Вахта Анны Ладыгиной. Почему жительница села Сабынино заботится о могиле у дома

Не кино

История этого захоронения неотделима от биографии Анны Ладыгиной, как и война, которая не кино, не рассказ, а реальная часть её детства.

«Когда немцы вошли в село, пятый год мне шёл, всё хорошо помню», – объясняет Анна Яковлевна.

Цепкая детская память до деталей сохранила день, когда наши войска в очередной раз отбили у фашистов её родной Верхний Ольшанец.

«Ночью в дом зашли красноармейцы, уставшие, грязные, 12 человек. Мама их в передней прямо на полу положила. А сама с нами, шестью детьми, на печке», – рассказывает женщина.

Буквально через несколько минут над хатой разорвался снаряд (потом сказали, что стреляли прицельно, по предательской наводке). И осталась от хлипкого строения только печка, которая чудом закрыла от гибели детей с матерью. Кого‑то из солдат убило, кого‑то тяжело ранило.

«А мы босиком бежали по снегу на другой край села к бабушке с дедушкой, мама с грудной сестричкой на руках тоже», – продолжает Анна Яковлевна, не замечая бегущих по щекам слёз.

Семья долго скиталась в поисках хоть какого‑то пропитания. Радовались весне, свежей травке, которую можно было есть.

«Война войной, но надо огороды сажать. Мама по брошенным дворам по одной штуке набрала ведро картошки, посадила, а тут снова немцы зашли», – вспоминает собеседница.

Один из захватчиков посчитал огород своим, поставил рядом полевую кухню и принялся дёргать назревающие молодые клубни. Именно дёргать – видимо, не знал, что её копают.

«Тогда мама вытащила нас шестерых из землянки и повела к тому немцу, поставила перед ним и стала объяснять на пальцах, кому предназначена картошка. А мы чумазые стоим, худущие», – рассказывает Ладыгина.

Оккупант попался жалостливый. Посмотрел на детишек, рассмеялся, сфотографировал их и вручил женщине каравай белого хлеба, а младшенькой сестричке – крупный кусок сахара.

Анна Яковлевна Ладыгина / Фото: Вадим Заблоцкий

Не было пощады

Сейчас часто рассказывают о таких вещах, пытаясь оправдать фашистов: мол, и среди них были и добрые, и жестокие. У Анны Яковлевны иллюзий на этот счёт нет. Стоило сделать один неверный шаг, просто неправильно объясниться с немцами, и они лишали жизни в секунду, невинных детей уничтожали.

«Была у нас в Ольшанце учительница, три дня как родила. Так пришли за ней немцы, в ночной рубашке выволокли в мороз из дома, прогнали по селу, чтобы все видели. На опушке вырыли могилу и там её живую с ребёночком закопали», – слушаем одну из трагических историй.

В Сабынино до сих пор помнят, как возле крайнего дома в селе наши разведчики привязали лошадей и ушли. А тут немцы явились.

«Поискали по лесочку, никого не нашли. Тогда хозяйку закрыли с двумя детьми и подпалили хату – за связь с партизанами», – пересказывает Анна Яковлевна.

Похоронить погибших односельчане сразу не решились, открыли сгоревшую хатёнку много позже: обгоревшие тела женщины в обнимку с ребятишками лежали под печкой.

Семейная история

«Ты не будешь бояться? У нас тут могилка», – первым делом предупредил сельский комсомольский вожак Фёдор Кобзарёв, показывая свой дом в Сабынино невесте Анне.

Она к 18 годам такого насмотрелась, что безмолвная могила её не пугала.

Жених был старше почти на семь лет и с ходу взял в оборот красавицу из Верхнего Ольшанца. К слову, в послевоенном «обезмужненном» селе у девушки не было отбоя от ухажёров, хоть и бедная была, и неграмотная. Зато характера лёгкого, весёлого, а работящая какая – поискать: в 1954-м приняла на ферме от матери 15 коров на доение, а уже через год поехала как передовик производства на ВДНХ.

«Я по себе мужа смотрела: зачем бедному богатый? И ещё, чтобы не форсился, а больше руками работал», – открывает секрет своего выбора Анна Яковлевна.

Фёдор рассказал ей подробности захоронения у родительского дома.

В один из дней оккупации появились три наших разведчика, которых немцы быстро засекли – в 200 метрах стоял их штаб. Сразу стали стрелять. Один солдатик убежал, а двоих похлопали у дома Кобзарёвых и у другой хаты. Отец с матерью Фёдора дождались ночи и одного убитого похоронили тут же, хоть и боялись расправы. Второго тайком зарыла соседка – спустя годы после войны могила эта заросла, старые хозяева её перекопали, сравняли с землёй. 

А другому солдату повезло: вот уже сколько лет его последний приют под присмотром Анны Яковлевны.

«В 1947 году приезжали на могилу родители этого военного, значит, имя его знали тогда, – говорит она. – Могилу вскрыли: шинель ещё целая была, портупея на ней офицерская; потом переложили тело в гроб и снова закопали».

Так и оставили родные усыпальницу под присмотром местных жителей с их молчаливого согласия. Даже имя солдата почему‑то никак не обозначили… А вообще сколько красноармейцев, безымянных, непогребённых, находили после войны!

«Везде: в лесах, полях – лежали убитые. Как снег сошёл, отправляли молодёжь, женщин их собирать, грузили на подводы, а потом хоронили в трёх братских могилах – в Ольшанце, Крюково и Сабынино», – рассказывает пенсионерка.

Захоронили, конечно, не всех – ещё десятилетия спустя натыкались на черепа и кости в местных лесах.

Анна же, выйдя замуж, переняла эстафету заботы о могиле.

«Однажды приехали вроде из военкомата, глянули – как раз майоры расцвели, вьюнки могилу укрыли – красиво! И говорят: «Что его трогать? Пусть он лежит. Хорошо ему тут».

И остался солдат там, где погиб.

Свидетель жизни

13 лет прожили Анна и Фёдор, нажили сына и дочку, а затем задумали строить свой дом в Сабынино – рядом с хатой свекрови. Выгнали стены, а за брёвнами на кровлю поехали в лес. И случилось горе – у трактора отказали тормоза, Фёдора смертельно ранило.

Осталась Анна вдовой с двумя малолетними детками и недостроенным домом. Тянулась, сколько было сил, в колхозе и своём хозяйстве, хотя иногда в голос хотелось рыдать от тяжести вдовьей доли.

Но судьба смилостивилась, и вновь появился в её жизни надёжный человек.

«Михаил Ладыгин был моложе меня на девять лет, только пришёл из армии, гармонист-самоучка, от девчат отбоя нет. А он – ко мне. Все против были, и его родные, и мои. Я и сама так всегда думала: кто такую невестку захочет – старше и с детьми? Но никто его перебить не смог, не отставал от меня, и всё. Однажды пришла домой – сваты от него сидят, всё по‑хорошему, а на второй день пошли мы расписываться в Кривцово в сельсовет».

Молодой супруг сразу взялся за достройку дома: в руках у него всё горело. Детей Анны принял как своих, её же за 26 лет совместной жизни ни разу не обидел. В этом браке родился у четы сын Сергей, который понимает и уважает вахту матери у могилы.

«Я к нему, солдату, привыкла. Вожусь, вожусь на могилке, чтобы красиво было. Когда на душе обидно – иду к нему, пожалуюсь и скажу: «Спасибо, что нам жизни дал, хоть сам погиб», – верит Анна Яковлевна, что за 62 года неизвестный солдат стал для неё не просто родным человеком, но и ангелом-хранителем.

Фото: Вадим Заблоцкий