Обыватель, конечно, может прочитать тезисы в научном сборнике, найти текст закона в «Консультанте плюс» или скачать методичку на сайте пенсионного фонда. Но не факт, что поймёт, о чём речь. Потому что учёные пишут для учёных, законодатели – для юристов, а чиновники – для чиновников. И это нормально.
А журналист – он пишет для всех. Для учёного. Для юриста. Для чиновника. И для бабы Маши из села Нижняя Серебрянка Ровеньского района, которой тоже интересно, какое изобретение придумали учёные, какой закон разработали депутаты и что будет с её пенсией в новом году.
Мы постоянно думаем о бабе Маше. Она словно воплощает в себе нашу аудиторию: молодых и не очень, горожан и селян, работающих и пенсионеров, с кандидатскими степенями и с образованием три класса. Она очень разная, эта аудитория. И нам нужно сделать так, чтобы ей было понятно и интересно. Поэтому мы идём к учёным, депутатам и чиновникам, задаём им глупые вопросы, записываем умные ответы, а потом – внимание! – переводим их ответы на язык родных осин.
Мы как бы работаем переводчиками. А перевод иной раз грешит огрехами и неточностями. Поэтому когда вопрос очень уж сложный, мы даём нашему ньюсмейкеру его ответ на сверку и просим: Валентина Геннадьевна, будьте добры, проверьте текст на предмет ошибок или неточностей.
Большинство относится к просьбе с пониманием. Прочитают текст, что-то поправят, перешлют в редакцию. Меньшинство понимает просьбу своеобразно. Берутся за дело со всем энтузиазмом и давай подстраивать чужой текст под себя. Полностью меняют стиль изложения, после чего из журналистского материала получается та самая инструкция, нормативный акт или научная статья, которую баба Маша никогда не прочитает и не поймёт.
И вот беда: с каждым годом таких людей всё больше. Учёный звонит в редакцию и возмущённо кричит:
– Что за интервью вы со мной сделали? Почему так всё упростили?
– Мы допустили какие-то ошибки?
– Да нет, ошибок нет! Но написано так, как будто у вас газета для крестьянства!
Да, в том числе – и для крестьянства. Для тех людей, благодаря которым на столе у этого учёного – хлеб, молоко, овощи, колбаса, сыр. Они тоже наши читатели. Мы их любим и считаем, что они заслуживают того, чтобы газета излагала сложные вещи простым языком.
Но с учёными почти всегда получается договориться. А вот с государственными людьми – не всегда. Некоторые государственные люди мыслят не потребностями бабы Маши, а Нормативными Актами. Поэтому часто бывает такое: мы отправляем им на сверку журналистский текст, а на выходе получаем набор канцеляризмов и штампов.
Знаете, как это выглядит? Журналист, к примеру, пишет: «Чтобы получить от государства костыли или инвалидную коляску, вам надо собрать такие-то документы и в такие-то сроки обратиться в такое-то ведомство». Но государственный человек из этого ведомства считает, что формулировки слишком простые. И исправляет: «В соответствии с Постановлением Правительства номер такой-то от такого-то числа, реализуется комплекс мероприятий, в рамках которых в установленном порядке в соответствии с конституционным принципом равенства осуществляется процесс обеспечения граждан техническими средствами и услугами».
Это называется официально-деловой стиль. Если баба Маша напишет государственным людям письмо с вопросом, как ей получить от государства костыли или прибавку к пенсии, ей примерно так и ответят. Самое интересное в этих формулировках – обезличивание того, кто отвечает. Процессы как бы сами по себе осуществляются, программы – реализуются, инвалиды – обеспечиваются. А кто осуществляет, реализует и обеспечивает – это уже не так важно.
Но нам кажется, что это важно. Поэтому мы пишем, кто что делает и кто за что отвечает. Пишем так, чтобы было понятно бабе Маше. И тут государственные люди порой начинают проявлять принципы.
– Либо вы принимаете наши правки, либо мы отказываемся подписываться под этим текстом! – говорит мне по телефону Очень Важный Государственный Человек из Федерального Ведомства.
– А что вас не устраивает?
– Там у вас всё слишком просто написано. Люди могут подумать, что мы глупые!
К слову, в конце нашего текста, который полностью переписал «под себя» заботливый государственный человек, добавлено одно предложение: «Деятельность Федерального Ведомства осуществляется на принципах информационной открытости и сотрудничества с общественными организациями и институтами гражданского общества…» Между прочим, именно таким институтом являются средства массовой информации.
Мне повезло. Когда я был студентом, мне прочитали курс стилистики, и я знаю, что газетный текст предполагает публицистический стиль изложения, а ответы на письма граждан сочиняют в официально-деловом стиле. Но у меня нет времени пересказывать вузовский курс государственному человеку. А у него нет желания слушать. Ну, не получается у нас договориться.
…День, что ли, выдался такой – сижу и думаю про этого государственного человека. Представляю себе, как он после тяжёлого дня, выключив компьютер, едет домой. А там, дома, жена и дети, которых он любит. И вот, придя домой, он осуществляет акт коммуникации (в смысле – расспрашивает домашних, как прошёл день), затем в установленном порядке реализует комплекс мероприятий по приготовлению пищи (сиречь – готовит ужин). Потом – обеспечивает контроль успеваемости учащихся («Доча, неси дневник! Исправила двойку по алгебре?»), выделяет финансирование за счёт средств семейного бюджета в соответствии с потребностями несовершеннолетних (даёт сыну 50 рублей на школьный обед). Наконец, перед сном осуществляет деятельность, направленную на соблюдение установленных санитарно-гигиенических нормативов (принимает душ).
Конечно, я утрирую. Государственные люди – такие же люди, как и все. И разговаривать они по-человечески умеют. И про концепцию солидарного общества, одна из задач которой – приблизить условного государственного человека к безусловной бабе Маше, слышали. Но, увы, не всегда хотят.
Мнение редакции полностью совпадает с мнением автора