Гора бога и лиановый лес, или Почему я непременно вернусь в Дагестан
Корреспондент «БелПрессы» уже бывала здесь прежде и после очередного путешествия убедилась: Дагестана много не бывает
-
Статья
-
Статья
Тогда бирюзовый Сулакский каньон, заброшенный аул Гамсутль и возрожденное село Зубутли, мрачная Карадахская теснина и горячий бархан Сары-Кум произвели на меня глубокое впечатление. Но ещё больше поразили гостеприимные и шумные лакцы и аварцы, которые так и норовили зарезать для тебя последнего барана, накормить тебя хинкалом, напоить домашним вином и рассказать десятки историй о своём прекрасном крае.
И вот ещё одна встреча с Дагестаном, который вновь удивил и заставил полюбить себя ещё сильнее.
Священная гора
Если в прошлый раз наш маршрут лежал через северные районы Дагестана, то в этот раз мы с друзьями направились на юг. Из Махачкалы перебрались в Дербент, а оттуда – в аул Мискинджа, к подножью священной горы Шалбуздаг. Эта вершина высотой 4 142 метра и была нашей ближайшей целью.
Гора бога – так называют этот красивейший массив местные жители. Мусульмане верят: если семь раз взойти на Шалбуздаг, все грехи будут отпущены. Ведь семикратное восхождение к вершине приравнивается к паломничеству в Мекку. Мы же подобных целей перед собой не ставили, планируя просто подняться к ледниковому озеру Зем-Зем и насладиться видами с каменистых склонов.
В маленький аул Мискинджа мы прибыли после полудня. День был жаркий, и мы решили остановиться на короткий обед в одном из придорожных кафе. На тесной кухне местные женщины как раз замешивали тесто и готовили начинки для горячих чуду – дагестанских тончайших лепёшек с мясом, сыром и творогом. Пока мы ждали, «гоняли чаи». Наш неизменный провожатый – лакец Назар – наливал нам ароматный напиток из чайника с длинным тонким носиком.
«Чай надо женить!» – восклицал Назар с сильным акцентом, подхватывал полный чайник и поднимал его высоко-высоко над столом.
Потом театрально, но аккуратно, узенькой струйкой наливал крепкий напиток в стеклянную чашку. Так, что ему аплодировали не только мы, но и вся женская часть аула Мискинджа, со смехом выглядывавшая из кухни.
«Наша традиция, дарю!» – шумел щедрый Назар и уверял, что такой чай насыщается кислородом и оказывается намного вкуснее, налитого обычным способом.
Насытившись горячими масляными чуду, напившись особого чая и захватив с собой несколько оставшихся от обеда лепёшек, мы отправились в путь. Провожая нас одна из сердобольных аварок долго причитала «Ох, бедные, бедные, куда ж вы пошли, как мне вас жалко».
Салам и его «буханка»
У пыльной дороги нас уже ждала старая-престарая буханка, на которой нам предстояло вскарабкаться по горным склонам до высоты 3 000 метров. Дальше – пешком. Вид нашего автомобиля, равно как и нашего водителя, вызывал опасения. Это был очень старый седобородый горец, который к тому же совершенно не говорил по‑русски. Звали его, кажется, Салам. И даже наш Назар не понимал ни слова из того, что он пытался ему сказать.
А говорил Салам на табасаранском языке. Надо сказать, что точное количество дагестанских диалектов не знает никто. Доподлинно известно только то, что 14 из них имеют письменность. А вот табасаранский язык официально признан самым сложным в мире. Он держит рекорд по количеству падежей – их в этом языке выделяют от 44 до 52. Если добавить к этому 10 частей речи и три диалекта внутри самого языка, станет понятно, почему старика Салама никто не понимал.
Первые 15 минут после того, как загрузились в машину, мы молча слушали, как Салам заводит машину. «Бж-бж-бж-бж-прр», – пыхтел древний уазик, чихая и кашляя, но каждый раз отчаянно умирая в самом конце.
Было жарко, Салам ругался на табасаранском, мы – на русском, Назар – на лакском. У обочины пасся флегматичный баран. Нам казалось, что он глумливо ухмыляется, глядя на всех нас. Ещё через десять минут безуспешных попыток завести машину, мы открыли дверь, чтобы вдохнуть свежего воздуха, и тут случилось чудо: буханка затарахтела. Салам выкрикнул что‑то дикое, видимо, чтобы мы быстрее закрыли двери, пока ничего не сломалось опять. И буханка понесла нас в горы.
3 000 метров
Маленькие домики аула, увитые виноградными лозами, быстро закончились. Машина пылила, то и дело истошно сигналя стадам бестолковых баранов и коров, которые лежали прямо на дороге. Объезжать их приходилось по самой кромке обрыва. Так что из‑под колёс срывались в бегущую внизу бурливую реку тоненькие струйки мелких камней.
