Не берусь нарисовать его объёмный портрет: это лучше получится у человека, более близкого и дольше работавшего с ним, попытаюсь лишь добавить некоторые штрихи.
За внешним равнодушием
С Вячеславом Борисовичем впервые встретился в октябре 1976 года, когда по семейным обстоятельствам переехал в Белгород из Свердловска (нынешнего Екатеринбурга). Новичком в журналистике не был – в областной молодёжной газете заведовал отделом. Летом побывал в Белгороде, с возглавлявшим тогда редакцию Александром Потаповым и его заместителем Юрием Анциферовым договорились: при появлении возможности для переезда пришлют вызов. В семье двое малолетних детей, поэтому главным условием ставил решение квартирного вопроса.
Осенью пригласили в Белгород. Юрий Григорьевич сообщил, что буду корреспондентом отдела промышленности, строительства и транспорта, предложил, не откладывая дело в долгий ящик, командировку в Старый Оскол. Я решил непосредственно у редактора уточнить перспективы с жильём, но едва заикнулся, Анциферов огорошил:
«Александр Серафимович работает в ЦК КПСС. Обязанности редактора возложены на Чеснокова Вячеслава Борисовича».
Вот это новость! Как ушат холодной воды, внезапно опрокинувшийся на голову. С новым редактором переговоры о переезде не вёл, а значит, жилищная проблема может зависнуть на неопределённое время. В этот момент раздался звонок по телефону внутренней связи, и Юрий Григорьевич предложил пройти в кабинет редактора.
Вячеслав Борисович оказался крупным мужчиной с внимательным серьёзным взглядом. Когда заговорил, в памяти неожиданно возник фотокорреспондент свердловской молодёжки «На смену!» Саша Лысяков, рязанец по происхождению. Слух не подвёл: редактор действительно родом из рязанского города Касимова. Изучающе посматривал на меня, пока Юрий Григорьевич докладывал, что вопросы с проживанием и рабочим местом новоиспечённого корреспондента исчерпаны.
Меня беспокоила ситуация в связи с отъездом прежнего редактора в Москву. Когда сказал о надеждах на оперативное получение квартиры, Вячеслав Борисович вопросительно глянул в сторону невозмутимо молчавшего заместителя и… предложил ему проводить новичка в отдел, познакомить с коллегами.
Я был разочарован такой реакцией на больной вопрос. Но вскоре убедился, что за внешним равнодушием кроется человек, сопереживающий нуждам сотрудников, восприимчивый к их проблемам. В общем, квартиру выделили ровно через три недели после моего приезда.
Брал на себя ответственность
Рассказывая о Вячеславе Борисовиче, ловлю себя на мысли, что постоянно скатываюсь к примерам из собственной жизни. Видимо, этого не избежать: без поддержки редактора она могла развиваться по другим сценариям. Вот один из памятных эпизодов.
С первых дней работы в «Белгородской правде» не уходил от острых тем, материалы часто были критическими. Ну и дописался. Придя однажды на работу, почувствовал, что некоторые коллеги при встрече отводят глаза в сторону, а когда разминёмся – смотрят в спину. В середине дня пригласил Юрий Григорьевич, куратор нашего отдела, и протянул свежий номер журнала «Журналист»: «Читал про себя?»
В статье главного редактора «Кого критиковать и за что» сразу выхватил свою фамилию. Несколько страниц печатного органа Союза журналистов СССР посвящалось разбору моих публикаций в «Белгородской правде». Главный редактор журнала на примере молодого журналиста демонстрировал, как не надо писать критические материалы.
Суть поучений: в областной газете не следует критиковать управленческие организации республиканского и союзного уровня. Раздражающим моментом для главного редактора «Журналиста» также были публикации, в которых претензии за брак на производстве, нарушения трудовой дисциплины высказывались в адрес не конкретных виновников, а руководства предприятий.
Содержание статьи показалось тенденциозным, по основным выводом могла быть иная, не менее аргументированная точка зрения. Хотя главный редактор журнала сделал реверанс, дескать, не случайно взял для обзора именно мои публикации, а потому, что видит в молодом корреспонденте способного и перспективного журналиста, верит в моё будущее, – я всё равно переживал.
Редактор «Белгородской правды» внешне отнёсся к статье равнодушно, как и при первой встрече, когда был задан вопрос о перспективах с жильём. На попытку выяснить последствия публикации односложно ответил: «Работай как работаешь». Впоследствии он сообщил, что знал о готовившейся публикации, чувствовал её необъективный характер и пытался предотвратить. Но не вышло – статья увидела свет.
