Валерий Масалитин начал карьеру 16-летним в белгородском «Салюте», в 1991-м стал чемпионом страны и обладателем Кубка СССР вместе с ЦСКА. В составе ЦСКА в 1990-м в матче с волгоградским «Ротором» забил пять мячей, а в апреле 1994-го, выступая уже за «Спартак», сделал покер в ворота «Крыльев» и стал чемпионом и обладателем Кубка России. В 1997-м выиграл с «Копетдагом» чемпионат и Кубок Туркмении, забив гол в финале.
«Глаза горели, ноги бежали»
— Валерий Николаевич, расскажите, как вы начинали.
— Наверное, лет в семь пришёл в спорт: в первом классе учился. Раньше был дворовый футбол и хоккей. Зимой стоял на воротах в валенках. Мимо парень проходил, говорит: «Есть детский клуб «Факел» на Гагарина. Там хоккейная коробка». Пришёл туда: ни коньков, ничего нет. Дефицит был. Раздобыл где‑то «дутыши». Из валенок вырезал задники, чтобы нога не болталась. Потом клюшку дали, и потихонечку вот так всё пошло. А летом, естественно, играли в футбол. Лет в 14 встал выбор: хоккей или футбол? Хотя в третьем классе приезжали за мной из хоккейного ЦСКА: как‑то лучше получалось играть в хоккей. Ещё не было ни «Космоса», ни «Оранжевого льда», а хотелось чем‑то заниматься. В футбол тоже получалось, поэтому ушёл в ДЮСШ к Евгению Алексеевичу Сахаренкову. А потом получилось так, что в 16 с небольшим лет я дебютировал за «Салют» во второй лиге.
— Помните, как это было?
— Выпустили меня с орловским «Спартаком». Выиграли 1:0, и я гол забил. Где‑то 81–82-я минута шла. Серёга Шестаченко получил пас перед штрафной и покатил мне по диагонали. Я набежал и сильно пробил. Вратарь даже не успел руки поднять. И пошло сразу. Естественно, это дало толчок, мотивацию, уверенность. А уверенность в себе должна быть всегда. И в первый сезон за «Салют» я мячей 12 забил.
— Потом вы играли в ростовском СКА.
— В «Салюте» полтора сезона я отыграл. Вызвали в сборную СССР на «Переправу» – такой турнир был. Там тренером был Анзор Кавазашвили. В «Салют» как раз пришли игроки с тренером Валентином Михайловичем Хахоновым. Он сам из Ростова. Позвонил туда и сказал, что есть такой парень. Меня посмотрели на «Переправе» – всё, ждём тебя. Вот так я попал в СКА.
Конечно, тяжело было. Ведь школы, футбольного образования у меня никакого не было. Но была сумасшедшая скорость, чутьё, и бил я с обеих ног. Сейчас в принципе мало видишь тех, кто умеет одинаково хорошо бить и с правой, и с левой. А по тем временам это вообще была большая редкость. Очень много было суеты, глаза горели, ноги бежали, а куда бежать, куда открываться, пасы отдавать – непонятно. Я просился в дубль, где была отдушина. Там забивал, и меня обратно в основу возвращали.
— А ведь могли оказаться уже тогда в «Спартаке»…
— Как‑то пришёл после игры в Белгороде домой. Отец говорит: «Приходил кто‑то из «Спартака». Я: «Да ты что? Какой там «Спартак». Мне же было тогда 17 лет. Потом выяснилось: действительно приезжали. Был такой Валентин Иванович Покровский. Потом мы в «Спартаке» с ним пересеклись. Он приходил к родителям и просил, чтобы никуда меня не отдавали. Но близилась армия, поэтому я попал в ростовский СКА.
Фото cskanews.com
— А дальше был ЦСКА – самый яркий период вашей карьеры.
