Мягонько двигал к вере
С сотрудником Синодального миссионерского отдела игуменом Агафангелом (Белых) мы встретились на архиерейском подворье Свято-Троицкого храма в Новотроевке Корочанского района.
Село небольшое, зимой здесь всего полтора десятка жителей. Само подворье возникло в начале 2000-х. Предыдущий настоятель – отец Климент (Бояренко) – хотел открыть здесь социально-реабилитационный центр для людей в трудной жизненной ситуации. Эта идея частично воплотилась в жизнь: сюда приезжают те, кто хочет стать на путь исправления, трудиться и молиться.
Сначала церковь устроили в деревянном доме. А в 2010 году построили двухэтажный келейный корпус, где расположился домовой Троицкий храм. Среди его святынь – частицы Животворящего Креста, мощей многих святых.
«Меня Господь мягонько двигал к вере, – рассказывает отец Агафангел. – Когда‑то я принадлежал к разным неформальным движениям. Никогда не отрицал христианство как таковое, но мне оно было не вполне понятно. И вышло так, что я сам попал в трудную ситуацию – потерял работу. И пошёл в Кёнигсберге на случайную подработку – отделывать церковь. Там и остался. А настоятель, игумен Тихон, через время мне говорит: «Ты у нас полгода уже работаешь, а почему с нами не молишься? На‑ка, читай час третий». «Я же не умею по‑славянски», – говорю ему. А он отвечает: «Вот тебе псалтырь – учись. Когда никого нет, читай громко вслух». И я начал молиться. Жил в сторожке, печку топил дровами. Потом батюшка сказал мне, что в Белгороде открывается духовная семинария. И я поехал туда учиться».
Очень много земли
Самая первая миссионерская поездка отца Агафангела состоялась летом 1997 года:
«Тогда я ещё был семинаристом и по благословению владыки Иоанна улетел в Якутию. Это задало тон всему будущему нашему служению, и когда я стал священником, то Север для меня был уже целью.
Я родился в Старом Осколе. До 17 лет особо никуда не выезжал из Центральной России. Ну, на Западе был несколько раз. Больше двух часов на самолёте не летал. А тут летишь и летишь… Шесть часов. И это только до Якутска. И там дальше ещё столько же. Вот такие были мои первые ощущения.
Ну и конечно, это просторы. В Белгороде я привык к другому. А там смотришь: очень много у нас, оказывается, земли.
Потом, в 2005 году, я, будучи уже священником, улетел в Магаданскую область. Там послужил в разных местах. После Колымы была Чукотка, а с 2009 года – посёлок Тикси в Якутии».
От вагончика – к храму
«Мне дали телефон старосты. Звоню, говорю: «Завтра я приеду. Вы, пожалуйста, все соберитесь». Прилетел в Тикси на военном самолёте, захожу в квартиру, там две женщины. Познакомились. Говорю: «Ну что, ждём, пока все соберутся». А мне в ответ: «А все уже здесь».
Начали молиться, служить каждое воскресенье литургию. А через год я нашёл вагончик, привёз его на место будущего храма и сказал, что через неделю будем молиться там. Мне говорили: «Батюшка, да вы что, с ума сошли? Вы не знаете наших северных условий!» «Ну почему не знаю? – отвечал я. – Пять лет на северах был. Всё будет хорошо».
Староста не ходила в храм месяца три. Сказала, что все мы там замёрзнем. Но мы топили печку дровами и молились. И Божьей милостью через два года храм начали строить – и построили. А было пустое место».
Образец для остальных
«Я думаю, миссионерский приход в том и заключается, чтобы на пустом месте создать храм, общину. Мы начинаем просто жить рядом, молиться Богу. Смешно думать, что всё произойдёт за несколько дней. Это может занять много времени.
Есть такой святой – Иннокентий, митрополит Московский. В 27 лет его с женой и ребёнком послали на Алеутские острова. Он должен был ехать туда из Иркутска. Это сейчас сел на самолёт и полетел. А тогда сначала оленями, лошадьми до Охотска, а потом ещё плыть до этих островов. Что он сделал в первую очередь? Приехал, начал строить дом. А местные смотрят с интересом: что он делает? Спрашивают: «А как ты дом строишь, а как обрабатываешь дерево?» Он показал… Через год жители построили храм. Поэтому наше дело миссионерское – молиться, трудиться, быть образцом, и народ Божий подтянется.
Разумеется, не все реагируют на миссионеров доброжелательно. Были случаи нападений. Любое доброе дело всегда сопровождается реакцией чёрных сил. Если нас не спрашивают, мы не можем навязываться, стучать во все двери, как сектанты, завлекать людей. Но если хотят узнать, мы должны рассказать всё точно о своей вере.
Когда я приехал в Тикси, пошёл в школу, говорю: «Давайте проведём беседу». На меня испуганно смотрят: «Нет, у нас года три назад батюшка приезжал, провёл беседу для всех. А некоторые родители (это были пятидесятники) подали заявление в прокуратуру». Я пошёл туда, представился, показал свои бумаги. Прокурор спрашивает: «Батюшка, какие проблемы?» Я рассказал. Он позвонил в школу и говорит: «Прокурор не против».
Фото из личного архива игумена Агафангела
Всегда, когда я прихожу в учебное заведение, предупреждаю заранее и прошу, чтобы родители написали в дневниках о своём согласии. Бывает обидно, когда два-три родителя против. Мы беседуем, общаемся, а их дети стоят в коридоре.
