Хорошая смерть
Паллиативная помощь – это помощь человеку в той стадии заболевания, когда ему уже нельзя помочь. Главная задача – поддержать его физически и морально, обеспечить достойный уход из жизни. Паллиативная помощь оказывается на дому и в хосписах, коих в нашей области пока нет. Несмотря на то что первый хоспис в России появился в 1990 году, стандарты оказания такой помощи разработали меньше трёх лет назад и пока только осваиваются в паллиативных отделениях.
Нынешнее отделение в Томаровке рассчитано на 20 коек, шесть человек лежит с онкологией в терминальной, неизлечимой стадии, остальные – с сердечно-сосудистыми заболеваниями, дыхательной недостаточностью, последствиями инсульта, тяжёлых травм. Сильными препаратами снимаются нестерпимо мучительные боли, восстанавливается дыхание, человек может, наконец, нормально выспаться, часто впервые за много недель.
В паллиативной помощи есть понятие «хорошая смерть»: это отсутствие боли и готовность человека к уходу из жизни, завершение всех дел и правильное прощание с близкими людьми. Помощь по каждому из этих пунктов – задача медперсонала отделения. Врачи и медсёстры проходят специальное обучение, где узнают об особенностях ухода, поведения, вплоть до синтаксических конструкций, которыми можно говорить о неизлечимой болезни, неизбежном исходе. Этому практически не учат в медицинских вузах.
«Люди хотят знать свой срок и всегда спрашивают о нём, но мы не всегда отвечаем прямо: не каждый способен справиться с этим знанием. Спрашиваем: в связи с чем вы задаёте этот вопрос? И честно говорим пациенту столько, сколько он желает знать. Если у него есть незавершённые дела, не улажены вопросы с наследством, он может начать этим заниматься. Мой отец успел написать свою автобиографию, завещание, послание детям и внукам и умирал спокойно», – говорит Наталья Говорун, главный внештатный врач области по паллиативной медицине.
Она заведует отделением с самого его открытия в 2013 году. На десять больных здесь приходится одна медсестра и одна санитарка, а также дежурная процедурная медсестра и лечащий врач.
Поначалу палаты заполнялись мало – люди просто боялись сюда попадать, спрашивали своих врачей: «Вы нас отправляете умирать?» Но здесь не всегда умирают. Некоторые уходят на своих ногах. Некоторые периодически ложатся, чтобы подлечиться, как, например, Андрей.
Ему 20 с небольшим, после неудачного ныряния – перелом позвоночника. Теперь Андрей больше не может ходить, плохо двигает руками. Он живёт с сестрой, которая работает и растит двоих детей – на полноценный уход за братом просто не хватает сил. Он ложится сюда, чтобы подлечить появляющиеся пролежни и, быть может, дать отдых сестре.
– Здесь хорошо, – откладывает Андрей в сторону планшет. – Хочешь – в Интернете сиди, хочешь – катайся во дворе на коляске, молельная комната есть.
– Молельная комната? Ты ходишь на службу?
Молчит и улыбается.
– Не скучно здесь?
– Неа, нормально, планшет есть.
На прикроватной тумбочке замечаю карандашный рисунок, на нём – волк, воющий на луну.
В хосписе живут, а не умирают
Паллиативные отделения, по сути, российское изобретение – для этого отводятся помещения и койки в обычных больницах. Но этого недостаточно: одна из главных задач хосписа – это помощь на дому. Как ухаживать за лежачим человеком, как правильно делать инъекции, как его кормить и мыть, что делать во время приступов боли и паники? Множество трудностей, которые возникают в семье больного человека, должны решаться с помощью выездной службы хосписа.
Сам хоспис в идеале – это небольшое отделение, где человеку снимают острый синдром и подбирают правильную терапию. Тогда хоспис сможет принимать больше людей, а срок ожидания будет минимальным. Примерно так это и происходит в томаровском отделении – время пребывания здесь не ограничено, но составляет в среднем 30 дней.
В России много людей умирает в реанимации, и это очень страшно – белые стены, какие-то трубки, чужие люди. Для родных момент ухода близкого человека запоминается на всю жизнь – был ли ты рядом, успел ли взять за руку, сказать главные слова или только на следующий день узнал от постороннего, что родного человека не стало ночью. Поэтому важно, чтобы друзья и родственники могли быть рядом в любое время суток. В хосписе интерьер максимально домашний и уютный, есть комнаты и спальные места для родственников.
«В области на сегодня 299 коек паллиативной помощи, – сообщает Ирина Николаева, начальник отдела организации медицинской помощи областного департамента здравоохранения. – По поручению губернатора уже есть проект первого взрослого хосписа. Пока рано говорить о конкретике – он находится на стадии разработки и согласования, но, вероятнее всего, небольшой хоспис до 20 мест откроется в Томаровке в 2016 году. Мы долго готовились к этому, ездили в другие города, смотрели, как это работает, и будем опираться на классические хосписные принципы».