— Да, в 1991 году всё взято было: и чемпионство, и Кубок СССР. Получилось так, что у ЦСКА были проблемы с нападающими. Был такой Владимир Петров – хоккеист наш знаменитый. Он тогда возглавлял футбол в армии. И вот он приехал в Ростов за мной. А нас тренировал тогда Владимир Федотов. И он мне говорит: «Валера, надо ехать». А я не хотел в ЦСКА: как‑то душа не лежала, с детства болел за киевское «Динамо». В итоге согласился и пришёл в ЦСКА в 1987 году. Меня, кстати, привёз Петров, а встретил Владислав Третьяк. Я и говорю: «Вы меня в футбол привезли играть или в хоккей?»
— Какой была первая игра за ЦСКА?
— Через два дня после того, как приехал, – игра с тбилисским «Динамо». Слева у нас играл Слава Медвидь. На первой минуте он получает мяч, я стою впереди. Мои мысли: «Сейчас сместится в центр, уберёт влево и пробьёт – мяч попадёт в штангу». Он так и делает. Мяч попадает в штангу, а я уже стою и забиваю головой. Вторая минута – 1:0 ведём. Потом Шенгелия сравнивает. Трава высокая. Пас даёшь – мяч притормаживает. Ну я Сулаквелидзе подзагонял чуть-чуть. И в конце он отдаёт Габелии, мяч тормозит, а я уже там – 2:1 на 85-й минуте.
Голландский «Витесс»? Да нет проблем!
— Как в 1990 году вы оказались в «Витессе»?
— В 1989 году мы играли на Кубок с «Ротором». И присутствовал президент «Витесса», который только наладил бизнес с нашей страной. И он после игры сказал, что хочет двоих: Татарчука и Масалитина. Начали документы готовить, начались разговоры какие‑то. А нам не говорили куда. Говорили, что едем в команду, которая идёт на первом месте. Открываем газету, а там на первом месте «Аякс». Не понимаем: что, как? «Аякс» – это вообще выше крыши. А мы только вышли в Высшую лигу из первой. И сразу туда ехать?
В итоге вместо Татарчука полетел Серёга Крутов: Бышовец (главный тренер олимпийской сборной СССР – прим. авт.) не отпустил Татарчука.
Прилетаем. Смотрим: телевидение, корреспонденты – просто рой стоит! Думаем: с кем же мы летели? Идём. Заходим в туалет – они за нами. Мы вообще не поймём, что такое. В туалете думаю: «Что‑то не то». Ну прилетели неизвестные люди из первой лиги. Необычно, конечно. Выходим из туалета: они все стоят, нас снимают. Forever, давай пресс-конференцию! Мы: «Подождите, у нас там багаж, надо его получить». Нам говорят: «Не переживайте, всё нормально». А мы только были в Италии, привезли вещей оттуда, всё это взяли с собой. Думаем: «Всё, пропали наши вещи».
Пресс-конференция где‑то часа полтора длилась. Выходим. Час ночи. Стоит наш багаж – всё целенькое, аккуратненько, на тележечках. Президент клуба грузит нас. У него тогда был 500-й «мерседес». Как дал 200 с чем‑то. Летим. Спрашивает: «Как долетели?» Отвечаю: «Нормально. Кочек не было».
— Что поразило в Голландии?
— Недельки через три после нашего приезда говорят: «Надо гимн записать». Приезжаем куда‑то на студию. Стоит три ящика «Хейнекена», вода, кофе, чай. Пиво все открывают, спокойно сидят, пьют.
— У нас такого и представить нельзя было?
— Конечно. Мы всегда прятались: не дай Бог кто‑то что‑то увидит. А здесь всё в открытую. Парень выпил пива, взял сигарету, покурил с тренером… Потом начались игры. Я ещё не был заявлен. Игра дома; заканчивается – президент клуба берёт большой поднос пива и ставит. Все стоят, общаются: игроки, их жёны, президент, тренер. Для меня, естественно, это дикость. Мне говорят: «Давай-давай, всё нормально, не переживай». Беру тоже пиво, общаюсь, все подходят, подбадривают: «Сейчас тебя заявят, ты нам поможешь».