Где‑то на полпути мы встретили на крутом склоне примерно такую же древнюю буханку, как наша. Брошенная у края пропасти, она, похоже, стояла здесь уже много дней. Салам что‑то долго объяснял Назару, и из его вольного перевода мы поняли, что местные водители часто попадают здесь в такие истории. То тормоза отказывают, и приходится выпрыгивать из машины вместе с пассажирами прямо на ходу, то просто не заводится. Местные в общем‑то уже привыкли к таким горным приключениям, а туристы сюда забираются не часто.
Обычно сезон восхождений на Шалбуздаг начинается в июле и заканчивается к концу августа. Мусульманские паломники поднимаются из аула Мискинджа на таких вот случайных попутках, которые дежурят внизу в надежде немного подзаработать. Едут до отметки 3 000 метров. Там они останавливаются на ночлег в паломническом гостевом доме без особенных удобств. Так, в аскезе и с молитвами они проводят здесь ночь, чтобы немного привыкнуть к высоте. А рано на рассвете выходят на тропу, чтобы совершить паломничество. Мы же решили не тратить время на акклиматизацию и подняться к вершине сразу. Для некоторых такое решение оказалось ошибкой. К тому времени, как мы добрались до гостевых домов, трое из нашей команды почувствовали себя плохо из‑за быстро набранной высоты и решили никуда не ходить.
Мы же отправились выше.
Волшебное озеро Зем-Зем
На этой высоте было уже довольно прохладно. Песчаная, каменистая тропа круто забирала вверх. Так что, задрав голову, можно было увидеть нагромождение причудливых скал, укутанных облаками. Едва различимая тропа терялась где‑то там. По зелёным склонам, поросшим мелкими жёлтыми цветами, были разбросаны огромные валуны, явно прикатившиеся сюда откуда‑то сверху.
Зелёные склоны постепенно исчезали, сменяясь охристыми скалами и осыпавшейся под ногами тропой. Иногда нас накрывали плотные густые облака, заставляя останавливаться и доставать тёплую одежду. Временами места подъёма были настолько крутыми, что неизменно потели ладошки от одной мысли посмотреть, что там внизу за спиной. Пару раз над тропой пролетали орлы, срываясь в ущелья с протяжными долгими криками. На скальных проломах стали попадаться грязные снежники, не стаявшие с прошлой зимы. И удивительно было видеть цветы в снегу, которые пробивались кое‑где между камней. А потом мы всё‑таки дошли.
После очередного подъёма из‑за скал показалось удивительного цвета озеро Зем-Зем. С тонкой коркой льда в середине, с отражёнными на ребристой от ветра поверхности низко висящими облаками, прозрачное до самого дна. Тут же над озером стояла маленькая хижина пастуха, где мы отыскали маленький ковшик и вдоволь напились вкуснейшей ледяной воды из волшебного озера.
Когда достали из рюкзака чуду, чтобы немного подкрепиться, в камнях показалась любопытная мордочка горностая, который почуял запах еды. Помелькав немного у воды, он потихоньку улизнул. А мы решили прогуляться немного дальше.
Назар повёл нас к углублению в скале на высоте в два человеческих роста. По легенде, если изловчиться и забросить туда камень, гора исполнит любое твоё желание. Следующие 10 минут мы, словно дети, упражнялись в меткости, в конечном итоге отыграв у горы не меньше десяти заветных желаний.
Когда опомнились, солнце уже давно повернуло на закат. И нам пора было спускаться, ведь на подъём мы потратили не меньше пяти часов.
Вниз тропа будто несла нас сама. Мы бежали, неслись, катились по сыпучей каменной крошке. Лишь однажды задержались на одной живописной скале, молча созерцая размытое облаком жёлтое закатное солнце, осветившее широкую долину внизу. Эта вечерняя тишина, этот пронзительный свет заполнял тебя целиком, залечивая все душевные царапины и раны поглубже, наделяя внутренней силой и бесконечным покоем. И эти мгновения хотелось остановить.
Ночь над Шалбуздаг
Когда мы спустились на отметку в 3 000 метров, где нас должна была ждать наша весёлая буханка, табасаранец Салам и трое наших друзей, мы обнаружили, что дорога пуста. Горы окутывал мрак, и становилось ощутимо холодно. Телефон сеть не ловил, и, что нам с этим делать, мы понимали с трудом. Назар собрал все наши средства связи в кучу, влез на какую‑то скалу и попытался дозвониться до аула Мискенджа или до кого‑то из наших пропавших ребят. Всем не терпелось узнать историю таинственного исчезновения части нашей экспедиции. Спустя час, когда мы уже рассматривали близкие звёзды на углубившемся небе, Назар поведал нам, как всё было.
Одной из наших девочек стало совсем плохо, и ребята приняли решение спускаться. Кое‑как объяснив Саламу, что от него требуется, загрузились в машину и поехали. Минут через десять пути у буханки, как и рассказывал нам давеча Салам, отказали тормоза. Он начал орать на табасаранском, чтобы все прыгали. Каким‑то чудом ребята поняли, что делать и на полном ходу выскочили на тропу. Но Салам в попытке спасти своего четырёхколёсного динозавра боролся до последнего и всё же сумел остановить буханку у края обрыва.
