреты технологии
Шили в наших краях только чеботарные сапоги, то есть простые, мужицкие. В свою очередь они делились на чёрные (где подмётку прикрепляли к халявам гвоздями) и выворотные. Последние «представляли собой в высшей степени оригинальное явление, свойственное, кажется, исключительно только нашим, чернозёмным районам». В них сшитая передняя и задняя часть халявы выворачивалась наизнанку и пришивалась к подошве вручную, как в башмаках. Но сапоги эти считались ненадёжными: «проносить их можно было разве что с пятницы до субботы».
Уже выделанную кожу для производства сапожники покупали у местных кожевенников или в слободе Орлик Старооскольского уезда. В начале XX века появились спецы, которые стали отделывать голенище «под шагрень» (мягкая кожа с тиснением – прим. авт.). Мастера сами кроили изделие, затем вытягивали кожу руками.
«Голенище строчили по верху, пришивали ушки, заправляли задник, затягивали на колодку, обшивали, прибивали стельку вокруг колодки, прибивали подошву деревянными гвоздями…» – описывал процесс автор исследования кустарной промышленности в Курской губернии в 1904 году.
Народная одёжка
Шубные мастера (ещё их называли овчинники) жили повсеместно. Но самым массовым производством зимней одежды для простого люда на территории современной Белгородской области занимались жители Большой Халани. В 1904 году – 482 двора. При этом существовало разделение труда. Одни семьи специализировались исключительно на крашении овчины (красили её только в чёрный цвет), другие – на квашении. Особые мастера отделывали материал. И лишь затем он попадал на пошив. Вредные испарения, сидячий образ жизни, духота приводили к тому, что «шубники со здоровым цветом лица встречались редко». Негативно на здоровье отражалось и то, что в процессе производства загрязнялись водоёмы слободы, поскольку ежедневно использовалось не менее 20 тыс. вёдер воды.
На полушубок среднего размера шло восемь шкур. За неделю при помощи подмастерья мастер шил четыре шубы, имея с изделия за вычетом расходов 3–6 рублей.
Продавали товар не только на местных ярмарках (за 12–13 рублей), но и на юге, доезжая до Кавказа, где покупательская способность была выше. Халанские меха высоко ценились у покупателей не только за хорошее качество, но и широкий ассортимент: предлагались шубы, тулупы, полушубки, саксаи (шубы с большим воротником), жакеты и пальто.