Ещё тренер как‑то пригласил в гости. Частный дом. Заходим. Поставил музыку какую‑то русскую мне, показал русские книги. Буквально проходит 20 минут – стук в дверь. Заходит кто‑то, ставит ящик пива, накрывает огромный стол. По‑моему, даже столы свои принесли. Вся еда китайская. Разные блюда, выпивка. Посидели, я даже не помню, до скольки. Он: «Валер, завтра тренировка». Я: «Проблем нет». Опять приехала эта служба: 15 минут – и как будто ничего и не было. Думаю: «Нам бы так: куда‑то позвонил, приехали, всё сделали». 1990 год, Советский Союз: у нас, конечно, такого близко не было.
На тренировках и играх за дубль «Витесса» меньше трёх за игру я не забивал. Чудеса творил: желание, мотивация была большая.
— Но дальше вмешалась травма…
— Там такая игра была. Защитники по 2 м ростом. И получилось так: мяч летит, один чернокожий парень выпрыгивает вместе с коленом – и мне в позвоночник. Ну поболело, доиграл. Потом ногу тяну, чувствую: не могу бежать, ускориться. Лечился, выгибали мне там что‑то, ничего не могли сделать. Команда заняла четвёртое место и впервые попала в зону еврокубков.
Уехал домой и, считай, 3,5 месяца не играл: у меня межпозвоночный диск вылетел и было защемление нерва. Мучился. В Голландии неправильно диагноз поставили, хотя смотрели через всю аппаратуру, как положено. Только дома восстановился. И через игру я как раз пять мячей забил «Ротору».
— В Голландию больше не приглашали?
— Крутов продолжал играть в «Витессе». У меня же травма была, а смысл человека вызывать? Мы подписывали на полтора года контракты. В районе 150 тыс. гульденов. Считали, что мы уже миллионеры и нам пора заканчивать. Гульден был почти как немецкая марка, разница небольшая. Мы уехали одними из первых. Тяжёлый такой момент, что травму получил.
Фото из личного архива футболиста
Чешская «Славия»: гол забил, но пролетел
— Как вы попали в Чехию?
— Конец 1991 года. У ЦСКА осталась игра с «Металлистом», которая уже ничего не решала. И я еду в чешскую «Славию». Они за мной уже года два просто охотились: увидели в Чехии на турнире армейских команд. У нас перерыв был летом, и мы туда уезжали. Классный турнир, кстати, был: игру отыграл – тут уже пиво стоит. Прилетаю. Всё нормально. Первая игра через день после прилёта. 1:0 выигрываем, я забиваю.
А в том году Лигу чемпионов выиграла белградская «Црвена Звезда». И у них был нападающий такой – Драгиша Бинич. «Славия» купила его за 2 млн долларов буквально за две недели передо мной.
По тренировкам, играм видно, что я практически на голову сильнее его. Менеджер меня вызывает: «Валера, я не знаю, что делать. Такая ситуация. Нам нужен игрок под нападающими. Мы видим, что у тебя пас хороший, можешь делать комбинации. Но мы купили Бинича за 2 млн, и его сейчас никуда не денем. Мы бы тебя взяли, но два года бомбили клуб факсами, а нам не разрешали купить». Ну такая жизненная ситуация. Говорю: «Ребята, проблем нет. У нас есть Вовка Татарчук – под нападающими разберётся только так». В итоге он уехал туда, года два с половиной или три отыграл там.
— За сколько же его купили?
— Там сложная ситуация была. Вообще трансфер – 800 тыс. долларов. Но до клуба, по‑моему, ничего не дошло. Какие‑то тёмные дела. Или руководство, или агенты весёлые были.
— Вы могли продолжить карьеру в Германии, но не сложилось. Почему?
— Из Праги пригласили в «Динамо Дрезден». Приезжаю. Начал там носиться, тоже чудеса творить. На тренировках просто издевался над ними. А тем более после Голландии, где меня убивали на каждой тренировке. Здесь то же самое: начали пробовать – слабенький или нет? Ну я пару раз вставил так, что они сказали: «Хватит». Говорю: «Нет, я только начал». Гонял их, как шариков. Ну это надо было видеть. В итоге мне говорят: «Всё, высылаем на клуб документы, ты оформляешься и к нам приезжаешь».