Седые от страха ребята решили спускаться пешком, где на полпути их остановили местные чабаны. Основательно замёрзших, они затащили их в свой маленький домик, напоили чаем, накормили сыром и лепёшками, одолжили какую‑то тёплую одежду и развлекали до темноты весёлыми историями из жизни горных пастухов. Тем временем Салам связался со своим старшим сыном, у которого, как это ни странно, была ровно такая же буханка, и вызвал его, чтобы забрать всех нас с горы и отвезти обратно в аул.
Примерно через полчаса, набившись в тёплую машину, мы летели вниз над жуткими обрывами, всё также распугивая дремавших на тропе коров и баранов, и очень эмоционально обсуждая события минувшего дня. В конце концов усталость взяла верх, мы пригрелись и начали дремать. Время близилось к часу ночи. Вымотавшихся за день, нас трясло и швыряло по сиденьям, а мы, блаженно улыбаясь, слушали замысловатую табасаранскую речь Салама, который что‑то оживлённо вещал старшему сыну.
Завтра нам предстояло спуститься к Каспийскому морю и после дышащих холодом гор ощутить влажную жару единственного в России субтропического лианового леса в дельте реки Самур.
От червеца до 700-летнего платана
Поспать в эту ночь нам удалось мало. Рано утром бодрый Назар поднял всех нас и после короткого завтрака поволок в машину.
«На лианах покачаться хотите?» – то и дело восклицал он.
В машине нас ждала Афисат, которая должна была показать нам Самурский лес. Много лет назад она закончила биофак в Махачкале, и теперь работала проводником в этом уникальном заповеднике. Машина мчала нас прямо вдоль сонного Каспия, по влажному песку, среди тихих лагун и тайных птичьих убежищ.
Афисат указывала рукой и говорила, что здесь на мелководье останавливаются на зимовку розовые фламинго. Часто здесь видят чёрных аистов и кудрявых пеликанов. Потом тропа резко свернула от берега в том месте, где в Каспий впадает река Самур, берущая начало как раз на ледниках горы Шалбуздаг. Дальше пройти можно было только пешком.
Афисат выпорхнула из машины и повела нас в самую чащу лианового леса. Она была здесь, кажется, тысячу раз, знала каждый кустик и каждую букашку.
«Вот здесь пробковые деревья соседствуют с грабами, здесь кизил и фундук, дуб и ольха, – и тут же груши и яблони, – показывала она. – И все они как паутиной оплетены лианами, которых здесь полтора десятка видов».
Мы шли как по джунглям, то ныряя под висящие над тропинкой лианы, то перебираясь через Самур по выбеленным дождями белым стволам упавших деревьев как по мостам, то пробираясь через трещины в стволах огромных деревьев. Гладили мохнатые лианы и пёстрый плющ Пастухова, и смотрели на косяки маленьких рыбок в реке и на то, как отражённый от воды солнечный свет играет бликами на стволах невиданных деревьев.
В самой чаще встретили огромную черепаху с расколотым панцирем. Наблюдали нежно-фиолетовых крошечных стрекоз и мучнистых червецов, которые были похожи на малюсенькие пушинки, но при внимательном взгляде оказывались живыми существами.
Афисат то и дело показывала нам краснокнижные растения, рассказывая о них короткие, увлекательные истории. А потом отвела нас к гигантскому платану возрастом 700 лет. Мы честно пытались обхватить его всей нашей дружной компанией, но длины раскинутых рук нам не хватило. Этот платан, как живой символ вечности, кажется, врос своими корнями в самую сердцевину земли. Мы для него что для нас пушинки мучнистых червецов. Вот только что были, и их уже нет: унесло ветрами времени, и даже крошечного следа не осталось. Ни тепла прикосновения от любопытной руки, ни восхищённого взгляда.
Мы бродили по древнему лесу до самой жары, пока комары совсем не одолели нас. Это соприкосновение с вечностью хотелось продлить, но время неумолимо. И настоящее победило. Вырвавшись из лиановых объятий Самурского леса, мы устремились к морю. Горячему ласковому Каспию.
Тем и удивителен для меня Дагестан: в этом гостеприимном крае есть, кажется, всё, что только может пожелать человек. Ещё вчера ты карабкался в гору, видел снег среди скал, трогал облака, слушал крики орлов, а уже сегодня ты гуляешь по реликтовому лесу и купаешься в тёплом море. И даже два коротких дня, проведённых в этих удивительных местах, наполняют тебя впечатлениями и воспоминаниями на несколько долгих холодных месяцев вперёд. И ты проводишь их в радостном ожидании новой встречи. Ведь Дагестан – это место, в которое хочется возвращаться.
Анастасия Состина