Почему Николай Божков считает, что женщинам в тылу было тяжелее, чем мужчинам на передовой
Они приближали День Победы в тылу, на своих плечах вынесли все тяготы войны… Эти слова о советских детях, стариках, женщинах давно стали крылатыми.
-
Белгородская правда
-
Белгородская правда
Но чем дальше отодвигается святой для всех день, тем труднее нам, баловням комфорта и технического прогресса, понять, какими именно были будни военного времени. Поэтому особенно ценно, что есть люди, которые сохраняют и доносят до современников детали жизни того самого тыла. Среди них – известный белгородцам пчеловод, краевед, писатель, фотограф, житель прохоровского села Сторожевое-Первое Николай Божков.
«Зингер», комод и ножницы
Много лет назад он записал воспоминания своей матери Анны Божковой (в девичестве Кривчиковой) о военном периоде её жизни. В 2015 году они вошли в его сборник «Сказы хутора Сторожевое». Сохранились у Николая Ивановича и памятные вещи той поры – немые свидетели испытаний, которые прошла простая русская женщина, выживая с детьми в невыносимых условиях оккупации и угрозы гибели.
Из потаённого уголка Николай Иванович достаёт чёрные портновские ножницы. На удивление лёгкие, с мягко ходящими лезвиями.
Портрет Сталина и десять подушечек. Каким был путь к Победе девочки из‑под Прохоровки
«Довоенные ещё, мамины», – поясняет наш герой.
Уроженка Сторожевого Анна Кривчикова в начале 1930-х из родного хутора перебралась в Белгород.
«Парадокс, но в городах тогда голодали меньше, чем в деревнях. Мама устроилась плести корзины в одну из артелей. Там же работал потомственный бондарь из Неклюдово, её будущий муж и мой отец Иван Божков», – делится Николай Иванович.
Однажды парня с девушкой как ударников труда выбрали в президиум собрания артели. Пообщавшись коротко за покрытым красным кумачом столом, молодые люди понравились друг другу и вскоре поженились.
«В Белгороде родители поселились на частной квартире. Вечерами мама ходила на курсы ликбеза, кройки и шитья. И первое, что они с отцом купили в дом, – это швейная машинка «Зингер», комод и вот эти портновские ножницы».
Фото: Елена Журавлёва
Страшный переход
К началу войны у Божковых было двое малолетних детей. В 1941 году Иван Божков ушёл на фронт в числе первых, а Анне пришлось вернуться в родной хутор, где она и оставалась всю войну.
«В январе 1942 года во время оккупации района немцы в тридцатиградусный мороз ночью погнали 200 хуторян на запад, в свой тыл. Моя сестра Таисия, которой тогда было пять лет, вспоминала, как мама надела на неё два пальто, валенки, шапку и платок. Сама взяла на руки трёхлетнего Толика, завёрнутого в тёплое одеяло, повесила узелок с хлебом и ножницами, дала дочери в руки подол своего пальто: «Держись крепко».
В Белгородской области сделали онлайн-альбом с фотографиями Великой Отечественной войны
Это был страшный переход. Девочка на ходу засыпала, отрывалась от подола, падала, а мать, понимая, что дочери нет рядом, клала сына на снег и возвращалась за ней. Буквально чудом никто тогда не сгинул, все дошли до села, которое определили немцы.
«В этой эвакуации маму приглашали шить в разные дома, кормили, давали ночлег», – рассказывает Николай Божков.
Борьба за выживание и ежесекундный страх за жизнь детей не покидали женщин в те годы ни на минуту. Всё, что они делали, было обусловлено именно этим. Поэтому спасали то, что могло сохранить жизнь, – коров, птицу, прятали запасы еды, даже поддерживали ровные отношения с захватчиками.
«Летом 1942 года, когда фронт передвинулся на восток, хуторяне на какое‑то время смогли вернуться в свои дома. Сильных боёв ещё не было, большинство хат сохранилось. А вот когда зимой 43-го немцев от нас погнали, они старались уничтожить всё. На глазах у мамы фашист вытащил из дома две швейные машинки – её и бабушкину, стал разбивать их молотком. Чугун не поддавался. Притомившийся немец ушёл, оставив доламывать технику полицая. Полицай, вняв маминым слезам, отбил только одну ножку привода второй машинки и сбросил всё в канаву», – делится Николай Иванович.
Из обломков этих двух машинок женщина собрала одну работающую. Вместо отбитой чугунной ножки приладила деревянную.