Потом долго не давали визу. Но снова приезжаю. Сдал все анализы, 24 рентгена сделали: все мои кости просветили. Всё оказалось нормально. У нас с президентом клуба был договор: 500 тыс. марок – трансфер, 15 тыс. марок – зарплата. В стартовый состав попал – ещё 1,5 тысячи. Набегали в общем хорошие премиальные. Плюс от трансфера мне что‑то полагалось. Дом снимают, машину дают, ещё что‑то. Стандартный набор легионера. И тут он вместо 15 говорит: 8 200. Мы же договаривались, я летел! С чем связано?
А потом время прошло, и стало всё понятно. Павел Садырин – тренер ЦСКА – отдыхал как раз в Германии. Везде в газетах начали писать, что Дрезден покупает суперталантливого нападающего. И он ринулся туда. «Я главный тренер, вот агент. Давайте нам деньги». Те: «Стоп. У него агент другой. Вот бумага подписана». Короче, они вмешались, а немцы вообще не поняли, кому что платить.
Естественно, я отказался, улетел домой. Это был 1992 год. Вернулся и начал опять играть за ЦСКА.
Все в шоке: «русская революция в «Бадахосе»
— Следующей вашей страной стала Испания.
— Да. Приходит как‑то агент испанский, Иньяки – тот ещё аферист. Наши ребята только начали уезжать из ЦСКА: Корнеев, Галямин, Кузнецов. И нас с Валерием Брошиным отправили в «Бадахос». Они только вышли в первую лигу в Испании. Мы приехали. Утром тренировка в 9:30. В полвосьмого встаём, а на термометре уже +43. Меньше 40 вообще не было. Спать невозможно. Кондиционер ломается, номера меняем. Дурдом.
Первая игра. Выезд. Меня и Брошина ставят в основу. Команду не знаем. Может, пару раз потренировались с ними. 1:1 играем. Я забиваю. Тайм играем – нас меняют, других просматривают. На другом выезде тренер опять ставит меня на тайм. Забиваю три, 4:1 выигрываем. Потом дома играем с кем‑то. Ещё за тайм три кладу. Они все в шоке. В газетах пишут: «Русская революция в Бадахосе, приехали игроки экстра-класса!»
Договаривались, что зарплата будет 10 тыс. долларов, плюс квартира и машина. Их всё это устраивало.
А в это время поехал из «Спартака» в «Вальядолид» Гена Перепаденко. Там не подошёл, приехал к нам. Во второй игре он выходит на замену минут на 15. Следующая игра дома – его удаляют где‑то на 20-й минуте. То есть его практически не видели. Но Гена уже мог немножко объясняться по‑испански. И они с тренером нашли общий язык. В итоге оставили его и Брошина.
На тренировку собрался полный стадион. Я вышел и через переводчика передал: «Ребята, извините, я сделал всё, что мог, видит Бог. Я вообще ничего не понимаю в жизни. Вы видели мою игру».
— Вас уже ждали в чешской «Сигме».
— Да. Но перед этим у меня ещё отец умер. И какой‑то негатив пошёл: то там облом, то там. В ЦСКА приезжаю – опять уезжаю. В «Сигме» тоже начались какие‑то непонятные движения. Нужен, не нужен… Трансфер большой, давайте убирать. Убрать нельзя. Короче, договорились так: 2 тыс. марок за игру. Пару-тройку игр сыграл, на замену выходил ещё. Потом сам пришёл к руководству: «Я уже не могу, пустой, как выжатый лимон. Ни эмоций, ничего нет. Просто так выходить – портить имя не могу. Давайте как‑то по обоюдному согласию расторгать. Я честно пришёл к вам». Они согласились и отпустили меня.
Вторую часть интервью читайте по ссылке.