Залез в улей – там и остался. Сколько можно заработать на семейной пасеке

Про неправильный мёд

На участке Сергея Тверетинова стоят ульи и десять бортей – круглые деревянные колоды. В ульях ставят рамки, на которых пчёлы строят соты, и в них потом запасают мёд. А в бортях никаких искусственных сооружений нет: пчёлы сами строят соты, вытягивая их в длинные языки. Принято считать, что такой «дикий» мёд полезнее и вкуснее, потому он и дороже. Сергей борти поставил скорее для эксперимента, а разговоры о «правильных» диких пчёлах и «неправильных» домашних вызывают у него улыбку.

«Пчёлы одни и те же, носят с одних и тех же растений. Бортевого мёда меньше, не зря люди придумали рамочные ульи. Если с улья 40–50 кг мёда, с одной борти – десять. Он дороже, но как доказать, что мёд реально бортевой? Разве что в сотах продавать, но кто его будет брать по тысяче рублей за килограмм?»

Сергей говорит, что экономически ему ближе путь, которым пошли канадские пчеловоды: увеличивать пасеку и наращивать количество мёда. Только к этому нужно добавить его централизованную закупку государством, что обеспечило бы гарантированный сбыт.

Фото: Вадим Заблоцкий
Зачем полезли мы в дупло? В чём секрет бортевого мёда

На что хватило гранта

Пчёл в этой семье держат с 1968 года, ими занимался ещё дед, после его смерти – бабушка. Тогда держали всего десять пчелосемей для себя, и Сергей боялся их так, что даже близко не подходил. Уже будучи в армии, он приехал в отпуск, и бабушка попросила сбить рамки для ульев. Сбил, вощину натянул, решил, что теперь и в ульи поставить не слабо.

«Вот как залез в 1997 году в улей, так и остался, – шутит он. – На следующий год бабушка думала продать пчёл, ей уже трудно было ими заниматься. Я не дал, сказал, что приду из армии и сам займусь».

Начал с трёх семей. Учился на ошибках, в первый год пчёлы чудом перезимовали, а потом пошло дело. Постепенно пасека разрасталась и требовала всё больше времени. Пять лет назад Сергей понял, что больше не может разрываться между работой и пчёлами, и уволился. С тех пор пчеловодство стало основным доходом семьи.

На участке Сергея ульи и 10 бортей / Фото: Ирина Дудка

В 2020 году решился подать документы на грант. Написали с женой бизнес-план, оформили КФХ. По программе господдержки получили грант 1,8 млн рублей и добавили 180 тыс. собственных средств.

— Это огромные деньги! На что их хватило? – спрашиваю пасечника.

— Купил линию для откачки мёда за 650 тыс. рублей, борти на 240 тыс., докупил 150 ульев по 6 тыс. каждый и отремонтировал помещение для линии, – перечисляет он расходы, подчёркивая, что грант стал очень серьёзной поддержкой. До него было 120–130 семей, а теперь пасека выросла до 200 семей. Хотя и при таком количестве линия больше простаивает, нежели работает.

Фото: Ирина Дудка

А как у них

Сергей ведёт нас в цех. За один раз на линию можно ставить 40 рамок. Ножи срезают воск, который тут же прессуется, далее рамки проходят в барабан, где с них откачивается мёд. Раньше всё это делали вручную на медогонке, куда помещалось всего четыре рамки.

— Без автоматики с июля и до середины сентября каждый день качали, а сейчас два–три дня в июле, потом два–три дня в августе. По‑хорошему, линия должна работать каждый день, для этого нужно 500 семей. Я изучал, как это делают в других странах. В Канаде, например, на пасеке в 6,5 тысячи пчелосемей работают каждый день в течение лета, – говорит он.

Фото: Вадим Заблоцкий
Правильный мёд. В Белгородской области возрождают бортничество

— Вы хотели бы дорасти до таких масштабов?

— Да, но с нынешней ценой на мёд это сложно. Последние пять–шесть лет государство оптом его принимает по 80–90 рублей за килограмм, развиваться в таких условиях очень трудно. Помню, в первые годы пчеловодства сдавал по 130 рублей. С тех пор всё очень подорожало, а мёд подешевел.

Чтобы объяснить, как это произошло, надо понять, как вообще развивается в России пчеловодство. Тверетинов приводит в пример Украину, где открылись заводы по купажированию мёда – это когда смешивают два–три сорта мёда для улучшения вида, вкуса и аромата. За 2021 год Украина нарастила экспорт до 61 тыс. тонн мёда, а закупочная цена за кг там установилась на уровне 150 рублей. В России заводов по купажированию, по его словам, нет. А экспорт в прошлом году даже при значительном росте едва дотянул до 3,7 тыс. тонн.

«Зато появились заводы, которые научились с одной тонны мёда делать три: скупают сырьё по дешёвке и работают по ТУ – техническим условиям. ТУ позволяет делать условный медовый продукт», – объясняет он.

Фото: Ирина Дудка

«Хватит с меня Питера»

Сергей рассказывает о том, что вся эта неприглядная, закрытая для обычного покупателя сторона открылась ему на фермерской ярмарке в Санкт-Петербурге, куда он привёз свой мёд на продажу.

«На ярмарке было пять продавцов мёда, а домашний только у меня. Подошёл ко мне один, разговорились. Оказалось, он родом из Курской области, давно живёт в Питере. Открытым текстом мне сказал: «Такие как ты аборигены никому не нужны. Я суррогата на оптовке набрал – и нормально, они уже и забыли, что такое натуральный мёд». На фоне суррогата с добавками, красителями и ароматизаторами натуральный мёд кажется пресным. Представьте: на улице декабрь, а мёд у них стоит жидкий, не закристаллизовался, народ берёт и по 600 рублей за килограмм. Больше я на ярмарки не ездил», – говорит он.

Самое печальное, что никаких нарушений в этом нет. На натуральный мёд есть ГОСТ, но если поиграть словами, то допустимо написать на этикетке, например, «мёд акации», а в документах указать что это условный медовый продукт, уверяет Сергей.

«Не хватает заинтересованности государства в том, чтобы мы производили больше мёда, – продолжает он. – Должны быть заводы по купажированию, а, насколько мне известно, в России даже лаборатории нет, которую бы признали за границей. Экспортёры сами вывозят его на проверку в другие страны».

Фото: Ирина Дудка

Вместе с сыновьями

Сергей видит путь развития в платном опылении. Эту мировую практику российские аграрии для себя только открывают:

«К примеру, подсолнух цветёт в июле, когда идёт основной медосбор. Опыление пчёлами даёт 30 % к урожайности, да и семечко крупнее, здоровее. Я вывез пасеку на поле, где выращивают элиту на семена. Его сеют по принципу «папа – мама», и мёд даёт только папа. Пчёл на опыление нужно много, а еды им мало, в итоге они голодают и в ульи ничего не собирают. Раз я теряю мёд в основной период сбора, то должен заработать на опылении. Мне заплатили всего 2 тысячи рублей за семью, а чтобы заработать, нужно хотя бы 5 тысяч», – приводит он цифры, добавляя, что в связи с санкциями в стране спешно налаживают производство собственных семян и всё может измениться.

Белгородская область перенасыщена пчеловодами, найти покупателя непросто, поэтому Сергей настаивает на идее госзакупки мёда, как это делают с пшеницей. В этом году его пасека дала 6 тонн мёда и 300 кг пыльцы, в прошлом было больше. Расходы на год – это покупка вощины, новые рамки, запчасти и топливо на машину. Помимо пасеки у дома, у хозяина есть ещё две, которые находятся за 30 км. 

Фото: Ирина Дудка