Один из них – софинансирование хосписов из бюджетных средств и благотворительных пожертвований.
«Это важный момент благотворительной медицины – добровольное участие людей в помощи пожилым и тяжелобольным людям, – говорит Евгений Говорун, главный врач томаровской больницы. – Как материально, так и в качестве волонтёров. Для этого люди должны понимать, что хоспис – это не страшное место, где люди умирают, а то, где помогут прожить свою жизнь достойно и с радостью до последнего дня, как бы тяжело ни было. Это про всех нас история, старости никому не избежать».
Томаровское отделение оснастили благодаря пожертвованиям нескольких предприятий. Оно было переоборудовано из обычного терапевтического, когда в палатах лежат до 12 больных. Сейчас здесь – не более четырёх человек, постельное бельё в цветочек.
– Персонал очень хороший: внимательный, заботливый. Больные всегда чистые, под присмотром, и главное – никто не хамит и не грубит, – женщина в белом халате щедра на похвалу.
– А вы медсестра?
– Я? Нет, я здесь с мужем, целыми днями. Можно было бы ночевать – и ночевала бы.
Ирина с Валерием – сколько им, 60, больше? – ведут себя как молодые влюблённые: не отпускают рук, не отводят глаз и тоже всё время улыбаются. Здесь вообще много улыбаются. Ирина смахивает с век тень затаённой боли едва заметным движением руки и снова смотрит ясно и светло. Скоро обед, потом – прогулка во дворе. Есть только этот миг: cегодня они вместе и счастливы.
Фото Ольги Алфёровой
Душа попросила
«Работать в таком отделении, естественно, намного тяжелее, чем в обычном, – говорит Наталья. – Я не могу перестать думать о своих подопечных после работы, в голове постоянно крутятся мысли о них: кто-то перестал спать, у кого-то пропал стул, кто-то плачет – этот поток не остановить. У нас есть штатная единица – медицинский психолог, но почему-то никто не хочет сюда идти, не можем найти подходящего человека. А нам очень нужен специалист, который мог бы работать и с людьми, и с персоналом».
Сотрудники паллиативных отделений подвергаются такой тяжёлой психологической нагрузке, что сюда не берут молодых врачей – нужен опыт работы не менее пяти лет. Эта профессия не считается вредной, нет надбавок к зарплате или дополнительных отпусков. Каждый день работая с обречённостью, человек должен найти точку баланса между сочувствием и отстранённостью. Сделать это самостоятельно едва ли возможно. Профилактикой профессионального выгорания занимаются священники.
«Когда становится тяжело, да и просто после смены, я хожу в молельную комнату. Становится легче, это моя психологическая разгрузка», – говорит мягкая и, конечно, улыбчивая медсестра Ирина.
Сегодня отец Сергей проводит здесь службу, на ней не меньше десяти человек, затем обходит комнаты.
– Любой священник – всегда психолог. Его задача, где бы он ни находился, привести человека к Богу.
– А если человек неверующий, но ему нужна поддержка?
– Всё зависит от умонастроения человека, иногда одно слово меняет его сознание, иногда тонны книг не помогут. У меня был очень эрудированный, образованный сосед, большой скептик к религии. Умирал здесь в отделении, был уже практически в агонии. Я приехал, совершал соборование. К середине обряда он открыл глаза и пришёл в сознание, через два часа исповедовался и причастился, через сутки ушёл. То есть человек, который уже был на той стороне, словно вернулся, для того чтобы успокоить душу. Да таких историй вам любой священник не одну расскажет.
Табу на смерть
Смерть – одно из последних табу нашей культуры. У нас можно говорить про секс, про деньги, про насилие. А про смерть всё ещё нельзя, мы всеми способами избегаем разговоров на эту тему. Если, скажем, бабушка заговорит о том, как хочет, чтобы прошли её похороны, мы ей запрещаем думать про это: ты что, тебе ещё жить да жить. И она замолкает в волнении и неизвестности. Хитро вуалируем смерть родственника в рассказе об этом детям. Вместо того чтобы сказать, что кто-то умер, говорим: он нас покинул, его больше нет, ушёл в лучший мир. Но как бы мы ни отворачивались от факта смерти, она остаётся неизбежной.
Зачем вообще тратить большие деньги и силы на помощь тем, кому помочь всё равно нельзя? Об уровне развития общества можно судить по тому, каково в нём самым слабым – старикам, инвалидам, тяжёлым больным. И поэтому, заботясь о качестве жизни, нужно подумать и о качестве смерти.
Если человека нельзя вылечить, это не значит, что ему нельзя помочь. Помогать умирающим – дело чести. Вкладывать в паллиативную медицину деньги и душу – значит, быть уверенным в том, что когда придёт наш час, мы встретим смерть достойно, без боли и страха.