Город-крепость Болховец
Неровные, изнурённые летним зноем улочки села Пушкарного вели нас на вершину холма. Мелкий щебень сменялся асфальтом, потом опять наступала пора щебня, и только когда под колёсами машины послышалась дробь брусчатки, мы достигли цели.
«Это остатки дороги города-крепости Болховой, – сказал Владимир Жигалов, выпрыгивая из внедорожника. – На века делали».
С вершины холма открылась перспектива Белгорода и его окрестностей. В сизой дымке разогретого асфальтом воздуха сновали маленькие, как модельки, машины, ходили человечки и дымили трубы. Суетился город. А здесь, на вершине холма, где без малого 370 лет назад стояла крепость, было тихо и спокойно.
Спокойствия, кстати, а вернее успокоения, добавлял сельский погост.
«Кладбище это ведёт историю ещё с XVII века, – рассказывает Владимир Михайлович. – Хоронили здесь служивый люд из окрестных слобод: Стрелецкой, Пушкарной, Драгунской и Казацкой. Со временем оно разрослось, но так и осталось родовым для жителей этих уже не слобод, а сёл».
Мы пробрались между могильными оградками к центру погоста и остановились у широкой, заваленной погребальным мусором ямы.
«Здесь был крепостной пороховой погреб, – указал вниз Владимир Жигалов. – Это, наверное, всё, что осталось от Болхового. Да, может быть, несколько фрагментов насыпи, на которой возвышались крепостные стены».
Город-крепость Болховой (Болховец) основали в 1646 году при впадении реки Болховой Колодезь в Везёлку как составную часть Белгородской черты. Задача Болховца заключалась в том, чтобы перекрыть земляным валом, шедшим от города-крепости Болховец к городу Карпову, Муравский шлях, по которому крымские татары совершали набеги на Русь, и обезопасить главный город оборонительной черты – Белгород.
На протяжении XVII–XVIII веков с именем города-крепости Болховец связаны названия военных укреплений и административных единиц: Болховецкий участок Белгородской черты, Болховецкий уезд, Болховецкий стан.
Вместе с крепостью были основаны и городские слободы: Стрелецкая, Пушкарная, Казацкая, Драгунская, названные по роду деятельности населявших их служивых людей.
«Мои предки тоже из служивого сословия. Яков Жигалов – при царе Алексее Михайловиче служил на Белгородской черте десятником – командиром отделения по-современному», – объяснил Владимир Михайлович.
С первых лет основания в каждой из четырёх крепостных слобод Болховца были построены церкви. До 30-х годов прошлого века сохранились только две из них: Покровская и Николаевская. В 1732 году указом сената Болховец перешёл под управление белгородского воеводы, а во второй половине XVIII века изменился и его административный статус. Из города-крепости он превратился в село Белгородского уезда с четырьмя крупными однодворческими слободами и мелкими хуторами. А в середине минувшего века как самостоятельная административная единица исчезло и само село Болховец.
Оборонительная черта
Историю Белгородской оборонительной черты Владимир Жигалов изучает, можно сказать, с детства.
«В нашей слободе Стрелецкой Белгородскую черту называли Турецким валом, – вспоминает Владимир Михайлович. – В 1980-х годах по Болховцу вели газ, и я, тогда ещё подросток, увидел, как экскаваторщик вытащил из земли старинную пушку. В общем, с той поры увлёкся историей своего села, семьи и Белгородчины».
Владимир Жигалов познакомился с единомышленниками, такими же любителями истории родного края. И в 2011 году они создали историческое общество «Ратник», основными задачами которого определили историко-патриотическую и историко-культурную деятельность.
…За окраиной Стрелецкого вдоль дороги расположились коттеджи-новостройки, которые плавно вливались в соседнее село Драгунское. Мы остановились у обочины и пошли в лесополосу, которая редкими деревьями отделяла подворья от автодороги.
«Вот один из восьми сохранившихся участков насыпи Белгородской оборонительной черты», – указал под ноги Владимир Михайлович.
Я, право, растерялся. Никогда бы не подумал, что под сухими ветками, травой и бытовым мусором скрывался почти четырёхсотлетний исторический памятник.
«Не вы один не догадались бы, – заметив мою растерянность, сказал Жигалов. – Людей, которые серьёзно занимаются историей белгородской части оборонительной черты, по пальцам можно пересчитать. В Москве, в Российском государственном архиве древних актов, сохранилось много документов о ней. Но, к сожалению, историки предпочитают изучать оборонительную черту в общем контексте, забывая о том, что административное управление оборонительной линией осуществлялось в Белгороде».