Тот разговор состоялся через два года, когда я уже работал ответственным секретарём «Белгородской правды». Вячеслав Борисович сказал о неслучайном появлении статьи. Это был сигнал журналистскому сообществу страны, как нужно относиться к критике на страницах печати. Во второй половине 1970-х годов с высоких трибун раздавалось: успехи первого в мире социалистического государства неоспоримы. Пройдёт десять лет, и руководство того же СССР назовёт конец 1970-х временем застоя. Вячеслав Борисович не произносил столь откровенных слов, он и не доживёт до дней, когда они прозвучат, но именно от него услышал: мы живём в период, когда критика не в чести. С трибун вещают одно, а в жизни происходит совсем иное.
Думаю, что именно позиция Вячеслава Борисовича спасла меня тогда от крупных неприятностей. По существовавшей традиции критические публикации подлежали обсуждению в трудовых коллективах, на партийных и профсоюзных собраниях. Чем выше статус средства массовой информации, тем строже спрос с критикуемого. «Журналист» был изданием газеты «Правда», а та являлась органом ЦК КПСС. Но в моём случае официальное обсуждение статьи устраивать не стали, карательных мер по следам выступления «Журналиста» не последовало.
Более того, с подачи Вячеслава Борисовича через несколько месяцев меня пригласили в обком партии, где прибывший из Курска собственный корреспондент «Правды» предложил стать внештатным корреспондентом от области. Прекрасно понимал, что Чесноков берёт на себя часть ответственности за мою работу в качестве внештатного корреспондента газеты № 1, какой тогда являлась «Правда». В связи с недавней статьёй в «Журналисте» расценил это как мощную и добрую поддержку со стороны редактора, понимал мужественность его поступка.
На душе скребли кошки
Но было бы неверным утверждать, что во взаимоотношениях с редактором проблемы не возникали. Так, у него накопились серьёзные вопросы к работавшим в отделе информации двум ветеранам. После взыскательной беседы сотрудники отдела дружно ушли на больничный, заявив тем самым редактору: «Не нравится, как мы работаем? Так ищите сами информацию!»
На следующий день Вячеслав Борисович подписал приказ о назначении меня временно исполняющим обязанности заведующего отделом информации, велел пересесть в кабинет информационщиков.
Конечно, на душе скребли кошки. Понимал – используют в качестве давления на сотрудников отдела. Но с другой стороны чувствовал доверие редактора, воспринимал его поручение как испытание моих возможностей. И потом, было интересным новое дело, созвучное работе в качестве внештатного корреспондента «Правды». Через пару дней пришёл сотрудник отдела, убедился, что я не унываю, звоню в районы и даже начал менять устоявшуюся форму подачи материалов. Ещё через день он срочно выздоровел, а к ближайшему понедельнику вышел на работу и заведующий отделом информации. Я вернулся на своё рабочее место.
Снова много писал, выезжал в командировки в Старый Оскол и Губкин. Руководитель нашего отдела Михаил Ропанов часто побаливал: давала о себе знать фронтовая контузия, и не раз заводил разговор о досрочном выходе на пенсию. Не скрывал, что видит меня заведующим отделом.
Как и в любом коллективе, особенно творческом, в кулуарах редакции периодически обсуждались темы, имеющие слабое отношение к действительности. Как‑то дошли неприятные разговоры, будто я хотел заведовать отделом информации, да не получилось. Сейчас вот рвусь на место завотделом промышленности. В более зрелом возрасте пропустил бы это мимо ушей, а тогда задело. При очередном отсутствии заведующего отделом отказался замещать его на планёрке. На вопрос Вячеслава Борисовича, в чём дело, ответил: в редакции неадекватно отнеслись к моему исполнению обязанностей заведующего отделом информации, и впредь не хочу пересудов о карьеризме. Вячеслав Борисович раздражённо бросил:
«Мало ли кто что говорит? Так и будешь всю жизнь в корреспондентах ходить?»
Планёрку с участием заведующих отделами я всё‑таки проигнорировал. Не скажу, что между мной и редактором тогда пробежала чёрная кошка, но холодность с его стороны почувствовал. А месяца через два убедился в великодушии Вячеслава Борисовича: оказалась вакантной должность ответственного секретаря, и мне было предложено исполнять её.
Слесарь и столяр
В 1980 году в партийной организации области проходила отчётно-выборная кампания. На областной партийный форум редактора избирали от Чернянского района, он взял меня туда в качестве корреспондента. В дальнем пути и после конференции, закончившейся поздним банкетом, беседовали на разные темы. Вячеслав Борисович вспоминал, как пришёл в журналистику. Наши пути в профессию были разными, но в чём‑то и перекликались. Я впервые опубликовался в газете, будучи слесарем, Вячеслав Борисович – работая столяром. Думаю, чувствовал во мне не только соратника по профессии, но и человека со схожей судьбой.
