Как живут преступники, приговорённые к принудительному лечению

Здесь под круглосуточным наблюдением медиков содержатся приговорённые к принудительному лечению убийцы, насильники, грабители.

Из тюрьмы в больницу

В нашей стране всего 7 специализированных психиатрических больниц. Здание в Грайвороне построено в 1890 году как тюрьма для особо опасных преступников. За массивными каменными стенами находились душегубы и бунтари разных мастей. А к узким окнам под потолком поднимались молитвы Богу, потому как часть преступников ожидала в грайворонской тюрьме смертной казни.

В 1961 году здание решили перепрофилировать. В нём открыли первую в нашей области психиатрическую больницу для душевнобольных, совершивших преступления. Здание немного изменили: расширили оконные проёмы, в бывших камерах, ныне палатах, убрали двери. Но решётки на окнах всё же остались, и прогулочный дворик по‑прежнему охраняется. Только надзирателей сменил медперсонал.

Фото: Алексей Стопичев
ТВ строгого режима. Почему в репортажах исправительной колонии нет слова «осуждённые»

И вот уже 60 лет в Грайвороне по решению суда принудительно лечатся преступники, не осознающие опасности своих деяний.

Палаты без дверей

Главврач Грайворонской психиатрической больницы Анна Мирошникова проводит экскурсию по зданию.

В отделении специализированного типа для принудительного лечения больных (единственном в нашем регионе) – палаты без дверей. Так нужно, чтобы медработники имели постоянный доступ к больным, а те не могли изолироваться. 

В спецотделении 69 человек. Большая часть из них – убийцы, насильники, грабители. Изредка попадают сюда за кражи – как правило, умственно отсталые, которые не понимают, что красть нехорошо.

Здание Грайворонской психиатрической больницы / Фото: Алексей Стопичев

Но вот те, кто попал на принудительное лечение по тяжким статьям, слабоумием не страдают. Да, это глубоко больные люди, потерявшие грань между реальностью и вымышленным миром собственных фантазий. Но часто они очень хитры, изворотливы, умны и хорошо образованы. В совокупности с агрессией, беспричинной жестокостью и бредовыми идеями они становятся опасными и для общества, и даже для самих себя. Потому медперсоналу всегда нужно быть настороже.

24/7

Главврач, показывая большие палаты, в которых содержатся от 4 до 6 пациентов, рассказывает и о работе медперсонала:

«У нас медперсонала больше, чем в обычных больницах, но это вынужденная мера. Сотрудники круглые сутки должны наблюдать за больными, потому как приговорённые к принудительному лечению разные. Многие из них у нас с большим криминальным прошлым, имеют по пять и больше судимостей. Живут по тюремным законам. Плюс нестабильное психическое состояние, что каждую секунду может обернуться эмоциональным взрывом, агрессией. Потому у нас везде камеры. Пациенты могут выходить из палаты, но самостоятельно не передвигаются – только под контролем медперсонала».

Улыбнулся и ударил

В психиатрической лечебнице чего только ни случалось: побеги, нападение на медиков, драки между пациентами. И это несмотря на то, что с первых дней пребывания им назначается специальное лечение достаточно тяжёлыми препаратами.

Анна Мирошникова / Фото: Алексей Стопичев

«При интенсивном лечении они вроде и не нуждаются в дополнительных мерах наблюдения, но дело в том, что в любой момент их состояние может измениться. Поэтому мы всё время наблюдаем. К ним нельзя поворачиваться спиной. Был случай, когда пациент находился в стойкой ремиссии. Ему сделали замечание – он улыбнулся, сказал: «Хорошо, я больше так не буду», – а едва медсестра прошла мимо, со всей силы ударил её по голове. Женщине наложили несколько швов», – рассказывает завотделением Николай Карпенко.

Потому ежедневно в психиатрической больнице медики проходят инструктаж. И постоянно они бдительны.

По строгому распорядку

Пациенты, совершившие преступления, живут по строгому распорядку. Подъём в 6 часов утра. До 7 уборка палат, умывание, чистка зубов и приём медикаментов. С 8 до 9 – гимнастика и завтрак. До часу дня проводятся основные лечебные процедуры, социально-реабилитационные мероприятия. С пациентами работают психиатры, социальные педагоги. До двух обед – и снова медицинские процедуры. С 14 до 16 часов обязательный тихий час. Затем полдник. Позже баня, стрижка, бритьё, телефонные разговоры с родственниками. В 18:00 ужин и после медицинских мероприятий свободное время. Отбой в 22:00.

По сути, содержание в психиатрической лечебнице по распорядку мало чем отличается от колонии. Даже прогулки проводятся лишь в специальном дворике, огороженном со всех сторон высоким забором с колючей проволокой. И идут во дворик пациенты по коридору, огороженному сбоку и сверху массивной решёткой.