«Позже на зингеровскую станину установили подольскую машинку. На ней мама до самой смерти обшивала нас и никому из знакомых не отказывала. При этом денег не зарабатывала, шила в обмен на продукты или какие‑то услуги».
Фото: из личного архива Николая Божкова
Дорожки из гусеничных траков
Первое, что хочется понять, слушая эти воспоминания: когда вообще успевала шить сельская женщина, которой разогнуться было некогда, чтобы на небо посмотреть? Где брала на это силы? Кто знает. Но то, что люди в войну не жалели себя, трудились на пределе собственных возможностей, было обыденным, повсеместным делом.
«Интересно, что когда после войны отец вернулся домой, мама уже построила хату. Да все женщины-солдатки построили», – рассказывает Николай Иванович.
Историю этого невероятного строительства он описал в своём рассказе, который так и назвал – «Хаты».
Дома были деревянные, и добыть брёвна в сожжённых дотла прохоровских местах можно было только одним способом – пойти на тайную порубку:
«Мама рассказывала, что однажды зимней ночью с соседкой отправилась в лес за «стройматериалами». Ушли далеко, чтобы лесничий, обнаружив следы, искал злоумышленника не в хуторе. Выбрали в логу два дубка, спилили, обрубили сучья и попробовали тащить. Снег был глубокий, а подъём крутой. С превеликим трудом, по очереди, вынесли они оба бревна на опушку леса. Едва передохнув, чуть живые, перетащили поближе к месту стройки. До самой смерти эти женщины помнили в мельчайших подробностях историю каждой жерди, стропила в своём доме. Так трудно они им давались. Ведь были и акты незаконных порубок, и милиция, и штрафы».
С металлом было легче. Находчивые строительницы приспосабливали останки военной техники, которых вокруг было много. Гвозди рубили из проволоки разной толщины. Стропила и балки скрепляли железнодорожными костылями. Из танковых траков мастерили дорожки по двору, а башенные танковые люки приспосабливали под крыльца.
«Курятники были покрыты алюминиевыми плоскостями от самолётов, а герани на подоконниках росли в коротких гильзах от снарядов», – уточняет детали Николай Божков.
Наносив с железной дороги кирпича и не дождавшись печника, Анна Божкова измерила хворостинами единственную уцелевшую в селе печь и сложила в своём доме такую же. И сразу образовалась к ней очередь из других новостроевцев. Талантливым она была человеком, за что бы ни бралась, всё у неё ладилось.
Фото: из личного архива Николая Божкова
Кладезь нравственности
Николай Иванович много раз переосмысливал то, что пришлось пережить женщинам в военную пору:
«Им было тяжелее, чем мужчинам на фронте. Ведь они видели немцев не в прорези прицела, а рядом с собой, и на собственной шкуре испытали их безмерную жестокость. Это они рвали животы на сооружении противотанковых рвов, строительстве железной дороги. Для большинства мужчин в 1945-м война закончилась, а несчастные вдовы, и я был этому свидетелем, ещё долго продолжали в нечеловеческих условиях воевать за жизнь своих детей, да и за собственную тоже. Помню, как часто они хоронили детишек, которых спасли в аду войны, а в мирное время не смогли уберечь от шалостей с боеприпасами, которыми тогда была буквально нашпигована вся наша земля».
Он горестно сокрушается, что спустя годы многие солдатки не получили должного воздаяния своим заслугам, элементарного облегчения жизни.
В боях за Берлин. Как наша землячка совершила подвиг при поимке врагов в логове фашистов
«Не познали ни центрального отопления, ни водопровода, ни асфальта. И всё равно простили нас и властителей, которые уже перед их смертью успели отнять у них по крохам собранные на сберкнижки «гробовые». И невзирая на пережитое, оставались живыми, добрыми людьми, не огрубевшими от «невозможностей» жизни, с мягкими сердцами, с чувством юмора», – считает Николай Божков.
Великая труженица Анна Божкова упокоилась с миром в 1990 году, наказав детям жить по совести, дружно, в доброте и простоте.
«До сих пор оглядываюсь на маму как на неисчерпаемый кладезь нравственности», – делится Николай Иванович.
Сегодня есть много памятников женщинам Великой Отечественной. Но главная память о них всё‑таки в другом – когда их нравственные ориентиры продолжаются в детях и внуках, а у людей не иссякает потребность сверять свою жизнь с их поступками. Учите этому своих детей. Тогда жертвы наших бабушек, пробабушек, матерей, переживших войну, обретут особый смысл и никогда не будут забыты.
Ольга Бондарева