В разговорах по душам Вячеслав Борисович раскрывался с новой, порою неожиданной стороны. Как‑то меня и Николая Мухина, своего заместителя, пригласил посмотреть только что полученную квартиру. Не без гордости демонстрировал обширную домашнюю библиотеку; перехватив мой взгляд на висящие на стене красивые пейзажи, сообщил, что их подарил художник Александр Игнатьев. Стал рассказывать об этом талантливом уроженце Валуек. Говорил со знанием не только деталей биографии автора картин, но и особенностей его творчества. Признался:
«Когда за день накручусь так, что белый свет не мил, сажусь напротив картин и отдыхаю сердцем, мысленно переношусь в места, нарисованные здесь».
И ещё одно откровение довелось услышать в тот день от Вячеслава Борисовича. Мы сидели уже на кухне, как говорится, за рюмкой чая. Тогда у всех на слуху была безвременная кончина Владимира Высоцкого. Оказалось, Вячеслав Борисович тоже его поклонник. Он вдруг прочёл неизвестное мне стихотворение, в котором звучали слова: «Разглядеть, что истинно, что ложно, может только беспристрастный суд. Осторожно с прошлым, осторожно – не разбейте глиняный сосуд».
Я удивился его знанию поэзии Высоцкого, явно выходящему за пределы известных песен. Сегодня строки поэта, услышанные от Вячеслава Борисовича, выглядят пророческими. Повседневностью становятся покушения на память о Великой Отечественной войне, о её героях, других святых событиях. На этом фоне память о конкретном человеке может совсем обесцениться. Плохо, когда о человеке забывают. Но стократ хуже, если эту память сознательно или по неосторожности разбивают, как тот «глиняный сосуд». Года четыре назад обнаружил в «Википедии» (свободной энциклопедии Интернета) статью о «Белгородской правде». Обрадовался, но тут же и разочаровался: в немногочисленном списке редакторов родной газеты фамилия Чеснокова отсутствовала. Трудно объяснить это забывчивостью автора. Правда, после письма в редакцию справедливость в отношении Вячеслава Борисовича была восстановлена. Так что осторожно с прошлым, осторожно…
Главное – дела газетные
Откровенные беседы с Вячеславом Борисовичем случались нечасто, но бывали. Происходили обычно к завершению рабочего дня, когда номер газеты подписывали в печать. Летом Вячеслав Борисович иногда предлагал искупаться в Северском Донце. Садились в машину и отправлялись к его заветному месту, на выезде из города в сторону Корочи. Основные темы разговоров в конечном итоге сводились к главному – газетным делам. Они шли неплохо. Год от года возрастал тираж газеты, редакция переехала в новое, специально построенное здание, сотрудники регулярно улучшали жилищные условия. Разумеется, редактору газеты в этом принадлежала главная заслуга.
В 1983 году, уже работая в обкоме КПСС, я собирался поступать в аспирантуру. Для подготовки реферата попросил Вячеслава Борисовича переслать пару подшивок «Белгородской правды». Он не отправил курьера, сам зашёл в гости. Я знал, что у Вячеслава Борисовича давно возникли проблемы в семье, связанные с заболеванием жены. Неожиданно он заговорил об этом. Слушая редактора, поймал себя на мысли, что таким уставшим его не видел.
Закончив реферат, позвонил Вячеславу Борисовичу, чтобы забрали подшивки. На сей раз его голос не казался усталым. Он вдруг пошутил:
«Да не нужны мне эти газеты, оставь себе на память».
В тот же день посыльный увёз подшивки в редакцию. А через неделю утром сообщили: Вячеслава Борисовича больше нет, скончался от разрыва аорты.
Похоронили его на центральной аллее местного кладбища. Я стоял над могилой и не мог сдержать слёз. Плакали многие, мужчины и женщины. Слёзы горя не вызывают стыда.
Влияние Вячеслава Борисовича Чеснокова на мою жизнь значительно, поэтому и пишу о наших взаимоотношениях столь подробно. Чтобы не вызвать ревность у других сотрудников редакции, вроде как ближе меня к редактору журналистов не было, должен сказать, что на самом деле это не так. И до меня, и после в «Белгородской правде» работали люди, на судьбы которых Вячеслав Борисович повлиял не менее благотворно. А признавать это и благодарно помнить или вычеркнуть из памяти – пусть каждый решает по‑своему.