Сайт http://belstory.ru/
В XVI веке лесостепную территорию между Московским государством и Крымским ханством называли Диким полем. С юга через эти малозаселённые земли татары совершали набеги на Русь. А с запада – по реке Ворскле – проходила граница Великого княжества Литовского (позднее – Речи Посполитой). Такое соседство несло не меньшую угрозу Московскому государству, чем крымчаки. Вот как о том историческом периоде писал русский историк Василий Ключевский:
«В продолжение XVI века из года в год тысячи пограничного населения пропадали для страны, а десятки тысяч лучшего народа страны выступали на южную границу, чтобы прикрыть от плена и разорения обывателей центральных областей. Если представить себе, сколько времени и сил, материальных и духовных, гибло в этой однообразной и грубой, мучительной погоне за лукавым степным хищником, едва ли кто спросит, что делали люди Восточной Европы, когда Европа Западная достигала своих успехов в промышленности и торговле, в общежитии, в науках и искусствах».
В 1635–1658 годах для защиты русских земель возвели Белгородскую оборонительную черту. В исторических документах это уникальное военно-инженерное сооружение описывается как непрерывная линия обороны длиной около 800 км(на территории современной Белгородской области – 425 км). От крепости к крепости, от острожка к острожку шли то земляной вал, то засека, то деревянная стена, а на речных бродах стояли частоколы. Черта начиналась у польско-литовской границы и шла на восток по правому лесистому берегу реки Ворсклы; поскольку река была мелкой, вдоль неё протянули сплошную полосу засек и надолбов и поставили крепости Вольный, Хотмыжск (1640), Карпов (1646). Муравский шлях, проходивший в степи между Ворсклой и Северским Донцом, перекрыли Карповским валом длиной 27 км с городами Болховец (1646) и Белгород. От Белгорода черта уходила на юг вдоль Северского Донца, затем поворачивала на восток по реке Нежеголь, где в 1654 году поставили город Нежегольск, и по реке Короче выходила к Яблоновскому валу. Далее отсыпали Новооскольский вал, кончавшийся у реки Тихая Сосна. Её берег защищали леса и болота, а у бродов встали укрепления Хотмыжск, Карпов, Болховец, Белгород, Нежегольск, Короча, Яблонов, Царёв-Борисов и Усерд. Дальше Белгородская оборонительная черта уходила к северу по высоким берегам Дона и Воронежа.
Главный город засечной черты – Белгород – отличался от других крепостей значительными размерами. По описанию 1668 года, белгородская крепость имела периметр около 650 саженей, а три стены примыкавшего к ней с запада острога протянулись более чем на 1 350 саженей (одна сажень – 2 м 16 см). По длине укреплений Белгород превосходил Воронеж более чем в два раза, а по площади – почти в пять раз.
Все крепости заселяли исключительно служилые люди: дети боярские, стрельцы, пушкари, казаки и черкасы (украинские переселенцы).
Белгородская черта позволила закрыть русские земли от татарских набегов, заселить обширные южные районы. Но в конце XVII века, с продвижением границ России дальше к Чёрному морю, оборонительная черта потеряла стратегическое значение. Её служилые люди частично переселились на юг в новые города-крепости, частично ушли на Дон, который со всеми притоками ещё Иван Грозный пожаловал казакам за славный поход на Казань. Однако значительная часть бывших защитников Белгородской черты осталась жить здесь же. Потомки этих служилых людей – однодворцы, то есть государственные крестьяне, – и стали коренным населением нынешней Белгородчины.
Фото из личного архива Владимира Жигалова
Муравский шлях
«Земляной вал пересекал много оврагов и логов, что вынуждало ставить в этих местах тарасы – срубные конструкции, иногда насыпавшиеся землёй. В логах и оврагах, в общей конструкции с тарасами, делали бревенчатые трубы для стока воды, – рассказывает Владимир Жигалов. – Деревянные трубы устанавливали не только в оврагах, но и в наклонных местах, куда собиралась полая и дождевая вода. В этих местах строители вала делали водяные отводы в виде прямоугольных изгибов земляного вала в фронтовую сторону».
Важным элементом конструкции, по словам Владимира Михайловича, были земляные городки. К одному из таких, вернее к его остаткам, мы и подъехали. Сложно несведущему человеку догадаться, что поросший травой большой бугор на краю засеянного поля – это и есть земляной городок. То есть был.
