«Посмеёшься, и легче станет». Что помогало пережить войну жителям прохоровской Кураковки

Страшное клеймо

«Помню, как отцовские медали доверху заполняли коробочку, – вспоминает Нина Яковлевна. – С ними играл младший брат, они и потерялись, ни одной не осталось. Так было у многих, фронтовики в мои детские годы их не надевали, а День Победы был самым обычным рабочим днём. Я редко слышала, чтобы отец говорил с мужчинами про войну. Это была закрытая тема, её старались забыть, слишком больно было.

Его звали Яков Иванович, с 1942 года он служил в дорожных войсках Красной армии. С 18 лет восстанавливал мосты, которые, отступая, разрушали немцы. Батальоны работали круглосуточно, под обстрелами, в любую погоду, солдаты часто стояли по пояс в воде. Отец рассказывал, что иногда помогали лошади: в седле повыше достаёшь и не так сыро.

Дорожники погибали не только от обстрелов, но и от тяжёлых воспалений лёгких, отец однажды чудом выкарабкался. Как‑то он весь покрылся непреходящими фурункулами, мучился от боли. На время его отправили в хозяйственный обоз. Из‑за болезни он был настолько скован в движениях, что голову не мог повернуть. Один из командиров, раздосадованный неловкостью солдата, вспылил и с размаху ударил его по шее. Острая боль – чирий лопнул, обидно, больно, но неожиданно болезнь раз и навсегда покинула его.

Яков Иванович / Фото: Елена Мирошниченко

В хозобозе отец был нарасхват – он сделал первую печь в блиндаже. Блиндажи по пути следования армии строили постоянно, и печников очень ценили. Я не знаю, умел ли отец делать их до войны, ведь ему как главе семьи, которым он стал в 14 лет, пришлось научиться многому.

В 1937 году к конюшне, где работали его отец и дядя, подъехал чёрный воронок, мужчин затолкали в машину и больше их никогда не видели. Что, как, почему, никто не объяснял, но страшное клеймо «семья врагов народа» повисло над ними. Больная мать не пережила горя, вскоре её не стало. И на нём, 14-летнем подростке, остались две сестры и двухлетний брат. Жили тяжело, бедно, но в школе учились все. Он сумел закончить семь классов, что в то время удавалось не каждому.

Разрушенным мостам требовались умелые руки, поэтому в хозобозе он пробыл недолго. Однажды чуть не погиб: пуля пролетела и коснулась головы, содрав с неё кожу. На этом месте вырос седой волос, на чёрных кудрявых волосах появилось белое пятно – вечная память о войне.

Фото: waralbum.ru
Сроднился с танковой бронёй. Как рязанец Пётр Пискарёв под Прохоровкой воевал

Медалей за взятие Будапешта, Берлина, за победу над Германией у меня нет, сохранились лишь удостоверения. Война закончилась, но наступило время срочной службы, домой он вернулся только в 1948-м».

Неравный брак

«Моя мама Прасковья Герасимова была на семь лет старше отца. С началом войны рухнула её счастливая жизнь. Красавец муж пропал на фронте, ни одного письма от него не пришло. Восьмимесячная дочка пылала от жара, а она, загнанная непрерывными бомбёжками в подвал, ничем не смогла помочь умирающему ребёнку. От горя чуть не сошла с ума.

Люди многое пережили: враги убивали, насиловали, отбирали последнее. И когда пришёл день Победы, огромная радость охватила всех. У мамы, почти единственной, оказался не разрушен дом, хоть и покосился, держался на опорках. Остальные жили в подвалах. Его как могли выровняли, в нём стала встречаться молодёжь – всем хотелось поскорее вернуться к мирной жизни. Там же однажды оказался и Яков.

Традиция собираться у нас дома осталась и после их женитьбы. По меркам села это был неравный брак, папа – сирота, из семьи врагов народа, это был позор. То, что он воевал, пришёл с медалями, не считалось, ведь воевали все. Мама была из уважаемой семьи, дедушка не пил, не курил, был умён и смекалист. В голодомор в колхозе погибла корова, её закопали. Он с пятью детьми ночью пришёл на это место и выкопал часть туши. Мясо дед обильно пересыпал солью, приговаривая, что это убьёт всю заразу. А что делать, выхода не было: либо умереть от голода, либо от отравления. Но всё обошлось, мясо смогли растянуть надолго, благодаря ему выжили все.

Прасковья Герасимова / Фото: Елена Мирошниченко

Вернувшись с фронта, отец стал работать ветеринаром, откуда у него взялись эти знания – ума не приложу. Но выделывать (кастрировать), принимать роды у животных, лечить их приходилось ему. И когда прибыл ветеринар с нужным образованием, но любитель выпить, люди ещё долго говорили отцу, насколько он лучше. Отец потом окончил курсы осеменаторов, был бригадиром, заведующим фермой и радовался этому. Слишком много он пережил в довоенное время, когда его называли Яшкой и каждый норовил кольнуть тем, что он сын врага народа. А теперь он стал уважаемым Яковом Ивановичем.

А вот его сёстрам, которых с детства так же унижали, повезло меньше. Помню, к Дусе посватался парень, да такой неказистый, как же ей не хотелось с ним жить. Но родственники сказали, вряд ли к тебе, дочери врага народа, кто ещё посватается – соглашайся.

Возле дома, где она жила с мужем и свекровью, росло много вишни. До сих пор помню её растерянный взгляд, когда я, ещё маленькая девочка, пришла её поесть. Ешь, говорила мне она, но при этом испуганно озиралась, выглядывая суровую и всем недовольную свекровь. Дуся с детства привыкла быть униженной и виноватой».

Фото: Владимир Юрченко
«Вернуться к своим корням». Почему 5 августа – особый день для белгородки Марии Иволги

Без Пашуни скучно

«В школе я пела, сочиняла сценарии и очень хотела поступить в культпросветучилище, но тогда это считалось несерьёзным занятием. Зато организаторские и творческие способности в полной мере проявились на пенсии: я возглавляю актив территориального округа № 23 пенсионеров Белгорода, а ещё я председатель совета ветеранов территориального округа, вхожу в совет инвалидов восточного округа, пою в хоре. Поём, танцуем, мероприятия проводим, и силы и желание на это есть.

Но и мою жизнь простой не назовёшь. Когда мне было 18, мама в поле попала под погрузчик. Это было страшное горе, жизнь в нашем доме остановилась. После этого недолго прожил и папа, я осталась с младшим братом – слепым от рождения.

Но мне, как и моим родителям, всегда помогало то, что, несмотря ни на какие испытания, мы оставляли в жизни место шуткам и пес­ням. У мамы было великолепное врождённое чувство юмора. Когда она не выходила на работу, женщины жаловались: «Пашуня, как же без тебя было скучно».

В нашем доме всегда были люди – они приходили поговорить, посоветоваться, встретить вместе праздник. Помню, как молодёжь приходила к отцу: «Яков Иванович, разреши в твоём доме встретить 7 ноября» – клуба‑то у нас не было. И родители разрешали: те пели, танцевали, помню, как они весело утаптывали земляной пол в новом доме, а мы, дети, наблюдали за этим с печки.

До сих пор мои ровесники при встрече вспоминают, как отец играл с нами. Идёт с фермы, а тут мы собрались, и он в «охотниках и утках» оставался последним в игре, никто его победить не мог. А как быстро он бегал! Мы с мамой любили посмеяться по любому поводу, и он беззлобно нам говорил: «когда вы уже нахохочетесь».