Врач-анестезиолог Олег Овчаров: Такого понятия, как смерть от наркоза, сегодня нет

Мягкое засыпание

— Олег Евгеньевич, многие пациенты боятся не самой операции, а наркоза, вокруг которого ходит немало страшилок из ряда «А если я не проснусь? А вдруг он и правда забирает пять лет жизни?».

— Раньше для наркоза применяли препараты, которые были токсичны и имели немало негативных побочных эффектов. Если углубиться в историю, то с самого начала использования эфира и хлороформа в XIX веке риск погибнуть от анестезии был выше, чем смерть от самой операции. Это тормозило развитие хирургии. Настоящий прорыв случился в середине 1960-х годов, когда появились аппарат искусственной вентиляции лёгких и более безопасные препараты для наркоза. Летальных случаев стало значительно меньше.

Анестезиология, особенно в последние годы, стремительно развивается. С чем я начинал работать в конце 1990-х и сейчас – небо и земля. Препараты стали безопаснее: они не вызывают изменений в почках и печени, не повреждают сердечную мышцу, не токсичны, считаются гипоаллергенными, они дают мягкое засыпание и ровное пробуждение. Такого понятия, как смерть от наркоза, сегодня нет, только исходное состояние здоровья пациента может повлиять на течение анестезии.

— А если вдруг передозировка?

— Этот вопрос – отголосок тех времён, когда использовалась эфирная анестезия. Чтобы добиться глубокого наркоза, увеличивалась доза эфира, и это негативно действовало на весь организм. Он мог с ней не справиться.

Сегодня анестезиолог выборочно отключает функции жизнедеятельности пациента – сознание, болевые ощущения, мышечное напряжение, рефлексы на действия хирурга – с помощью препаратов, изолированно воздействующих на компоненты анестезии, тем самым уменьшая их побочное действие на организм. Во время одной операции их может быть до пяти. И рассчитываются они в миллиграммах на килограмм веса, поэтому побочные эффекты сведены к минимуму.

Олег Овчаров / Фото: личный архив

Читать ситуацию

— Должны ли анестезиологи подробно знать, чем каждую минуту занят хирург на операции?

— Обязательно. Зная ход оперативного вмешательства, мы определяем моменты, когда надо усилить анестезию. Это этапы операции, когда идёт максимальная хирургическая агрессия: разрез кожи, грудины, вскрытие твёрдой мозговой оболочки.

Мы не работаем, как хирурги, руками, мы постоянно анализируем состояние пациента. Взгляд на пациента – на мониторы – опять на него. Анестезиолог должен молниеносно читать ситуацию и действовать, чтобы не дать развиться неблагоприятным последствиям.

— Вы полагаетесь на свой опыт или на показатели на мониторах?

— Это слияние опыта, который приходит с годами, и возможностей техники, которая намного лучше следит за состоянием человека, чем это было лет 20 назад.

— То есть когда‑то вашим главным помощником был тонометр?

— Да, значения пульса, например, определяли пальпаторно (пальцами – прим. ред.) или фонендоскопом. Это занимало время, приходилось отвлекаться от операции, и это были субъективные данные.

Фото: Вадим Заблоцкий

Появление пульсоксиметра (медицинский контрольно-диагностический прибор для измерения уровня насыщения кислородом капиллярной крови – прим. ред.), который сейчас на слуху, позволило оценивать функции дыхания и кровообращения во время наркоза. До него гипоксию (пониженное содержание кислорода в организме или отдельных органах и тканях – прим. ред.) мы замечали только по цвету кожных покровов, крови в ране. Представьте, каково это было делать в операционной, когда больной укрыт синим операционным бельём под светом ламп?

Современная аппаратура контролирует состояние нервной, дыхательной, сердечно-сосудистой систем, мониторы показывают частоту сердечных сокращений, электроэнцелографию, глубину анестезии, концентрацию выдыхаемого углекислого газа и ингаляционного анестетика. Но правильно оценит все эти показатели только врач-анестезиолог, который больше работает головой, чем руками. А для этого он должен разбираться во многих дисциплинах, которые вроде не относятся к его навыкам: хирургии, терапии, кардиологии, методах исследований и лабораторной диагностики.

— Иногда можно услышать, что пациент во время операции проснулся…

— Такое было ранее при недостаточной анестезии. Но сегодня в операционной мониторы показывают активность головного мозга, и врач видит, насколько глубок сон. Так что синдром пробуждения маловероятен.

Фото: pixabay.com

Будет не больно

— Многие операции сегодня делают под местной анестезией, когда человек полностью в сознании. А не проще, когда он спит?

— При местной, или регионарной, анестезии влияние на функции организма минимальное, и это большой плюс. Обезболивание происходит за счёт блокировки периферических нервов, нервных сплетений, нервных корешков спинного мозга. Передача болевого импульса от раны в головной мозг прерывается. Можно полностью обездвижить и обезболить человека по пояс.

Но нередко приходится убеждать пациента, что при его патологиях, например заболеваниях сердца, регионарная анестезия будет лучше наркоза. Стараешься понятным языком объяснять, что будет совсем не больно, и главное – нет необходимости отключать сознание. И, как правило, пациент, выписываясь, благодарит, что его сумели убедить.

— То есть какую анестезию выбрать, вы обсуждаете с пациентом?

— Такое обсуждение повышает доверие пациента к тому, что будет происходить во время операции, об этом я тоже подробно рассказываю. Когда человек вооружён знаниями, он намного спокойнее. Психологический контакт очень важен: наши пациенты волнуются, они знают, что в их жизни предстоят серьёзные изменения, и я должен внушить уверенность, что всё будет хорошо, с ними работают знающие специалисты. Кроме того, мы проводим медикаментозную терапию, чтобы наш пациент хорошо спал и не волновался в день операции.

Фото: pixabay.com