«Городки предназначались для обороны от нападавшего противника. Высота их вместе с бревенчатой стеной достигала 6 м, – продолжил свой рассказ Жигалов. – Расположение земляных городков по валу учитывало определённую интервальность в полверсты и опасность направления. К примеру, открытое поле между лесом и яругами».
В городках, в случае нападения неприятеля, держали оборону болховские и карповские служивые люди. Впереди, перед валом, где были проезжие ворота, ставились дополнительные укрепления из надолбов и частиков – деревянных частоколов. В земляных городках были караульные избы со смотровыми площадками.
«На сегодня из почти 30-километрового вала сохранилось не более 3 км, – говорит Жигалов. – Находятся они в районе крепости Болховец (кладбище), участки западнее Болховца по обеим сторонам лога в Кульбаках, на границе болховского и карповского участков, и в пределах слободы Пушкарной Яковлевского района».
Мы забрались на вершину холмика-городка, и Владимир Михайлович обратил моё внимание на чуть приметную, петлявшую по полю грунтовку:
«Это Муравский шлях – один из главных путей, которым пользовались крымские татары в XVI–XVII веках для набегов на Русь. Шириной он был в среднем метров 200».
Фото из личного архива Владимира Жигалова
По географическому описанию земель Русского государства (книга Большого чертежа) и по документам XVI века Муравский шлях шёл от Перекопа на север, к Туле, по водоразделам рек: справа – Северского Донца, слева – Ворсклы и Сейма, далее через реку Сосна, между pеками Зуша и Красивая Меча до переправы у Костомарова брода на реке Упа. Муравский шлях имел ответвления: Кальмиусский, Изюмский, Бакаев шляхи и Пахнутцева дорога. Он находился под непрерывным наблюдением русского войска. До середины XVI века Муравский шлях охранялся заставами и сторожевыми станицами, позже – системой укреплённых пунктов, засечными чертами, которые перекрывали Муравский шлях и его ответвления на западе и востоке. Наибольшее значение при этом имела Большая оборонительная черта, с постройкой которой, а затем городов-крепостей Белгород, Ливны и Елец, путь татарам по Муравскому шляху в пределы Русского государства был закрыт. Для набегов татары использовали и обходные пути, прежде всего Кальмиусский и Изюмский шляхи. С возведением Белгородской черты, проходившей от Ахтырки через Белгород, Оскол и Воронеж к Тамбову, были перекрыты и обходные пути. Муравским шляхом в XVI–XVII веках пользовались русские посольские и купеческие караваны, направлявшиеся в Крым и обратно, а также вольное казачество, совершавшее походы против Крымского ханства.
Муравский шлях, кстати, упоминается не только в исторических документах, но и в русской литературе. Вот как описывал его Иван Бунин:
«Летний вечер, ямщицкая тройка, бесконечный, пустынный большак… Много пустынных дорог и полей на Руси, но такого безлюдья, такой тишины поискать. И ямщик мне сказал:
– Это, господин, Муравский шлях называется. Тут на нас в старину несметные татары шли. Шли, как муравьи, день и ночь, день и ночь и всё не могли пройти…
Я спросил:
– А давно?– И не запомнит никто, – ответил он. – Большие тысячи лет!»
Фото Евгения Филиппова
Русский хребет
«Я часто бываю в столичных архивах, и когда там узнают, что занимаюсь изучением Белгородской оборонительной черты, а именно её белгородской частью, – очень удивляются. В забвении она каком-то, – сетует Жигалов. – Хотя иностранцы интересуются, даже научные работы пишут. Но не мы. А ведь Белгородская оборонительная черта, по моему мнению, хребет собирания русских земель».
Было бы правильно, по словам Жигалова, все сохранившиеся участки оборонительной черты признать памятником истории, сформировать интерактивную карту, проложить туристические маршруты.
«Кое-что в этом направлении уже делается. Однако не обходится без досадных недоразумений, – подчеркнул Жигалов. – В нашем аэропорту, к примеру, на стене, за стойкой продажи билетов висит схема городов-крепостей Белгородской оборонительной черты XVII века в пределах сегодняшней Белгородской области. Так вот, в схеме этой отсутствует город-крепость Болховец. Было стыдно, когда научный сотрудник Российского государственного архива древних актов, посетивший наш город, указал на эту досадную ошибку. Надо, чтобы каждый белгородец знал свою историю и гордился ею. Я опасаюсь, что такую инициативу перехватят другие регионы, по которым шла черта. А ведь её белгородский участок может стать брендом нашего региона».