Протестантские направления проникли на Север ещё в 1990 е. У них всё это происходит очень быстро, потому что их миссионеры – миряне. А у нас этот потенциал очень сильно утрачен. Мы думаем, что главные в церкви – это священники и епископы. Но нас в России 146 млн. Из них примерно 40 тысяч священников. Так главный‑то кто? Конечно, народ. Миссионерский отдел нашей церкви – это все православные. Миллионы внештатных сотрудников. Но они об этом ещё не знают».
Якутская традиция
«В Якутии население крестили давно. Вот, например, в школу приходишь, говоришь: «Здравствуйте, у меня очень странное для вас имя – Агафангел. А как вас зовут?» А в ответ – Фёкла, Елеазар. Я знал человека, которого звали Христофор Вонифатьевич. Вы встречали у нас такие имена? У местных жителей существует традиция давать имена в честь бабушек и дедушек. Из неё понятно, что те имели христианские имена.
В Якутии к 1917 году было крещено 90 % населения. Я специально изучал исторические документы: крещение было не насильственным. Есть документ Иркутской духовной консистории XVII века, где написано: «Запрещается крестить людей, того не желающих, требуется изначально испытать веру их, желание их и по испытании и научении вере – крестить».
К 1917 году там было около 300 храмов, а к началу 1990 х от них не осталось практически ничего. Некоторые сейчас реставрировали, строят новые. Трудами архиепископа Якутского и Ленского Романа они потихонечку обрастают людьми.
За шесть лет я лично крестил человек сто. Из них меньшая часть – маленькие дети, большая – взрослые. Это у нас, в Центральной России, принято, что взрослые уже все крещёные и крестят в основном детей. Там же – наоборот. Когда приходят крестить ребёнка, мы не можем это сделать без веры отца и матери. Из тех, кого я крестил, примерно половина стала постоянными прихожанами храма».
Фото из личного архива игумена Агафангела
От Тикси до Таиланда
«Если говорить о нашем Синодальном миссионерском отделе, то нас посылают прежде всего на Крайний Север и Дальний Восток. Это те места, где человек может ехать до храма 500 км на вездеходе. Или, чтобы причаститься на большой праздник, лететь в храм на самолёте. Миссия есть и в Центральной России, часть приходов – в Юго-Восточной Азии. Наши семинаристы несут послушание от Тикси до Таиланда.
Быть миссионером на Севере может далеко не каждый. Был у меня студент. Сейчас он уже священник. Для него было сложно смириться с погодой, и он уехал при первой возможности. А другой человек побывал в ещё более суровых условиях: мы с ним ездили в посёлок к оленеводам и там прожили полтора месяца. Мороз 50 градусов, помыться можно только из тазика в комнате, где вода на полу замерзает. А он после этого сказал: «Мне понравилось. Можно я ещё приеду?»
Язык общения на Севере для всех русский. Но понятно, что для каждого человека очень важно, когда слово Божье звучит на его языке. Что касается якутского, то есть полный перевод и службы, и Евангелия. Есть некоторые переводы Священного Писания на другие языки народов Севера. Мы стараемся по возможности их использовать».
В других категориях
Когда живёшь в тех местах, невозможно не стать их частью. Привыкаешь есть строганину. Начинаешь думать по‑другому. Вот надо бы слетать в Борогон, это 400 км. Вертолёт будет примерно через две недели… А будет ли погода?
Север приучает быть ответственным. Здесь, в Центральной России, если ты проехал мимо человека на трассе, то знаешь, что следующий автобус его подберёт. А там ты едешь и понимаешь, что позади тебя нет никого. И если ты не возьмёшь человека, то через час он может замёрзнуть.
Я иногда для здоровья ходил пешком между Тикси-1 и Тикси-3. Расстояние – 8 км. И очень редко мне удавалось дойти пешком даже летом. Потому что машины останавливаются: «Батюшка, садись». Эта забота о своей и чужой жизни отличает северян.
А так люди совершенно обычные. Кто‑то работает на нефтяных и газовых промыслах, коренные народы в основном занимаются оленеводством и рыболовством. Народы Севера очень разные. Но общая проблема – нынешняя попытка встроиться в глобальную систему мира: сохранить своё или ассимилироваться, раствориться в другой культуре».
Непонимание веры
«С какими проблемами мы сталкиваемся? В Центральной России это прежде всего непонимание крещёными людьми своей веры. Например, недавно было Крещение. Многие люди из тех, что стоят в очередь в храм за водой и купаются в проруби, не были на службе, не знают смысла того, что совершается.
На Севере большая сложность в том, что коренные народы чувствуют нашу миссию как некоторое влияние русской культуры. Ясно, что чем меньше народ, тем больше он хочет самобытности.
Если говорить о проблемах глобально, то это нежелание современного человека нравственно измениться. Вот мы знаем о недавних кровавых событиях в школах. Когда спросили школьника-очевидца: «Почему всё это произошло?», он ответил: «Молодцы пацаны, прославились. Круто». Это нивелирование нравственных понятий. Главными становятся слава, известность. Для этого человек может даже совершить преступление. Такие люди не хотят ничего слушать о Христе. Они говорят: «Это несерьёзно».
Потому что нужно работать над собой, нужно измениться. А это долго, тяжело. На это уходит вся жизнь».