Николай Карпенко / Фото: Алексей Стопичев

Свидания тут, как правило, не чаще раза в месяц. Правда, сейчас в связи с пандемией они запрещены. Передачи и посылки, как и на зону, обязательно проверяются на наличие запрещённых предметов. Одним словом, почти колония, только свободы в передвижениях меньше и постоянные медицинские процедуры.

Записка для прессы

Когда идём по коридору, один из пациентов, не стесняясь главврача и завотделением, выныривает из палаты и суёт в руку листок с рисунком.

«Это для прессы», – шепчет мне и заговорщически подмигивает.

На мой растерянный взгляд Николай Карпенко говорит:

«Берите, ничего опасного нет».

Фото: Алексей Стопичев
На станках и в печи. Какую продукцию выпускают в колониях Белгородской области

Разворачиваю лист. На одной стороне рисунок, а на другой мелким почерком написано, что в каких‑то хуторах кто‑то вешался, стрелялся. Кому‑то якобы подстраивали автокатастрофы, кто‑то погиб на Пасху, когда «все да не все были на кладбище». Судя по письму, люди из хутора, где жил автор послания, погибли от происков спецслужб. 

На мой удивлённый вопрос завотделением спокойно поясняет, что их пациенты часто живут в своём мире.

Вымышленном, но для них не менее реальном. Кстати, пациент, передавший мне записку, в психиатрической больнице находится за то, что откусил у человека кусок тела.

Шпионы и сверхчеловеки

«Раньше у нас наполенов много было, а сейчас шпионы иностранных государств преобладают, – рассказывает Карпенко. – В психиатрии есть некоторые кратковременные заболевания, которые проходят. Но у нас, к сожалению, в большинстве контингент, у которого состояния могут лишь прогрессировать, поэтому выздоровления ожидать чаще всего не приходится». 

В этом случае, говорит завотделением, хорошо бы добиться внутрибольничной ремиссии. 

Вход в спецотделение больницы / Фото: Алексей Стопичев

«И это на очень серьёзном лечении, на тяжёлых препаратах! – восклицает завотделением. – Убирается агрессия, бред, галлюцинации, аффективные расстройства. Есть категория лиц только с внутрибольничной ремиссией. И опять наступает обострение. Препараты перестают действовать – резистентность. Организм привыкает. Как и к наркотикам. И тогда новое лечение: меняется схема либо препарат».

Заведующий отделением делится историей о том, как один из их подопечных общался с кем‑то невидимым:

«Мы понимаем, что пациент галлюцинирует, но что видит – не признаётся. Долгое время я пытался выяснить, и, наконец, он сообщил, что общается напрямую с Богом посредством воды. Причём неважно, в каком состоянии вода – пар, снег, любая влага. Больной рассказывает и улыбается. Ему приятно. Он светится весь. «А почему нам не рассказывал?» – спрашиваю его. «Ну, мне вас жалко, что я выше, чем вы, и могу с Богом общаться, а вы нет. Не хотел вас стыдить». Такой вот благородный «сверхчеловек».

Когда снимают наручники

Каждый пациент – отдельный клинический случай, к которому нужен индивидуальный подход. Кто‑то считает, что его колют по ночам препаратами, кто‑то уверен, что под колпаком у спецслужб. Иные выполняют распоряжения голосов в своей голове. И от этих рассказов психиатра становится жутко.

Больные в палате / Фото: Алексей Стопичев

— Как же вы с ними справляетесь? – спрашиваю его.

— Такая у нас работа, – улыбается Николай Карпенко. – Решает суд, что подсудимый – больной и нуждается в медицинских мерах принудительного характера, значит, его отправляют к нам. Привозят из следственного изолятора в наручниках. Выводят из автозака в сопровождении собаки и пятерых конвойных. Заводят в отделение, снимают наручники и оставляют. А у нас медперсонал – девочки и два-три санитара. Хорошо, что сейчас ещё ЧОП охраняет.

Тогда и сейчас

Когда пациенты начинают буйствовать, их успокаивают с помощью медикаментов. Уже давно и в помине нет смирительных рубашек, известных нам по фильмам. Больных обездвиживают на специальном лежаке с помощью фиксаторов и колют успокаивающие препараты. Но даже в зафиксированном состоянии впавшие в буйство пациенты орут, вырываются и могут сжать мышцы так, что сломается иголка. Потому персонал обучен действовать в любых ситуациях.

Один из опытнейших врачей-психиатров – Ангелина Фёдорова – много десятилетий проработала в психиатрической больнице. Вспоминает, что ещё в советские времена лечение часто было другим, более радикальным:

«Применялась электросудорожная терапия, ранее известная как электрошок. Также была инсулинокоматозная терапия. Учёные обнаружили, что гипогликемическая кома способствует восстановлению клеток головного мозга. И больных вводили в кому, а потом выводили из неё. Сейчас это давно не применяется и лечение проводится медикаментозно».

Прогулочный дворик / Фото: Алексей Стопичев