Почему для Ильи Чеснокова писательство похоже на многослойный пирог

— В вашем творческом багаже – стихотворения, рассказы, миниатюры, басни, афоризмы. В связи с этим как вы сами себя определяете: как прозаика или поэта?

— Писательство похоже на многослойный пирог, который сверху донизу, по окружности, справа налево пронизан настроениями, эмоциями и чувствами. И далеко не все слои этого пирога сладкие. Поэтический настрой помогает иначе взглянуть на прозаическое произведение. Если в прозе серебряной струной поёт поэтичность души автора, то это только украшает литературное произведение. И наоборот: проза жизни в поэтическое произведение привносит правду и искренность. Поэтому сложно сказать, кто я больше. Просто писатель.

— Как вы пришли к тому, чтобы писать и публиковаться?

— Пробовать перо я начал с 19 лет. Постепенно и неуверенно. Желание писать появляется помимо твоей воли. Сподвигнуть к писательству может любовь к жизни, наблюдательность и самоирония. А желание публиковаться приходит уже намного позже, когда созревает смелость показать произведение читателям. Творение, как ребёнка, осторожно выводишь в свет.

— Можете ли вы кого‑то назвать своими учителями в писательстве? Кто из современных авторов вас вдохновляет?

— Люблю русскую классическую литературу, но стараюсь знакомиться и с современными авторами. С удовольствием читаю произведения моих товарищей по перу, членов литературной студии «Младость» Людмилу Брагину и Олега Роменко. Сейчас я увлёкся историческими работами Евгения Тарле, перечитываю «Петра Первого» Алексея Толстого.

— Когда обычно пишется? Бывает ли так, что не пишется вовсе? Как с этим бороться и надо ли?

— Пишется, когда соответствует обстановка и есть время. Мне необходимы тишина и уединение – важно нырнуть в изображаемые события, увидеть и описать. В этот момент я могу смеяться или плакать, ходить по комнате или лежать в полной тишине. Поэтому писать в переполненном транспорте не получается, люди мешают. Если не пишется, то ничего особенного делать не надо. Вокруг масса незавершённых дел. Я с удовольствием леплю вареники с женой. Помогаю ей, а сам думаю. И созревшие строчки сами поднимают со стула и влекут к клавиатуре.

— Ваш читатель – какой он?

— Я не думал о том, какой мой читатель. Он может быть разным. И молодым, и пожилым. Дело не в статусе или возрасте. Дело в точности попадания в душевное состояние и в определённую вибрацию чувств. Считаю, что настойчиво искать своего читателя не стоит. Надо быть честным, интересным, изобретательным, ищущим, самокритичным и смелым! И читатель сам к тебе придёт.

— Насколько важно автору заниматься продвижением себя? Какие площадки для этого считаете самыми удачными?

— Писать и одновременно продвигать себя не просто. Нужно для этого время, а оно быстротечно. Хотя самореклама вполне современна и своевременна. Площадки социальных сетей прекрасно эту работу выполняют. Благодаря Интернету есть возможность публиковать свои произведения, надеяться на отзывы. Но литературные издательства, выпускающие журналы в цифре или в традиционном бумажном варианте всё же предпочтительнее.

Полспички (отрывок)

…По мере того, как убывал хлеб на полках, у мамы в кассе заканчивалась мелочь и она обратилась ко всем покупателям:

— Товарищи! Мелочи для сдачи нет. Готовьте, пожалуйста, деньги под расчёт. Соблюдайте порядок и тишину.

Люди углубились в свои карманы, кошельки и сумочки. В очереди было много соседей из ближайших пятиэтажек. Послышались вежливые слова и засверкали улыбки. Люди перезанимали друг у друга мелочь, обещая сегодня же вечером отдать долг. Но некоторые были в полной растерянности.

У кассы, прижав к груди два батона, оказалась женщина мощного телосложения с высокой причёской. Вытаращив глаза на продавца, она протянула мятую купюру вперёд и пробасила:

— Вот мои деньги за товар. Дайте мне сдачу копейка в копейку.

— А помельче у вас нет?

— Нет! – язвительно ответила женщина, – вы должны иметь мелочь для сдачи, чтобы рассчитаться с покупателем!

— Вы сами видите, что происходит. Люди дают только крупные деньги, и вся мелочь закончилась. Могу вместо мелочи дать, например, спички из расчёта, что коробка спичек – это рубль. Возьмёте сдачу спичками?

Поддавливаемая толпой то справа, то слева, женщина была похожа на пароход, качающийся на волнах у причала. Люди, окружившие её со всех сторон, стали возмущаться:

— Да отдайте же вы ей эту сдачу! Что она очередь задерживает! Хоть спичками, хоть птичками, хоть чем!

Продавец, почувствовав, что волнение опять нарастает, крикнула в толпу:

— Кто готов сдачу взять спичками вместо денег, встаньте к кассе, а те, кто хочет получить сдачу деньгами, отойдите в сторону и ждите, когда мелочь появится.

— Почему я должна ждать, – протрубила женщина-пароход, – я и так проторчала в вашей очереди полчаса! Вы обязаны обслужить меня, как полагается. Я буду жаловаться!

На пароход с боков наседали мелкие судёнышки, оттесняя его в сторону. К кассе потянулись руки с честно заработанными – то сложенными вчетверо, то свёрнутыми в трубочку, а то и просто смятыми деньгами.

Сверив запасы спичек, лежащие у неё под столом, мама обратилась ко всем:

— Товарищи, буду выдавать вместо двух копеек одну спичку, а вместо рубля одну коробку спичек!

В те дни в торговле начались перебои даже со спичками. Проблемы возникли и с зубной пастой, и с туалетной бумагой. Всего и не перечислишь. Покупатели осознали и то, что другого выхода нет и то, что продавец как‑то всё‑таки пытается решить проблему.

Мама кивнула мне головой, указывая под стол, где лежали коробки спичек. Я подошёл, достал и начал подавать их ей в раскрытом виде.

Теперь всё перемешалось: и бумажные деньги, и монеты, и коробки, и вынутые спички, и чеки. Всё это летало, мелькало, шелестело, стукалось, щёлкало. Кассовый аппарат, словно живое существо, гудел и скрежетал. Клавиши, как зубы, лязгали, пожирая в своей утробе деньги. Чековая лента безостановочно вылетала из узенькой щели, издавая стрекочущие звуки. А мама, как укротительница, нависала над кассовым аппаратом, тыкала в него пальцами, требуя подчинения. Мне показалось, что она разговаривала с ним, похлопывая по корпусу. А я был похож на солдата, подающего из окопа снаряды наверх.

Людской поток ускорил движение. Покупатели хватали спички, кидая их в сумки с хлебом. С видом победителей они выползали из объятий толпы и спешили к выходу. Я, папа и Василий могли немного отдышаться. Но в суматохе недовольные голоса продолжали нагнетать: «Обманули!», «Обсчитали!», «Недодали!».

Отдохнув у подоконника и набравшись сил, старушка постепенно добралась до кассы, расплатилась и внимательно пересчитала сдачу. Зажав в сухощавой ладошке монеты и подняв небесной голубизны глаза, она всплакнула:

— Что же ты, дочка, меня обманываешь! Я всё подсчитала. Ты мне должна вернуть три копейки, а даёшь только одну спичку. А где ещё одна?

— Бабушка, – взмолилась мама, – возьмите ещё одну спичку и не задерживайте людей.

— Нет уж, дорогая моя. Мне чужого не надо! Я за правду стою, за честность! Ломай спичку пополам и отдай мне половину!

— А зачем вам половина спички? – улыбаясь, спросила мама. – Из принципа, доченька! Из принципа! Ломай, говорю, и дело с концом.

Люди, стоящие рядом, подняли гул, который можно было принять, как одобрение честности и принципиальности бабушки.

За старушкой горой возвышался мужчина. Он был одет в чёрный костюм и белую рубашку, на которой красовался галстук в горошек. В руке он держал пухлый коричневый портфель с двумя широкими застёжками. Фетровая шляпа на его голове была надвинута до бровей. По щекам и подбородку катился пот. Мужчина достал платок, вытерся, кашлянул и чётко произнёс:

— Позвольте, позвольте! Мне тоже нужна будет сдача в три копейки. И что же, извольте мне ответить, я получу? Полторы спички?

— Другого выхода нет, товарищ. Я разломаю спичку пополам и каждому дам по полторы спички, если вам так угодно, – ответила мама, едва сдерживая улыбку.

Из толпы подал голос Вася:

— Мужик! Ты что копаешься? Тебе полторашку и старухе полторашку. И все довольны! Двигай корпусом на выход. Как Днепрогэс перегородил здесь народный поток. Дышать уже нечем.

Старушка, быстро сообразив, что к чему, протянула руки к продавщице и протараторила:

— Давай, дочка, быстрее спички мои. Но мне половинку спички с головкой. Мне с головкой, я раньше его подошла.